Иван Васильевич Стрига Оболенский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Васильевич Стрига Оболенский
Дата смерти

1478(1478)

Принадлежность

Великое княжество Московское

Звание

князь, боярин и воевода

Сражения/войны

Междоусобная война в Московской Руси (1425—1453),

Московско-новгородская война (1456),

Русско-казанская война (1467 - 1469),

Московско-новгородская война (1471),

Московско-новгородская война (1477—1478)

Ива́н Васи́льевич Стрига, князь Оболе́нский (ум. 1478) — боярин и воевода великих князей Московских Василия Васильевича Темного и Ивана III Васильевича, участвовал почти во всех их походах.



Биография

Старший из четверых сыновей боярина князя Василия Ивановича Косого от первого брака с М. Ф. Всеволожской.

Впервые упоминается И. В. Оболенский в 1446 году. В этом году великий князь был захвачен и ослеплён князем галицким Дмитрием Юрьевичем Шемякой, который заточил его с детьми в Угличе. Оболенский с князьями Ряполовскими и другими приверженцами великого князя решился составить заговор для его освобождения; заговорщики на совещании решили собраться в условленный день под Угличем, но Шемяка узнал об этом и Оболенскому с некоторыми другими пришлось бежать за Волгу, в Белоозеро. Шемяка послал за ними войско, которое было, однако, разбито Оболенским и Ряполовскими при устье реки Мологи. Однако время идти к Угличу было упущено и Оболенский вместе с другими приверженцами Василия Тёмного решил бежать в Литву.

В Литве в это время уже собралась вся партия князей и бояр противных Шемяке; во главе её стоял князь Василий Ярославич Боровский, и Оболенский вступил в её ряды. Соединившись в местечке Пацыне, союзники двинулись к Угличу, но по дороге узнали, что великий князь уже освободился и собирает войско, чтобы вернуть себе великокняжеский стол. Союзники двинулись к нему на помощь, соединились с ним у Углича и дальнейший поход совершили вместе.

В 1449 году Иван Стрига Оболенский был воеводой в Костроме и вместе с другим воеводой Василия Тёмного, Фёдором Басенком, отразил нападение Шемяки, который, начав снова войну, осадил этот город.

В 1456 году, когда великий князь пошел на Новгород, Оболенский сопровождал его и был послан вместе с Фёдором Басенком на Русу. Московский отряд захватил город врасплох и одержал победу (см. Сражение под Русой) и победой над новгородским войском пытавшимся отбить город обратно.

В 1458 году Иван Стрига Оболенский участвовал в походе московской рати на Вятку.

В 1460 году, по просьбе псковичей, был назначен великим князем наместником во Псков; 23 марта 1460 года псковичи торжественно посадили его на княжение и «даша ему всю княжюю пошлину». Заключил выгодный мир с Ливонским орденом. В 1462 году был отозван из Пскова.

В 1462—1478 годах присутствовал как боярин на докладе Ивану III поземельных дел.

В 1463—1468 годах был наместником в только что присоединённом Ярославском княжестве. При нём разрушалась старая удельно-вотчинная и складывалась новая система служилого землевладения. Ярославские князья превратились из удельных правителей в бояр и воевод великого князя Московского. По распоряжению Ивана III переманивал местных крестьян на великокняжеские земли, не считаясь ни с интересам местных феодалов, ни с традицией. Ермолинская летопись за всё это язвительно называла его чудотворцем Иваном Агафоновичем Сущим.

В 1467 году Стрига был послан великим князем помогать московскому служилому царевичу Касиму занять Казанское ханство, но на Волге встретил казанского хана Ибрагима, который не дал ему возможности перейти реку и московское войско должно было возвращаться без успеха в холодную и дождливую осень, причём едва не погибло от голода, так как оказался большой недостаток в съестных припасах.

В 1467 году, когда казанцы напали на верховья реки Юга и сожгли город Кичменгу и разорили костромские волости, Оболенский был послан на них, прогнал их, преследовал до реки Унжи, но догнать не мог, и, разорив земли черемисские, союзников казанских татар, вернулся в Москву.

В 1471 году Оболенский участвовал в походе великого князя к Новгороду, командуя татарской конницей. В 1472 году, при известии о нашествии хана Большой Орды Ахмата на московские области, был послан к Оке. В том же году псковичи снова просили его к себе на княжение, но на этот раз великий князь не согласился на это, сказав, что Оболенский нужен ему самому.

В 1477 году князь И. В. Оболенский был одним из главных участников похода великого князя к Новгороду, двинулся туда по Яжелбицкой дороге, и, при распределении позиции был назначен с владимирским ополчением в передовой полк; 24 ноября Оболенский получил приказание занять, под главным начальством брата великого князя — Андрея Васильевича Меньшого — все монастыри в окрестностях города, чтобы новгородцы не выжгли их. Оболенский, в одну ночь двинувшись из Бронниц, где стояло тогда великокняжеское войско, по льду Ильменского озера, исполнил поручение Ивана III и занял все новгородские окрестности. Когда же новгородцы решились сдаться, Стрига вёл переговоры с ними от имени великого князя об условиях сдачи, а после сдачи был назначен вместе с братом Ярославом новгородским наместником и приводил жителей Новгорода к присяге великому князю.

Впрочем, наместничать в Новгороде пришлись ему недолго: в феврале 1478 года он был отстранён от должности, а весной умер, вероятно, от моровой язвы, господствовавшей в то время в Новгороде, успев однако перед смертью оказать ещё одну важную услугу Ивану III: он отыскал и выдал ему все письменные договоры, когда-либо заключенные новгородцами с князьями литовскими. Похоронен был Иван Стрига Оболенский, по собственному желанию, в Суздале, в Спасо-Евфимьеве монастыре.

От брака со Степанидой, дочерью И. К. Зубатого-Давыдова-Морозова, оставил 6 сыновей: Василия Большого, Ивана Слыха, Фёдора Гузея, Ивана Щетину, Василия Шиху и Александра. Считается родоначальником князей Стригиных-Оболенских.

Источники

Напишите отзыв о статье "Иван Васильевич Стрига Оболенский"

Отрывок, характеризующий Иван Васильевич Стрига Оболенский

– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.