Иван Васильевич меняет профессию

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Васильевич меняет профессию
Жанр

комедия
фантастика
приключенческий фильм
музыкальный фильм

Режиссёр

Леонид Гайдай

Автор
сценария

Владлен Бахнов
Леонид Гайдай

В главных
ролях

Юрий Яковлев
Леонид Куравлёв
Александр Демьяненко

Оператор

Сергей Полуянов
Виталий Абрамов

Композитор

Александр Зацепин

Кинокомпания

Киностудия «Мосфильм»
Экспериментальное творческое объединение

Длительность

88 мин.

«Ива́н Васи́льевич меня́ет профе́ссию» — советская кинокомедия производства киностудии «Мосфильм», снятая в 1973 году режиссёром Леонидом Гайдаем по мотивам пьесы Михаила Булгакова «Иван Васильевич». Лидер советского кинопроката 1973 года — свыше 60 миллионов зрителей[1].





Сюжет

Пролог

Фильм начинается как чёрно-белый. Изобретатель Александр Сергеевич Тимофеев (Шурик) создаёт машину времени. Эксперименты по её запуску, периодически приводившие к перегоранию пробок в подъезде, кончились взрывом, перегоранием пробок во всём доме и потерей сознания Шуриком.

Видение Тимофеева

С началом видения фильм становится цветным.

Жена Тимофеева, киноактриса Зина, приходит со съёмок в задымлённую квартиру и говорит Шурику, что уходит от него. Её новый возлюбленный — кинорежиссёр Якин, с которым она уезжает в Гагры.

В это время квартирный вор-рецидивист Жорж Милославский проникает в квартиру соседа Тимофеева — стоматолога Антона Семёновича Шпака — и обворовывает её.

В присутствии управдома Ивана Васильевича Бунши Шурик испытывает машину на небольшой мощности, и стена между квартирами Шурика и Шпака исчезает. Удивлённый Жорж Милославский входит в квартиру Шурика, интересуясь машиной, которая может убирать стены. Шурик увеличивает мощность, и через стену открываются царские палаты. На троне сидит Иван Грозный, рядом писарь Феофан. Увидев пришельцев и приняв их за демонов, Феофан убегает за стражей, а Иван Грозный пугается чёрной кошки Шурика и бежит в его квартиру. В палатах начинается переполох, один из бердышей, кинутый стрельцом в Милославского, а затем — наоборот, Милославским в стрельца, попадает в машину времени, и та ломается, оставляя Ивана Грозного в современном мире, а Ивана Васильевича Буншу и Жоржа Милославского — во времени Ивана Грозного.

Спасаясь от стражи, Милославский замечает внешнее сходство Бунши и Ивана Грозного и заставляет управдома переодеться в найденную царскую одежду. Бунша переодевается в Ивана Грозного, а Милославский — в князя.

В XX веке Шурик объясняет царю, что случилось, и просит подождать его, пока он сбегает в магазин за новыми транзисторами. Иван Грозный остаётся в квартире, учится пользоваться современными бытовыми приборами и оказывается вовлечённым в столкновения с разными героями современности.

В царском времени тоже неспокойно. Бунша отдаёт было шведам Кемскую волость, но Милославский не даёт ему сделать это. На обеде Иван Васильевич Бунша заигрывает с миловидной супругой Ивана Грозного Марфой Васильевной и приходит в состояние алкогольного опьянения. Войско прибывает в царские палаты и пытается пленить самозванцев. Но, наконец, срабатывает починенная Шуриком машина времени, и Иван Васильевич Бунша с Жоржем Милославским возвращаются в XX век.

Иван Васильевич Грозный не успевает вернуться — его задерживает милиция. Бунша добровольно сдаётся в руки милиции, так как «незаконно» временно исполнял обязанности царя. Услышавший это Иван Грозный в ярости нападает на Буншу. Их обоих принимают за душевнобольных с манией величия. Поскольку двойники начинают драку, санитары психиатрической бригады «Скорой помощи», прибывшей вместе с нарядом милиции, обездвиживают обоих участников потасовки, связав их в смирительные рубашки, и одного за другим подводят к Ульяне Андреевне для опознания. И в Бунше, и в царе Ульяна Андреевна признаёт своего мужа. Решив, что она, возможно, тоже сошла с ума, Ульяна Андреевна снимает дорогой парик (обнажив при этом короткую стрижку «ёжик») и отправляется вместе с двойниками в психбольницу.

Милославский же берёт белый халат Шурика и пытается скрыться под видом медика. Врачи и переодевшийся медработником Милославский уводят «пациентов» на улицу, и в этот момент милиционеры, просматривая оставшиеся в оставленной Жоржем Милославским куртке документы, узнают, что у них в руках находился сам вор Жорж Милославский. С балкона они кричат об этом врачам, и далее начинается погоня за Милославским. Воспользовавшись суматохой, Иван Грозный выбегает из машины «Скорой помощи» и бежит в квартиру к Шурику, который снова запускает свою машину. В это время открывается стена в палаты, и Иван Грозный возвращается в своё время, но при этом снова пугается кошки, бросает в неё шапкой и убегает, забыв забрать эту шапку.

Эпилог

В эпилоге фильм снова становится чёрно-белым. Шурик очнулся, поднялся с пола и не понимает, что же всё-таки произошло. Стук в дверь понемногу приводит его в чувство, он идёт открывать и видит за дверью супругов Буншей, грозящих ему жалобой за обесточивание всего дома. Шурик спрашивает у них: «Что, вас уже выпустили из сумасшедшего дома?», приводя Буншей в ярость. Постепенно сознание возвращается к нему, и тут он вспоминает, что его «бросила жена».

Вскоре Зина приходит с работы, Шурик спрашивает её о поездке в Гагры и связи с Якиным. Удивлённая Зина говорит, что Шурик совсем сойдёт с ума со своей машиной, и что никакого режиссёра Якина у них нет. Шурик понимает, что ему всё привиделось. Он успокаивается и вдруг замечает обронённую царём цветную шапку, которая тут же превращается в кошку. Супруги в недоумении смотрят на зрителей, пожимают плечами и целуются, а кошка произносит: «Чао!»…

В ролях

В эпизодах

Съёмочная группа

Создатели сверены по титрам фильма.

Подробности съёмок

Кинопробы

Первый вариант сценария Гайдай писал под Юрия Никулина, который, прочитав его, наотрез отказался сниматься, мотивируя это тем, что год съёмок пропадёт впустую, и фильм положат на полку. После отказа Никулина на роль царя пробовались 8 актёров, в том числе:

В результате роль досталась Юрию Яковлеву. который на пробах смог раздвоиться на жалкого Буншу и грозного царя. С утверждением Яковлева на обе роли возникла проблема с исполнителем роли Жоржа Милославского, играть которого, по задумке режиссёра, должен был Андрей Миронов.

Перепробовав ряд актёров, среди которых были Георгий Юматов, Сергей Никоненко, Георгий Бурков, Вячеслав Невинный и Анатолий Кузнецов, Гайдай остановился на Леониде Куравлёве.

Сложный выбор был и среди исполнительниц женских ролей. На роль Зины пробовались сразу три Натальи: Селезнёва, Гундарева и Гвоздикова[2][3].

Места съёмок

Съёмки фильма начались в мае 1972 года[2] и проходили в следующих местах:

Песни

  • Первоначально песню Александра Зацепина на слова Леонида Дербенёва «С любовью встретиться» («Звенит январская вьюга») для кинофильма записала София Ротару. Однако этот вариант (из-за серьёзной и проникновенной манеры исполнения) не подошёл для комедийного жанра фильма. Кроме того, песня была записана в низкой тональности, и голос Ротару, сам по себе достаточно низкий, совершенно не гармонировал с высоким голосом Натальи Селезнёвой. В результате песню перезаписали, и в окончательный вариант фильма вошло исполнение Нины Бродской. Впоследствии Ротару исполнила эту песню в представлении «Первый скорый» в новогоднюю ночь 2005—2006 годов.
  • Борис Кузнецов, Лев Полосин и хор МВО исполнили песню «Кап-кап-кап» («Маруся») — музыка: Александр Зацепин, слова: Леонид Дербенёв.
  • Валерий Золотухин исполнил песню «Разговор со счастьем» («Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь…») — музыка: Александр Зацепин, слова: Леонид Дербенёв.

Также:

Песню «Поговори хоть ты со мной…» (на стихи Аполлона Григорьева), которая впоследствии называлась «Вариация на цыганские темы», Владимир Высоцкий записал специально для фильма.

Гонорары

  • Леонид Гайдай — 7948 рублей (5948 рублей за съёмки плюс 2000 рублей за сценарий[5]). По другим данным, общий гонорар режиссёра составил 18 000 рублей, что стало одной из причин закрытия экспериментального творческого объединения «ЭТО», созданного в качестве опыта коммерческого кинематографа[6];
  • Юрий Яковлев — 4350 руб.;
  • Леонид Куравлёв — 2312 руб.;
  • Александр Демьяненко — 1663 руб.;
  • Савелий Крамаров — 1129 руб.;
  • Михаил Пуговкин — 788 руб.;
  • Владимир Этуш — 630 руб.;
  • Наталья Селезнёва — 362 руб.;
  • Наталья Крачковская — 347 руб.;
  • Сергей Филиппов — 258 руб.;
  • Наталья Кустинская — 168 руб.;
  • Анатолий Подшивалов — 139 руб.;
  • Нина Маслова — 101 руб.

«Реклама»

Задолго до вхождения индустрии рекламы в советский (впоследствии российский) кинематографК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2768 дней], Леонид Гайдай включил в свой фильм эпизоды, воспринимаемые как скрытая реклама[7][8][9][10]:

  • Жорж Милославский, найдя в квартире Шпака облигации государственного займа и пачки купюр достоинством в 100 рублей, произносит известный в советское время рекламный лозунг государственных сберегательных касс:
Граждане! Храните деньги в сберегательной кассе!
И, после небольшой паузы, добавляет:
…если, конечно, они у вас есть![2]!
  • В мини-баре в квартире Шпака узнаются этикетки брендов «Red Label» и «Cinzano», впрочем, мало что значащие для советского зрителя.
  • Шурик, угощая Ивана Грозного «Столичной» водкой, произносит её название, хотя эта водка фигурирует не в бутылке с этикеткой, а уже перелита в графин.
  • Герой Леонида Куравлёва появляется в кадре с пачкой сигарет «Marlboro».

Приём и цензура

Комичный образ царя-самозванца был воспринят как издевательство над Иваном Грозным, и поэтому из фильма был исключён эпизод, где царь жарит котлеты на кухне ТимофееваК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2768 дней].

Некоторые фрагменты были переозвучены режиссёром из цензурных соображений. Так, в сцене допроса Ивана Грозного сотрудниками милиции на вопрос «Где живёте?» тот отвечает: «В палатах» (цензурный вариант), по замыслу Леонида Гайдая: «Москва, Кремль». А во время царского банкета Бунша спрашивает Милославского: «За чей счёт этот банкет? Кто оплачивать будет?». Тот отвечает: «Во всяком случае, не мы» (цензурный вариант), в оригинале же — «Народ, народ, батюшка». Переозвучили и фразу Бунши в эпизоде обращения к шведскому послу — вместо сценарной фразы «Мир, дружба!» получилось: «Гитлер капут»[2].

Запрету подвергся и эпизод, где Зина, заботясь об Иване Грозном в квартире Шурика, произносит: «Мало ли что могут подумать!», но по губам читается: «Вас здесь могут увидеть!».

На ручке, которую Милославский украл у Шпака и подарил послу, была изображена обнажённая женщина. Крупные планы из фильма вырезали, так как обнажённых женщин тогда было запрещено показывать.[11]

После внесения всех изменений хронометраж фильма уменьшился на 10 минут[2]. Но до сих пор оригинальный негатив фильма хранится на студии «Мосфильм».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2782 дня]

Отличия от пьесы

  • Оригинальная пьеса Михаила Булгакова написана в 1935 году и отображает быт и технические детали 1930-х годов, в то время как фильм был снят в 1973 году. Все бытовые действия в пьесе происходят в коммунальной квартире. В фильме же персонажи живут в отдельных квартирах.
  • В сценарий были внесены и другие изменения, отображающие современные на тот момент реалии. К примеру, патефон, упоминавшийся в пьесе, был заменён на магнитофон, коверкотовое пальто — на замшевую куртку, а в самой машине времени используются транзисторы.
  • В пьесе Тимофеев решает отправиться в эпоху Ивана Грозного, услышав по радио трансляцию оперы «Псковитянка»[12], в то время как в фильме по телевизору он смотрит оперу «Борис Годунов» композитора Модеста Мусоргского. В данном случае звучит вторая картина пролога этой оперы — колокольный звон и фраза Шуйского «Да здравствует царь Борис Фёдорович!».
  • В пьесе упоминается, что Иван Васильевич Бунша был сыном князя, но сам Бунша опровергает это, ссылаясь на то, что на самом деле его биологический отец — кучер Пантелей. В фильме этих подробностей, естественно, нет.
  • Другие изменения не касались напрямую разницы во времени. Было изменено имя Тимофеева: в пьесе — Николай Иванович, а в фильме — Александр Сергеевич[13] (см. «Приключения Шурика»).
  • Были изменены причина поломки машины времени и процедура её ремонта. В пьесе Милославский и Бунша отправляются в прошлое, захватив с собой ключ от машины, и Тимофеев отправляется к слесарю, чтобы сделать новый ключ. В фильме машину повредила брошенная в неё алебарда (Тимофеев ошибочно назвал её бердышом).
  • В пьесе Тимофеев предлагает Ивану Грозному вместо анисовой водки 40-градусную горькую настойку «Горный дубняк». В фильме же Шурик угощает царя водкой «Столичная».
  • Изменён мотив приезда кинорежиссёра Якина к Зине: в пьесе этот персонаж появляется в комнате Тимофеева, удивлённый, почему Зина убежала втихую со студии. В фильме же она предварительно устроила скандал на студии и при уходе перепутала чемоданы. Поэтому Якин явился обратно обменять их. В сцене встречи Якина с Иваном Грозным упоминаются фамилии популярных в 1970-е годы киноартистов: Сергея Бондарчука, Юрия Никулина и Иннокентия Смоктуновского. Подчёркнутое панибратство Якина с царём, которого он принимает за киноактёра — это довольно злая карикатура на привычное поведение известного режиссёра Ивана Пырьева, которого Гайдай недолюбливалК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2768 дней].
  • В пьесе Иван Грозный, флиртуя с Зиной, говорит:
Боярыня красотою лепа, бела вельми, червлёна губами, бровьми союзна, телом изобильна…

Последняя характеристика «боярыни» в фильме не прозвучала, так как у Натальи Селезнёвой, исполнявшей роль Зины, — стройная фигура.

  • В пьесе отдать шведам Кемскую волость решает Милославский, а в фильме это делает Бунша. Милославский же более патриотичный, чем в пьесе, где он не вмешивается в разговор, и в результате волость отдают шведам. В фильме именно он одёргивает «царя» («Так никаких волостей не напасёшься!») и откладывает вопрос в долгий ящик.
  • В пьесе после шведского посла Бунша принял патриарха, у которого Милославский украл панагию и который впоследствии подбил войско на мятеж, сообщив, что царь не настоящий. В фильме этого эпизода нет — Милославский объявил обеденный перерыв, и татарский князь Едигей не попал на приём к исполняющему обязанности царя, патриарх же не упоминается вовсе. У Булгакова это анахронизм (возможно, сознательный[14]): патриаршество в России было введено только в 1589 году, через 5 лет после смерти Ивана Грозного (при нём церковь возглавляли московские митрополиты).
  • В пьесе, в сцене пира, Бунша хочет, чтобы музыканты сыграли ему румбу. В фильме же он требует «что-нибудь массовое петь, современное… ну как это…: трали-вали, тили-тили, это нам не… тили-тили, это мы не трали-вали…», после чего музыканты и Милославский исполняют песню «Разговор со счастьем».
  • В финале пьесы выясняется, что Шпака действительно обокрали, а в фильме это остаётся частью видения[15].

Отсутствуют в пьесе, но есть в фильме

  • Слова «лепота», которое царь произносит с балкона московской многоэтажки, в пьесе нет. Оно было возвращено в современный поэтический язык в 1938 году в поэме Дмитрия Кедрина «Зодчие»[16] (), где Иван Грозный произносит его, глядя на построенный храм Василия Блаженного: Иван Грозный — один из героев поэмы, а возведение этого храма — основа сюжета.
  • В пьесе нет сцены ареста и допроса царя: милиция приезжает уже после возвращения царя в его время. Предварительно Иван Грозный успевает в ярости сломать аппарат Тимофеева, узнав, что шведам отдали Кемь. Буншу и Милославского милиция задерживает вместе. Психиатров в пьесе не вызывали.

Не считая этих и некоторых других незначительных расхождений, фильм выдержан строго по пьесе. Многие выражения, ставшие крылатыми, были придуманы Булгаковым и впервые появились именно в пьесе.

Исторические несоответствия

Следует учесть, что фильм является комедией, причём, как честно написано в начальных титрах, он «ненаучно-фантастический, не совсем реалистический и не строго исторический». К тому же бо́льшая его часть — плод посттравматической галлюцинации главного героя, и этим могут быть оправданы многие ошибки. Некоторые из них даже нельзя квалифицировать как ошибки, поскольку они могли быть допущены создателями фильма сознательно.

  • В сцене допроса милиционерами Иван Грозный на вопрос о годе рождения отвечает: «Тысяча пятьсот тридцать третий от Рождества Христова», хотя он родился 25 августа 1530 года, а в 1533 году умер его отец, Василий III, и Иван Васильевич стал великим князем. Кроме того, летоисчисление «от Рождества Христова» было введено Петром I только в 1700 году. До этого на Руси вели летоисчисление «от сотворения мира». Таким образом, ответ Ивана Грозного должен был звучать так: «Лето 7038 от сотворения мира». Это можно обьяснить тем, что за время пребывания в XX веке Иоанн Васильевич уже узнал о введении нового летоисчисления.
  • Скипетр и держава, которые держит в руках Иван Васильевич Бунша (и которые изображены на иконе), как символ царской власти появились на 100 лет позднее происходящих событий, в XVII веке. У Сергея Эйзенштейна Ивану IV во время коронации тоже вручают скипетр и державу.
  • Кемская волость была разорена шведами в 1590 году, уже после смерти Ивана Грозного.

«Чёрные перчатки»

Существует усечённая короткометражная версия фильма под названием «Чёрные перчатки», стилизованная под немое кино. Эта лента выпускалась на бобине с 8-мм плёнкой, и в советское время её можно было купить для домашнего просмотра[нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2768 дней]. Главным героем этого 12-минутного фильма становится Жорж Милославский, «чёрные перчатки» которого появляются в кадре накануне очередного совершаемого им преступления.

В короткометражную версию вошли фрагменты, вырезанные из театральной версии фильма, в том числе и финальная сцена с Милославским — герой, переодевшись в санитара, помогает довести Ивана Васильевича до машины «скорой помощи». Милиция начинает преследовать его, и на этом сюжетная линия с персонажем в полнометражном фильме заканчивается, поэтому зрителю его дальнейшая судьба неизвестна.

В короткометражной ленте финальная сцена есть. Жорж плывёт на речном трамвайчике в сопровождении двух девушек. Когда же транспорт выплывает из-под тёмного моста, по бокам от Жоржа сидят уже два милиционера[17].

Новогоднее шоу

В 1997 году вышел музыкальный фильм «Старые песни о главном 3», где шесть актёров фильма вернулись к своим ролям:

Сергей Безруков исполнил роль дьяка у царя Ивана Грозного, вместо умершего Савелия Крамарова, а о Шпаке два раза говорится, что он уехал в Израиль. В фильме также снова появляется чёрная кошка. Сюжет фильма является пародийным продолжением предыдущего.

Документальные фильмы о фильме

Вышло несколько документальных фильмов об оригинальном фильме, с участием его создателей.

  • В 2008 году в рамках цикла «Неизвестная версия» вышел документальный фильм о фильме. Там в том числе рассказывается, что актёра Владимира Этуша спустя несколько десятилетий действительно обокрали. Из-за этого поползли шутливые слухи, что это сделал актёр Леонид Куравлёв.
  • В 2012 году в рамках цикла телепередач «Тайны советского кино» («Тайны нашего кино») вышла передача о фильме.
  • В 2014 году вышел документальный фильм Первого канала «Как Иван Васильевич менял профессию».

Факты

Выпуск на видео

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Первоначально, в 1970-е годы, в СССР фильм продавался на киноплёнках.

С 1980-х годов фильм начал выпускаться на видеокассетах VHS видеопродукцией «Видеопрограмма Госкино СССР», первоначально в системе SECAM.

В 1990 году в СССР и России фильм издан кинообъединением «Крупный план», в 1995—1999 годах — совместно с компанией «Видеомир» — на лицензионных видеокассетах VHS со звуком Hi-Fi Stereo и в системе PAL.

В странах социалистического лагеря и в других странах Европы выпускались импортные лицензионные видеокассеты этого фильма с разными дубляжами и с субтитрами.

С 2001 года в России фильм начал выпускаться киновидеообъёдинениям «Крупный план» на DVD — только отреставрированную версию в хорошем качестве изображения со звуком Dolby Digital 5.1 и Dolby Digital 2.0, с русскими субтитрами, и с фильмографиями.

В рамках лимитированной серии «Золотой автограф» компания «Крупный план» выпустила фильм в двухдисковом издании в коллекционном боксе. Помимо самого фильма на первом диске, на втором DVD был включён фильм о создании «Ивана Васильевича» (53 минуты). Также в боксе были включены факсимиле разных киноплакатов к фильму и входного премьерного билета в к/т «Россия».

В 2011 году фильм вышел в формате Blu-Ray от компании «Крупный план».

См. также

Напишите отзыв о статье "Иван Васильевич меняет профессию"

Примечания

  1. Кудрявцев, С. В. [kinanet.livejournal.com/14172.html Отечественные фильмы в советском кинопрокате] (4 июля 2006). Проверено 2 января 2015.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Телефильм из цикла «Тайны советского кино» — «Иван Васильевич меняет профессию», Иван Усачёв, ОАО «ТВ Центр», 2010 год
  3. [www.ng.ru/saturday/2003-01-31/13_gayday.html Ядерный взрыв в «Бриллиантовой руке»]
  4. [www.archdesignfoto.com/udivitelnoe_smeshnoe_nerealnoe_ivan_vasilevich_menyaet_professiyu.html Где снимали фильм «Иван Васильевич меняет профессию». ФОТО | Архитектура, дизайн, фото]
  5. Либрусек — Иван Васильевич меняет профессию (fb2) — Гонорары
  6. Раззаков, 2008, с. 104.
  7. [p-e-b.org/11140.htm p-e-b.org/11140.htm](недоступная ссылка с 21-02-2015 (3324 дня))
  8. [vorotila.ru/Interesnye-fakty/Kampaniya-Marlboro-i77474 Кампания Marlboro]
  9. [kackad.com/kackad/?p=21134 Гайдай Советского Союза]
  10. [mangustfilms.ru/?p=578 Product placement в СССР](недоступная ссылка с 21-02-2015 (3324 дня))
  11. [www.kp.ru/daily/25624.3/790036/ Леонид Куравлёв: «Я так был благодарен Шукшину, что назвал в его честь сына»]
  12. В [lib.spnet.ru/koi.pl/BULGAKOW/p_nabroski.txt ранней редакции] — лекцию о свиноводстве, что затем обыгрывалось в финале.
  13. В пьесе Булгакова «Блаженство», впоследствии переделанной автором в «Ивана Васильевича», изобретателя машины времени звали Евгений Рейн. Обворованный сосед носил фамилию Михельсон, а Бунша не был тёзкой Иоанна Грозного.
  14. В [lib.spnet.ru/koi.pl/BULGAKOW/p_nabroski.txt ранней редакции] этот персонаж назывался митрополитом. Неосторожная фраза Милославского в финале пьесы о том, что панагию ему «патриарх подарил», современниками должна была восприниматься как указание на умершего в 1925 году патриарха Тихона и выглядеть не меньшим криминалом, чем «инженер Тимофеев Иоанна Грозного в квартиру вызвал».
  15. В ранней редакции пьесы мотива видения вообще не было — изобретение машины времени подавалось как реальность.
  16. Высоцкий В. Не кричи нежных слов, не кричи... [стихотворения] / сост. и коммент.: П. Фокина. — СПб.: Амфора, 2012. — С. 36. — 127 с. — ISBN 978-5-367-02116-5.
  17. [www.tv2.tomsk.ru/video-chas-pick/tomskii-kinolyubitel-nashel-utrachennye-kadry-iz-filma-gaidaya Томский кинолюбитель нашёл утраченные кадры из фильма Гайдая]
  18. [22-91.ru/statya/vodka-sssr/24.03.2011 Водка СССР]
  19. [www.youtube.com/watch?v=vXDouAr19lg Иван Васильевич уже 40 лет меняет профессию. Интервью с актёрами.]
  20. Н. М. Карамзин. История Государства Российского. Т. IX, Гл. III
  21. Скрынников Р. Г. [bibliotekar.ru/polk-10/26.htm Далёкий век: Иван Грозный. Борис Годунов. Ермак (Историческое повествование). История России (1240—1700 гг.)]
  22. [www.allmovie.com/movie/v169720 Иван Васильевич меняет профессию] (англ.) на сайте allmovie
  23. «Иван Васильевич меняет профессию» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Литература

  • [escoladeatenas.blogs.sapo.pt/43-69897 43 года фильму "Иван Васильевич меняет профессию"]
  • Фёдор Раззаков. Гибель советского кино. Тайна закулисной войны 1973—1991. — М.,: «Эксмо», 2008. — 1170 с. — ISBN 978-5-699-26831-3.

Ссылки

  • [leonid-gaidai.ru/?r=6&m=1&s=8 О фильме и актёрах на сайте Леонида Гайдая]
  •  [youtube.com/watch?v=a50qT9bW2Qo «Иван Васильевич меняет профессию»] на официальном канале «Мосфильма»
  • «Иван Васильевич меняет профессию» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [kocby.ru/iv/index.html Покадровая стенограмма пьесы Булгакова и фильма]
  • Рустем Вахитов. [nevmenandr.net/vaxitov/grozny.php Грозный и Бунша (о пьесе М. Булгакова «Иван Васильевич» и фильме Л. Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию»)]
  • [fakty.ua/73872-v-komedii-quot-ivan-vasilevich-menyaet-professiyu-quot-vmesto-natali-krachkovskoj-mogla-poyavitsya-nonna-mordyukova-a-vmesto-yuriya-yakovleva----georgij-vicin «В комедии „Иван Васильевич меняет профессию“ вместо Натальи Крачковской могла появиться… Нонна Мордюкова, а вместо Юрия Яковлева — Георгий Вицин»] //Владимир Громов «Факты и комментарии»
  • [www.sergelin.ru/muesli/052.asp «Иван Васильевич» 30 лет спустя. Особенности съёмки фильма]
  • [www.postermountain.com/form/images/full/4534 Постер фильма]
  • [goncharovalexey.livejournal.com/8630.html Кадры из не вошедших в фильм эпизодов]
  •  [youtube.com/watch?v=JqnVLEhmM58 «Черные перчатки»] , [youtube.com/watch?v=-GxFDRuwmlQ (со звуком)]


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Иван Васильевич меняет профессию

Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.