Иван Васильевич Хабар Симский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Иван Васильевич Хабар Симский (ок.1465-1470 — 1534) — воевода на службе у московских князей Ивана III и Василия III. Младший (второй) сын московского воеводы и боярина Василия Фёдоровича Образцова-Симского.





Родословная и варианты имени

Род Добрынских (по селу Добрынскому в Юрьевском уезде[1]), к которому принадлежит Хабар Симский, происходит от князей Смоленских. Родовое имя Хабара Симского — Иван Васильевич Добрынский. Фамилия Симский унаследована от деда, Фёдора Константиновича Добрынского-Симского, владевшего селом Сима в Юрьевском уезде. Прозвище Хабар получено в юности — за удачливость [2]. Фамилия Образцов или Образецов — унаследована от отца, который, в свою очередь, получил прозвище Образец за похожесть на родителей.

В художественной литературе и публицистике чаще всего используются либо вариант из двух прозвищ — Хабар Симский, либо вариант из имени и прозвища — Иван Хабар.

Биография

В начале Казанско-русской войны 1505—1507 гг., в 1505 году Иван Васильевич был воеводой в Нижнем Новгороде и руководил его обороной. Война началась внезапно, татаро-ногайское войско, во главе с казанским ханом Мухаммед-Амином, осадило Нижний Новгород. В городе были запасы оружия, но не было достаточных войск. Тогда Хабар нашёл выход из положения, вооружив находившихся в городе литовских пленных, взятых во время Ведрошской битвы, которые по национальности были большей частью русскими, - и с их помощью отбил приступы татар, после чего те отошли от города.

В 1514 году, пока основные силы Василия III были заняты в походе на Смоленск, Хабар командовал войсками, препятствовавшими крымским татарам оказывать помощь Речи Посполитой.

Во время татаро-русской войны 1521 года, когда войска крымского хана Мухаммед Гирея возвращались из успешного набега на Москву, Хабар был воеводой в Переяславле-Рязанском. Татары пытались хитростью захватить город (видимо, они не предполагали серьёзного приступа), - но он, умело используя артиллерию, смог его отстоять и, в свою очередь, завладел грамотой, в которой Василий III обязался платить дань Крыму, как в своё время платили Золотой орде. За этот подвиг он был возведён в сан боярина).

Во время Казанско-русской войны 1523—1524 гг., в 1524 году, в качестве командующего конницей московской армии участвовал в неудачном походе Василия III на Казань. Одержанная им победа над объединённой армией черемис, чувашей и казанцев на реке Свияге — помогла русской армии избежать полного поражения.

Семья

Отец — Василий Федорович Добрынский по прозвищу Образец, воевода и дипломат на службе у Ивана III.
Жена — Евдокия Владимировна Ховрина (Младшая), сестра главного казначея Ивана III, Дмитрия Владимировича Ховрина.

Дети:

  • Василий Иванович Хабаров (ум. до 1543)
  • Иван Иванович Старшой Хабаров, боярин и воевода на службе Ивана Грозного, впоследствии — старец Иоасаф Хабаров.
  • Иван Иванович Меньшой Хабаров (ум. 1541)
  • Ирина Ивановна Хабарова, жена князя Андрея Дмитриевича Ростовского

Напишите отзыв о статье "Иван Васильевич Хабар Симский"

Ссылки

  • Образец-Симский-Хабар, Иван Васильевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [www.zelen.ru/archivs/archivs-goretovstan2.htm Игорь Быстров «Хабар Симский — выдающийся военачальник Руси (1500—1520 года)»]
  • [www.hrono.ru/biograf/bio_o/obrazcov_habar.html Образецов-Симский-Хабар Иван Васильевич]
  • [www.magister.msk.ru/library/history/karamzin/kar06_07.htm Н. М. Карамзин. История государства Российского. Том 6. Глава 7. Продолжение государствования Иоаннова. Г. 1503—1505]
  • [www.magister.msk.ru/library/history/karamzin/kar07_02.htm Н. М. Карамзин. История государства Российского. Том 7. Глава 2. Продолжение государствования Василиева. Г. 1510—1521]
  • [www.magister.msk.ru/library/history/karamzin/kar07_03.htm Н. М. Карамзин. История государства Российского. Том 7. Глава 3. Продолжение царствования Василиева. Г. 1521—1534]
  • [www.magister.msk.ru/library/history/solov/solv05p7.htm С. М. Соловьев. История России с древнейших времен. Том 5. Часть 2. Глава 2. Смоленск]

Упоминания в литературе

«Сердцу каждого русского должны быть очень знакомы освобождение Нижнего Новгорода от врагов, спасение нашей чести в Рязани, осаждённой татарами при Василии Иоанновиче, и другие подвиги знаменитого воеводы.» Лажечников, Иван Иванович. «Басурман»[3]

Интересные факты

В 1525 году, после триумфального возвращения из Казани, Хабар Симский - в память о погибших товарищах - подарил село Середниково (родовую вотчину Добрынинских) Чудову монастырю, основанному в Кремле Святителем Алексием. И на протяжении последующих ста лет Середниково было вотчиной московского Чудова монастыря[4].

В другой наследственной вотчине - селе Сима, Юрьевского уезда - Хабар приступил к строительству замка, но, кажется, не успел его завершить.

На берегу речки Симки видна насыпь или вал, называемый местными жителями Хабара Симского городок.
— сообщается в I томе "России" П. П. и В. П. Семёновых-Тян-Шанских (1899 г.).

Примечания

  1. [rodstvo.ru/forum/index.php?showtopic=3344 Российский фамильный индекс]
  2. Хабара // Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / авт.-сост. В. И. Даль. — 2-е изд. — СПб. : Типография М. О. Вольфа, 1880—1882.</span>
  3. lib.ru/HIST/LAZHECHNIKOW/basurman.txt И. И. Лажечников. «Басурман», «Мастацкая лiтаратура», Минск, 1985, — Стр. 341.
  4. Галашкина, 2011, с. 4.
  5. </ol>

    Отрывок, характеризующий Иван Васильевич Хабар Симский

    Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

    Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
    Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


    Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
    Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
    Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.