Иванов-Ринов, Павел Павлович

Па́вел Па́влович Иванов-Ринов (Павел Павлович Иванов; 26 июля 1869, Семипалатинская область — ?) — российский военный деятель, деятель Белого движения в Сибири и на Дальнем Востоке в 1918—1922 годах. Полковник (1913). Генерал-лейтенант (1919). Атаман Сибирского казачества (1918)

Биография

Окончил Сибирский кадетский корпус в Омске (1888) и Павловское военное училище (1890). Вступил в службу хорунжим в 3-й Сибирский казачий полк. В 1900 году перешёл из казачьих войск на службу в Туркестанский военный округ, где прослужил до 1904 года, вернувшись в 7-й Сибирский казачий полк. В 1906—1914 годах служил уездным начальником Пржевальского, Верненского и Ходжентского уездов в Туркестанском военном округе. Получил чин подполковника.

Участник Первой мировой войны. Участвовал в боях в Карпатских горах, произведён в полковники. В 1916 году отозван с фронта, назначен Семиреченским губернаторомК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Сыграл решающую роль в подавлении антирусского мятежа в Туркестане. Покинул Туркестан после Февральской революции 1917 года, зачислен в резерв Кавказского военного округа. С сентября 1917 года — командир 1-го Сибирского казачьего полка, с ноября — Отдельной Сибирской казачьей бригады, которую привёл в Петропавловск в 1918 году для расформирования.

После захвата власти большевиками в начале 1918 года начал подпольную деятельность, вскоре стал руководителем антибольшевистских отрядов Степной Сибири. В это же время принял псевдоним Ринов. После свержения в Омске советской власти становится командиром Степного корпуса, затем избран войсковым атаманом Сибирского казачьего войска. С 1 октября по 4 ноября 1918 года — Военный министр Временного Сибирского правительства, сменив на этом посту А. Н. Гришина-Алмазова. Одновременно — командующий Сибирской армией Уфимской Директории. Находясь на своём посту, ввёл звания и погоны императорской армии. 13 сентября 1918 года издал указ, согласно которому все офицеры, служившие у большевиков, объявлялись предателями. После назначения военным министром А. В. Колчака назначен командующим Семиреченским фронтом с сохранением должности командующего Сибирской армией. После прихода к власти А. В. Колчака официально признал Александра Васильевича Верховным Правителем России.

Назначен помощником по военной части генерала Хорвата, оставил пост командующего Сибирской армии (принял его вновь по прибытии в Омск). В декабре 1918 года возглавил подавление мятежа пленных красноармейцев в Омске. 23 декабря того же года снят с поста командующего Сибирской армией и отправлен во Владивосток, где был назначен командующим войсками Приамурского военного округа. В мае 1919 года вернулся в Омск, руководил формированием Отдельного Сибирского казачьего корпуса, с переменным успехом участвовал в боях на реке Тобол и 11 сентября был награждён орденом св. Георгия 4-й степени. Обвинялся общественными и военными кругами в бездействии и провале Тобольского наступления в августе — октябре 1919 года. За недельное бездействие на фронте в сентябре 1919 года отстранён Колчаком от командования. В ноябре 1919 года покинул Омск, арестован генералом Пепеляевым за измену. Освобождён, бежал в Красноярск, где находился на нелегальном положении. Эмигрировал в Харбин в марте 1920 года. В 1921 году — начальник штаба войск атамана Семёнова на Дальнем Востоке. Вскоре занял должность начальника тыла армии во Владивостоке. В 1922 году вместе с остатками войск генерала Дитерихса эвакуировался в Корею. С 1924 года — в Китае. С 1922 сотрудничал с советским агентом Гущиным, осенью 1925 разоблачен полковником Г.В. Енборисовым, после чего бежал в СССР. Войсковым правительством в Зарубежье и представителями Сибирского казачьего войска лишен звания войскового атамана.

Источники

• Гинс Г. К. [istmat.info/node/25476 Сибирь, союзники и Колчак]. Поворотный момент русской истории 1918—1920. — М.: ООО Издательство «Крафт+», 2007. — ISBN 978-5-93675-127-1
• Гончаренко О. Г. Белое движение. Поход от Тихого Дона до Тихого Океана. — М.: ООО "Издательский дом «Вече», 2007. — ISBN 978-5-9533-1988-1
• Клавинг В. Гражданская война в России: Белые армии. Военно-историческая библиотека. — М., 2003.

Ссылки

• [www.hrono.info/biograf/bio_i/ivanov_rinov.html Иванов-Ринов Павел Павлович]

Отрывок, характеризующий Иванов-Ринов, Павел Павлович

Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!