Вышнеградский, Иван Алексеевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иван Алексеевич Вышнеградский»)
Перейти к: навигация, поиск
Иван Алексеевич Вышнеградский

Иван Вышнеградский, министр финансов России (~1890 год)
Научная сфера:

механика

Место работы:

Михайловская артиллерийская академия, Петербургский технологический институт

Альма-матер:

Главный педагогический институт

Известные ученики:

В. Л. Кирпичёв, Н. П. Петров, А. П. Бородин

Известен как:

основоположник теории автоматического регулирования

Награды и премии:

Ива́н Алексе́евич Вышнегра́дский (20 декабря 1831 (1 января 1832), Вышний Волочёк — 25 марта (6 апреля) 1895, Санкт-Петербург) — русский учёный-механик и государственный деятель. Основоположник теории автоматического регулирования, почётный член Петербургской АН (1888). В 1887—1892 гг. — министр финансов России.





Семья

Из духовного сословия. Жена — Варвара Фёдоровна, урождённая Доброчеева (первым браком была замужем за Н. А. Холоповым, овдовела). Дочери — Софья, Варвара (жена крупного музыканта и общественного деятеля В.И. Сафонова), Наталия. Сын — Александр (18671925) — промышленник и финансист. Внуки — композитор И.А. Вышнеградский, возлюбленная адмирала Колчака А. В. Книпер. Правнук — художник Владимир Тимирёв.

Брат Николай был педагогом и профессором русской словесности[1].

Образование

Учился в Тверской духовной семинарии (1843—1845). Окончил физико-математический факультет Главного педагогического института в Петербурге (1851; с серебряной медалью; за отличные способности и успехи на экзаменах получил звание старшего учителя). Магистр математических наук (1854; защитил в Петербургском университете диссертацию на тему «О движении системы материальных точек, определяемой полными дифференциальными уравнениями»).

В 1860—1862 годах находился за границей для подготовки к профессорскому званию, изучал состояние машиностроения на промышленных предприятиях и в высших технических учебных заведениях Германии, Франции, Бельгии и Великобритании, слушал лекции Редтенбахера (нем.) по конструированию машин в Высшем техническом училище в Карлсруэ.

Учёный и педагог

  • С 1851 — преподаватель математики во 2-м Петербургском кадетском корпусе.
  • С 1854 — репетитор по математике и прикладной механике в Михайловском артиллерийском училище.
  • С 1855 — преподаватель Михайловской артиллерийской академии.
  • С 1859, одновременно, действительный член временного Артиллерийского комитета.
  • В 18621887 — профессор механики Петербургского технологического института.
  • В 18651875 — профессор практической механики Михайловской артиллерийской академии.
  • В 18671878 — инженер-механик Главного артиллерийского управления.
  • В 1875—1880 — директор Петербургского технологического института.
  • С 1878, одновременно, совещательный член Артиллерийского комитета.

В 1869 был назначен членом Комитета по устройству Всероссийской мануфактурной выставки в Петербурге в 1870, во время которой был председателем комитета экспертов в одном из её отделов («пятой группе предметов»). В 1873 — член международного комитета экспертов Венской всемирной выставки, занимался организацией русского машинного отдела выставки. В 1876 был командирован на выставку научных предметов в Лондоне. В 1878 исполнял обязанности вице-президента экспертов по машинному и инженерному делу на выставке в Париже. В 1879 стал генеральным комиссаром Всероссийской выставки промышленности и художеств в Москве в 1882.

Сыграл большую роль в создании научных основ конструирования машин. Создал русскую научную школу инженеров-машиностроителей. Ввёл преподавание курса теоретических основ машиностроения, читал курсы прикладной механики, термодинамики, теории упругости, грузоподъёмных машин, токарных станков, паровых машин и др. Ввёл для студентов курсовое и дипломное проектирование. Автор руководства «Элементарная механика», в течение многих лет считавшееся лучшим в России в данной области. Среди учеников И. А. Вышнеградского: В. Л. Кирпичёв (организатор технического образования, первый ректор Харьковского технологического института), Н. П. Петров (создатель математической теории смазки), А. П. Бородин (изобретатель в области паровозостроения).

Выдающийся инженер-конструктор. Среди сконструированных им машин: автоматический пресс для изготовления призматического пороха, подъёмные машины, пресс для испытания материалов, механический перегружатель грузов (для речного порта) и др. Участвовал в строительстве Охтинского порохового завода, механических мастерских Петербургского арсенала, патронных, пороховых и оружейных заводов.

Вышнеградский один из основоположников теории автоматического регулирования. В работе «О регуляторах прямого действия» (1877) представил метод расчёта регуляторов этого типа. Сформулировал условие устойчивости системы регулирования (критерий Вышнеградского).

В конце прошлого столетия регулятор Уатта паровой машины в результате ряда конструктивных усовершенствований перестал действовать. Вышнеградский дал такую математическую идеализацию его, которая выяснила причины этого явления и дал практические рекомендации для устранения этого дефекта. Оказалось — достаточно повысить трение! Сама теория Вышнеградского проста до чрезвычайности, а практические выгоды от неё очень важны.

— Прим. Л. С. Понтрягина.

Впервые введённые им в практику метод графического разделения плоскости параметров системы регулирования на области устойчивости и метод исследования качества переходного процесса лежат в основе современной теории регулирования.

Математические способности Вышнеградского описаны в воспоминаниях С. Ю. Витте:

Вышнеградский был большим любителем вычислений, — его хлебом не корми — только давай ему различные арифметические исчисления. Поэтому он всегда сам делал все арифметические расчеты и вычисления по займам. У Вышнеградского вообще была замечательная память на цифры, и я помню, когда мы с ним как-то раз заговорили о цифрах, он сказал мне, что ничего он так легко не запоминает, как цифры. Взяли мы книжку логарифмов, — он мне и говорит: — Вот откройте книжку и хотите.— я прочту громко страницу логарифмов, а потом, — говорит, — вы книжку закроете и я вам все цифры скажу на память. И, действительно, взяли мы книжку логарифмов, я открыл, 1-ю страницу: Вышнеградский её прочёл (там, по крайней мере, 100, если не больше, цифр) и затем, закрыв страницу, сказал мне на память все цифры (я следил за ним по книжке), не сделав ни одной ошибки.

Предприниматель

С 1869 — член правления Петербургского водопроводного общества. С 1874 — член правления Общества Рыбинско-Бологовской железной дороги. С 1875 — член правления Общества Киевско-Брестской железной дороги. С 1878 — вице-председатель, с 1881 — председатель Общества Юго-Западных железных дорог. Как крупный предприниматель нажил миллионное состояние.

Государственный деятель

В 1880-е годы Вышнеградский входил в близкое окружение крайне влиятельного консервативного публициста, редактора «Московских ведомостей» Михаила Каткова (публиковал в его газете статьи по финансовым вопросам). Именно по предложению Каткова в 1884 Вышнеградский стал сначала членом Совета при министре народного просвещения, где участвовал в разработке консервативного университетского устава 1884 года, а также стал главным автором проекта промышленного образования. В 1886 Вышнеградский был назначен членом Государственного совета и Комитета финансов.

Пользуясь протекцией влиятельного князя Владимира Мещерского (близкого к Александру III), а также мощной поддержкой Каткова, который в 1885—1887 годах развернул активную кампанию за отставку «министра-инородца» Николая Бунге, с 1 января 1887 года Вышнеградский занял пост министра финансов. Главной целью нового руководителя министерства — стало ликвидация бюджетного дефицита и политика покровительства отечественной промышленности. Для этого Вышнеградский намеревался ввести винную и табачную монополии, пересмотреть железнодорожные тарифы и таможенные пошлины. За первые два года ему действительно удалось уменьшить бюджетный дефицит, значительно увеличить золотой запас России, а вместе с ним — и устойчивость рубля. Но ради достижения этой цели Вышнеградский в 1887-88 годах повысил прямые и косвенные налоги. Это позволило провести конвертацию внешних займов России (с 5 до 4 %) и начать масштабный выкуп железных дорог в казну.

При Вышнеградском более чем в два раза вырос экспорт русского хлеба. Это объясняется тем, что Вышнеградский стремился решать проблемы индустриализации и финансовой стабилизации за счет сельского хозяйства. Символом этого подхода послужила приписываемая ему крылатая фраза: «недоедим, но вывезем!». Его коллега по министерству финансов П. Х. Шванебах следующим образом объясняет происхождение фразы: «Не могу забыть возгласа, вырвавшегося у него весной 1891 г., когда при надвигающемся неурожае, он стал опасаться отлива золота: „Сами не будем есть, но будем вывозить“. Юмор И. А. (Вышнеградского — Б. Н.) и его всегдашняя готовность для дела хоть самому лечь костьми несколько скрашивают жестокость этого изречения»[2][3][4]. Однако, при этом он не уделял достаточного внимания аграрному вопросу, что способствовало осложнению положения в деревне и голоду 1891-92 годов, в результате подорвавшему многие начинания Вышнеградского. Как министру, ему не хватало широкого кругозора, он вёл себя в основном как узкий финансист. Однако его уход с министерского поста в 1892 году был вызван вовсе не некомпетентностью, а тяжёлой болезнью и интригами,[5] прежде всего со стороны его непосредственного преемника, С. Ю. Витте.

Однако помехи в деятельности следовали не только изнутри министерства, от коллег и конкурентов. Всё-таки, Вышнеградский был человеком не совсем своим среди традиционного аппарата чиновников. Помехи и препятствия в работе возникали порой в самых неожиданных местах. Так, например, 30 марта 1889 года года главой министерства путей сообщения был назначен Адольф Яковлевич фон Гюббенет. В отличие от своего предшественника, генерала Паукера, у него сразу же сложились крайне напряжённые отношения с министром финансов, который в деловых вопросах теперь оказывался ближайшим партнёром и сотрудником министра путей сообщения (тарифная политика, выкуп дорог и целый ряд других, не менее важных). Александр III был хорошо осведомлён о тлеющем конфликте, но относился к нему не только спокойно, но и даже с некоторым удовольствием.[6] Как рассказывал Вячеслав Плеве начальнику Главного управления по делам печати Евгению Феоктистову,

«…непримиримая вражда Гюббенета и Вышнеградского, конечно не составляет тайны для государя, но он вовсе не намерен положить ей конец, напротив того, она как бы входит в его виды. Государь не любит Вышнеградского, не доверяет ему и, кажется, очень доволен, что Гюббенет следит за каждым его шагом, умышленно выискивает, нет ли чего предосудительного в образе действий его противника».

( Евгений Феоктистов, «За кулисами политики и литературы»)

Такое положение казалось бы создавало некоторые преимущества для Гюббенета, но при том его позиции изрядно подрывались… им же самим. Он был слишком явно некомпетентен в делах собственного ведомства. Вышнеградский же, находясь постоянно в обстановке интриг и пристального внимания, которые были ему не свойственны по характеру, нервничал и чувствовал себя не на своём месте. В конце концов это и привело его к углубляющейся болезни и отставке в 1892 году.

Министр финансов

В январе 1887 назначен управляющим министерством финансов, в 18881892 — министр финансов. Был назначен по инициативе Каткова, который добился увольнения либерального министра Н. Х. Бунге и рассчитывал, что Вышнеградский резко пересмотрит политику министерства в направлении проведения продворянской финансовой политики. Кроме того, Бунге не смог решить вопрос выработки бездефицитного бюджета, который стал одной из главных задач нового министра.

В 1890 году стал Почётным гражданином Казани[7].

Предприняв некоторые меры, направленные на защиту дворянских интересов (например, была проведена конверсия закладных листов общества взаимного поземельного кредита, причём новые закладные листы освобождались от уплаты купонного налога), И. А. Вышнеградский, в целом, продолжил политику своего предшественника, направленную на борьбу с бюджетным дефицитом и укрепление национальной валюты. Проводил протекционистскую политику, существенно повысив таможенные пошлины, что проявилось, в частности, в Таможенном тарифе 1891, увеличившим пошлины для 63 % ввозимых товаров и сокративших только для 2 %. О деятельности И. А. Вышнеградского в качестве председателя Комиссии для общего пересмотра таможенного тарифа, в которую входили представители министерств, торгово-промышленных кругов, — крупные учёные (в том числе Ф. Ф. Бельштейн, А. К. Крупский, Н. И. Тавилдаров и другие) говорится в автобиографических заметках Д. И. Менделеева:

В сентябре 1889 г. заехал, по товарищески, к И. А. Вышнеградскому…, чтобы поговорить по нефтяным делам, а он предложил мне заняться таможенным тарифом по химическим продуктам и сделал меня членом Совета торговли и мануфактур. Живо я принялся за дело, овладел им и напечатал… доклад к Рождеству. …На моём веку много мне приходилось заседать и присутствовать при рассмотрении множества жгучих вопросов русской жизни. Но говорю с полной уверенностью, ни разу я не видел такого собрания, как «Тарифная комиссия» 1890 г.

Летопись жизни и деятельности Д. И. Менделеева. — Л.: Наука. 1984. С. 317—319

Значительное внимание И. А. Вышнеградский уделял созданию запаса золотой наличности, что позволило его преемнику С. Ю. Витте провести денежную реформу (ввести «золотой рубль»). Инициировал увеличение косвенных налогов: был повышен питейный акциз, введены нефтяной и спичечный акцизы, дополнительный акциз с рафинированного сахара, увеличен гербовый сбор (повышение косвенного налогообложения было подвергнуто критике оппонентами Вышнеградского как ухудшающее положение малоимущих слоёв населения). Выступал за поощрение экспорта — в частности, провёл понижение хлебных тарифов; на зерно, вывозимое за границу, была установлена 10%-ная скидка. Стимулировал вывоз не только излишков хлеба, но и части необходимых запасов крестьян. Как писал об этом известный ученый экономист Озеров Иван Христофорович[8]:

Стремление удержать золото в России и поддержать золотое обращение создаёт у нас так наз. Вывозную политику мы употребляем все меры, чтобы сжать привоз к нам заграничных товаров и, наоборот, усилить вывоз, отсюда — пониженные вывозные железнодорожные тарифы. Мы вывозим все: хлеб, мясо, яйца, а вместе с тем вывозим частицы нашей почвы, вывозим даже свои собственные волосы, — как говорил Вышнеградский, — «сами недоедим, а вывезем»

( Озеров Иван Христофорович, «Экономическая Россия и её финансовая политика на исходе XIX и в начале XX века »)

Когда, неурожаи 1891 и 1892 вызвали голод среди крестьянства и нанесли удар по экспортной политике Вышнеградского, он руководил выкупом в казну нерентабельных железных дорог, предпринял контрольно-финансовую (1889—1890) и тарифную (1889) реформы в железнодорожной сфере. Провёл конверсии государственных (внешних и внутренних) займов, что способствовало сокращению платежей по государственному долгу, понижению процента, упорядочиванию государственного долга (при этом сам государственный долг при нём увеличился за счёт новых займов).

Энергичный и предприимчивый министр финансов, пришедший из предпринимательской среды, был нетипичной фигурой для российской бюрократии. В мемуарах Витте описана история обвинения Вышнеградского в получении взятки в размере 500 тысяч франков от Ротшильда при заключении в Париже займа. Однако история была сложнее — Ротшильд отстранил от участия в займе одну из конкурирующих банкирских групп (Госкье), которая предварительно заручилась согласием Вышнеградского на своё участие в выгодном проекте. Тогда министр финансов действительно попросил Ротшильда выплатить ему 500 тысяч франков, но всю сумму перевёл «обиженным» банкирам как компенсацию за упущенную выгоду. Витте вспоминал, что Александр III, узнав о подробностях проведённой операции,

с одной стороны, был очень доволен, что выяснилось, что министр его человек корректный; но с другой стороны, сделал совершенно правильное замечание, что тот приём, который употребил Вышнеградский — приём все-таки крайне неудобный… Но приём этот именно был свойствен характеру Вышнеградского и был привит к нему его прежней деятельностью, когда он имел различные дела с различными банкирами, в различных обществах, — дела которых не были всегда вполне корректными. Но всё это происходило тогда, когда он еще не был министром финансов, а весь этот приём (употребленный Вышнеградским в отношении группы Госкье) и является отрыжкой тех приёмов, которые вообще там были приняты и которые Вышнеградский практиковал сам в прежней своей деятельности.

Последние годы жизни и кончина

В апреле 1892 Вышнеградский по состоянию здоровья ушёл в отставку с поста министра, оставшись членом Государственного совета. Управляющим делами министерства финансов был назначен товарищ министра — Ф. Г. Тернер. Тернер управлял министерством до назначения С. Ю. Витте 30 августа (11 сентября1892 года. Похоронен в Исидоровской церкви Александро-Невской лавры в Петербурге, в настоящее время могила утрачена[9].

Награды и звания

Орден Святого Александра Невского[10]

Адреса в Санкт-Петербурге

1893 — 25 марта (6 апреля1895 года:  доходный дом И. О. Утина (Конногвардейский бульвар, 17).

Труды

  • О движении системы материальных точек, определяемой полными дифференциальными уравнениями. СПб, 1854.
  • Элементарная механика. СПб, 1860.
  • Курс подъёмных машин. Ч. 1-2. СПб, 1872.
  • О регуляторах прямого действия. СПб, 1877.
  • О регуляторах непрямого действия. СПб, 1878.
  • Прикладная механика: Курс паровых машин. СПб, 1879—1884.
  • Записка И.А. Вышнеградского Александру III «Об изменении финансового управления». 1886 г. // Судьбы России. Проблемы экономического развития страны в XIX – начале XX вв. Спас – Лики России, СПб., 2007.
Предшественник:
Николай Бунге
Министры финансов России
18871892
Преемник:
Сергей Витте

См. также

Напишите отзыв о статье "Вышнеградский, Иван Алексеевич"

Примечания

  1. Вышнеградский, Николай Алексеевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Миронов Б. Н. Благосостояние населения и революции в имперской России: XVIII-начало ХХ века. М.: Новый хронограф, 2010. С. 644.
  3. [new.hist.asu.ru/biblio/urbani/2_5.html М. Константинова, «О роли государства в хлебной торговле Сибири в конце XIX — начале XX в.», Интернет портал по истории Алтая]
  4. [web.archive.org/web/20120111224031/www.expert.ru/printissues/ural/2008/12/pereedim_ne_vyvezem/ Г. Жога, «Эксперт Урал» № 12 (321), 24 марта 2008 года]
  5. Коллектив авторов СПбГУ под ред. акад.Фурсенко. Управленческая элита Российской империи (1802-1917). — С-Петербург.: Лики России, 2008. — С. 342.
  6. Коллектив авторов СПбГУ под ред. акад.Фурсенко. Управленческая элита Российской империи (1802-1917). — С-Петербург.: Лики России, 2008. — С. 238.
  7. [www.gazeta.ksu.ru/archiv1/0805/13.htm Принимая во внимание заслуги]
  8. Проф. И. Х. Озеров. Экономическая Россия и её финансовая политика на исходе XIX и в начале XX века / М. 1905 г. с. 165.
  9. [lavraspb.ru/nekropol/view/item/id/2722/catid/3 Федоровская усыпальница и усыпальница митрополита Исидора]
  10. [www.az-libr.ru/index.htm?Persons&M54/699206b0/0001/e2b0d877 Вышнеградский Иван Алексеевич [20.12.1831-25.03.1895]]

Литература

  • Шилов Д. Н.  Государственные деятели Российской империи. Главы высших и центральных учреждений. 1802—1917. Биоблиографический справочник. — СПб., 2001. — С. 149—154.
  • Санкт-Петербург. 300 + 300 биографий. Биографический словарь / St. Petersburg. 300 + 300 biographies. Biographic Glossary // Сост. Г. Гопиенко. — На рус. и англ. яз. — М.: Маркграф, 2004. — 320 с. — Тир. 5000 экз. — ISBN 5-85952-032-8. — С. 58.
  • Кузнецов В.Н.Предпринимательство и процессы модернизации Российской империи во второй половине XIX века (на материалах Северо-Западного района). — СПб.: Астерион, 2014. — С. 74. — ISBN 978-5-00045-087-1.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Вышнеградский, Иван Алексеевич

– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.