Иван Грозный (фильм)

Иван Грозный
Жанр	драма исторический фильм биографический фильм
Режиссёр	Сергей Эйзенштейн
Автор сценария	Сергей Эйзенштейн
В главных ролях	Николай Черкасов Людмила Целиковская
Оператор	Эдуард Тиссэ Андрей Москвин
Композитор	Сергей Прокофьев
Кинокомпания	Мосфильм ЦОКС
Длительность	100 мин. (1-я серия) 100 мин. (2-я серия)
Страна	СССР СССР
Язык	русский
Год	1945; 1958
Выход фильма «Иван Грозный»

К:Фильмы 1945 года

«Ива́н Гро́зный» — советский художественный исторический фильм - биография, последняя картина кинорежиссёра Сергея Эйзенштейна, над которой он работал в 1940-е годы. Состоит из двух серий: первая вышла на экраны в 1945, вторая — в 1958 году. Также сохранились фрагменты планировавшейся, но оставшейся незаконченной третьей серии. Фильм чёрно-белый, за исключением одной сцены второй серии («Пляска опричников») и финального эпизода.

Фильм восстановлен на «Мосфильме» в 1987 году.

История создания

Идею о необходимости создания фильма о первом в истории России царе Иване Грозном высказал И. В. Сталин и предложил подобрать для этой работы крупного мастера-режиссёра. Выбор А. А. Жданова и И. Г. Большакова пал на С. М. Эйзенштейна. Сценарий фильма, написанный С. М. Эйзенштейном, утверждал лично И. В. Сталин.

Съёмки

Съёмки первой серии шли во время Великой Отечественной войны на студии ЦОКС в Алма-Ате. В работу над фильмом активно вмешивался И. Г. Большаков, который требовал от съёмочной группы закончить картину как можно быстрее. Например, он отдавал распоряжения, чтобы в те дни, когда по болезни С. М. Эйзенштейн не мог снимать, картину снимали его ассистенты. В итоге, С. М. Эйзенштейн написал письмо И. В. Сталину, в котором попросил дать им до завершения съёмок ещё 2-3 месяца и «убедить» Большакова, чтобы стал «более гибок».

После запрета второй серии работы над фильмом были прекращены. Третья серия фильма существует только в сценарии, в подготовительных рисунках, в рабочих записях и нескольких запечатлённых на плёнку фрагментах.

Сюжет

Часть I

Первая серия начинается с венчания на царство Великого князя всея Руси Ивана Васильевича, который провозглашает себя царём и произносит речь о необходимости защитить Россию от внутренних и внешних врагов, не желающих видеть её великой державой. Сам митрополит Пимен дает молодому Ивану скипетр и державу, но после приходит в удивление от смелой речи царя. Присутствующие при коронации бояре и иностранные послы тревожно перешёптываются.

В следующей сцене показана свадьба Ивана с представительницей боярского рода Захарьиных Анастасией Захарьиной-Юрьевой. В Анастасию влюблён один из приближённых царя, Андрей Курбский, но Анастасия отвергает его домогательства. Одновременно боярин Федор Колычев просит у царя позволения уйти в монастырь. Во время пира в палаты врывается толпа простолюдинов во главе с Малютой Скуратовым и юродивым, возмущённых всевластием знатных боярских родов, причем сам юродивый сообщает царю об пожаре и причастности к нему представителей боярского рода Глинских. Однако царь успокаивает толпу. В этот момент в зал заходит посол Казанского ханства, объявляющий Руси войну и протягивающий царю нож, чтобы тот сам себя зарезал. Оскорблённый Иван объявляет войну Казани, а Малюта угрожает послу.

Идущую на Казань русскую армию формально возглавляет князь Курбский, но он показывает себя неумелым командующим, жестоко мучающим татарских пленных. По предложенному Иваном Васильевичем плану русские под предводительством Малюты делают подкоп под стенами и закладывают туда порох. После того, как внутри крепости раздаются взрывы, туда врываются русские солдаты и Казань оказывается захвачена. Одновременно царь Иван знакомится с Алексеем Басмановым, услышав, как он возмущается боярским правлением.

После возвращения из Казани Иван тяжело заболевает. На смертном одре он приказывает приближённым присягнуть своему сыну младенцу Дмитрию, чтобы сохранить страну единой. Царь даже бросается в ноги боярам и угрозой и мольбами просит их совершить обряд присяги. Ефросинья Старицкая, считающая, что монарх должен быть «боярским царём», призывает всех принести присягу своему сыну Владимиру, слабому и управляемому молодому человеку. Более того, она наседает на князя Курбского и напоминает ему про татарскую стрелу, от которой царь спасся благодаря Курбскому. Когда Иван теряет сознание, все считают его мёртвым и начинают присягать Владимиру. Курбский колеблется, но царица, благосклонности которой он пытается добиться, убеждает его не хоронить живого раньше времени. Он присягает Дмитрию, что приводит в изумление княгиню Старицкую и бояр. Выздоровевший Иван награждает тех, кто сохранил верность ему: Курбский получает в командование войска на западной границе, а Алексей Басманов — на южной.

Царь ведет разговор с дьяком и отправляет его в качестве посла к английской королеве Елизавете Тюдор. Он идет в покои к жене и там получает известие о том, что Курбский потерпел поражение и переметнулся на сторону литовцев. Тем временем Евфросинья составляет заговор с целью убийства Анастасии. Она оставляет в палатах кубок с отравленным вином, которое Иван подаёт больной Анастасии, когда та просит пить. Царица умирает. Во время отпевания Анастасии Иван приходит в отчаяние, причем митрополит Пимен, читая заупокойную, постоянно делает намеки на царскую тиранию. Басманов-старший предлагает царю окружить себя верными людьми, такими, как молодой сын Басманова Фёдор — так появляется опричнина. Иван отрекается от престола и уезжает в Александрову слободу — только для того, чтобы вернуться на царство, когда в слободу к царю начали стекаться толпы простых людей после получения на Москве вестей об его отречении.

Часть II: Боярский заговор

Польский король и одновременно великий князь литовский Сигизмунд Август принимает перешедшего к нему Андрея Курбского и обещает поставить того над русскими землями после их завоевания. В этот момент гонец сообщает, что Иван вернулся в Москву.

Царь усиливает свою власть, забирая в своё владение земли бояр, которые те могут получить, только поступая на службу царю. Фёдор Колычёв, некогда друг молодого царя, а теперь игумен Соловецкого монастыря Филипп, принимает предложение стать митрополитом, но только при условии, что он сможет вступаться за осуждённых. Иван даёт своё согласие, но тут же посылает опричника Малюту Скуратова привести в исполнение приговоры осуждённым, чтобы Филипп не успел замолвить за них слово. Среди тех, кого казнит Малюта, три родственника Филиппа.

Иван вспоминает своё детство: он был провозглашён великим князем ещё ребёнком, после отравления матери. При малолетнем князе страна оказалась в руках бояр, служивших иностранным государствам, пока наконец Иван не смог взять власть в руки и не приказал псарям расправиться с главой бояр князем Шуйским.

С помощью Фёдора Басманова царь начинает подозревать, что Анастасия была отравлена Евфросиньей. Тем временем Филипп принимает участие в церемонии прощания со своими казненными родственниками и принимает сторону бояр. Во время богослужения, когда в соборе инсценируется чудо в огненной печи, Филипп вступает в спор с переодетым царём. Сын Алексея Басманова просит митрополита благословить царя, но Филипп непреклонен. В ярости Иван кричит, что теперь будет Грозным, как его прозывают враги. Видя непреклонность царя и узнав об аресте митрополита Филиппа, бояре при поддержке ставшего новгородским архиепископом Пимена поручают юному послушнику Петру Волынцу заколоть его.

Иван убеждается в том, что заговор против него возглавляет Евфросинья. Он посылает ей пустой кубок, а Владимира приглашает на пир, где опричники поют и танцуют, и среди них — Фёдор Басманов в женском платье и с личиной. Причем во время пляски опричников Фёдор замечает Петра Волынца, а царь ставит на место Алексея Басманова. Пьяный князь Владимир проговаривается, что существует заговор, цель которого — возвести его на трон. Иван делает вид, что удивлён, и предлагает Владимиру побыть царём. Его сажают на трон в царском одеянии, в шапке Мономаха, со скипетром и державой. По указанию Ивана Владимир возглавляет процессию опричников в собор. Там его поджидает Петр Волынец, который закалывает переодетого Владимира.

Убийцу задерживают Фёдор и Малюта. Евфросинья появляется в соборе и ликует, думая, что убит Иван, но быстро понимает ошибку. Оплакивая сына, она теряет рассудок, а Иван благодарит убийцу и объявляет, что после того, как уничтожены враги внутри страны, можно начать борьбу с внешними врагами.

В ролях

• Николай Черкасов — Иван Грозный
• Михаил Жаров — Малюта Скуратов, опричник
• Амвросий Бучма — Алексей Басманов, опричник
• Михаил Кузнецов — Фёдор Басманов, опричник, сын Алексея Басманова
• Серафима Бирман — Ефросинья Старицкая
• Павел Кадочников — 1) Владимир Андреевич, сын Ефросиньи Старицкой (1-я, 2-я серии); 2) халдей в «пещном действе» (2-я серия); 3) Евстафий, царский духовник (несохранившаяся 3-я серия)
• Александр Мгебров — Пимен, архиепископ новгородский
• Андрей Абрикосов — боярин Фёдор Колычёв, в дальнейшем митрополит московский Филипп
• Михаил Названов — князь Андрей Михайлович Курбский
• Людмила Целиковская — Анастасия Романовна, царица (1-я серия)
• Владимир Балашов — 1) Пётр Волынец; 2) один из отроков в «Пещном действе» (2-я серия)
• Павел Массальский — Сигизмунд, король польский
• Ада Войцик — Елена Глинская, мать царя (Пролог, «Детство Ивана»)
• Всеволод Пудовкин — Никола Большой Колпак, юродивый
• Максим Михайлов — протодиакон
• Эрик Пырьев — Иван Васильевич в детстве (Пролог, «Детство Ивана»)
• Сергей Столяров — Иван Телепнев-Оболенский (материал сохранился, но в фильм не попал)
• Георгий Юматов — монах (вторая серия)
• Татьяна Панкова — Ефросинья Старицкая (в «Прологе», «Детство Ивана», материал сохранился, но в фильм не попал)
• Ирина Володко — дама при дворе Сигизмунда
• Вячеслав Гостинский — посол Сигизмунда
• Константин Сорокин — пушкарь Ерёма
• Анель Судакевич — дама при дворе Сигизмунда
• Семён Тимошенко — Ливонский посол
• Владимир Уральский — митрополит
• Георгий Гумилевский — 1) Турунтай-Пронский; 2) пушкарь Фома
• Олег Жаков — Генрих Штаден (2-я серия, фрагмент 3-й серии)
• Леонид Косматов — митрополит Вассиан, благословляющий осаждающие Казань русские войска (материал сохранился, но в фильм не попал)
• Андрей Петров — 1) простолюдин; 2) послушник (2-я серия)
• Наум Рогожин — придворный Сигизмунда
• Александр Румнев (Зякин) — Иностранный посол
• Владимир Шишкин — первый халдей
• Борис Жуковский — боярин, представитель интересов ливонцев (2-я серия, сцена «Детства Ивана»)
• Ной Авалиани — опричник (нет в титрах)
• Георгий Вицин — опричник (нет в титрах)

Съёмочная группа

• Автор сценария и постановщик: Сергей Эйзенштейн
• Операторы: Эдуард Тиссэ (оператор натурных съёмок), Андрей Москвин (оператор павильонных съёмок)
• Композитор: Сергей Прокофьев
• Текст песен: Владимир Луговской
• Режиссёр: Борис Свешников
• Второй режиссёр: Лев Инденбом
• Художник: Иосиф Шпинель
• Художники по костюмам: Всеволод Воинов (1-я серия), Лидия Наумова, Яков Райзман (1-я серия), М. Сафонова (2-я серия), Н. Бузина (2-я серия)
• Художник по гримам: Василий Горюнов
• Звукооператоры: Владимир Богданкевич, Борис Вольский
• Дирижёр: Абрам Стасевич
• Второй оператор: Виктор Домбровский
• Ассистенты режиссёра: В. Кузнецова, И. Бир (1-я серия), Борис Бунеев (1-я серия), Фёдор Солуянов (2-я серия)
• Монтажёр: Эсфирь Тобак
• Администратор: А. Эйдус
• Дирижёр хора: Виктор Комаров
• Фотограф: Виктор Домбровский
• Балетмейстер: Ростислав Захаров

Восстановленная версия 1987 года

• Режиссёр восстановления — Мария Филимонова
• Оператор — Аветис Зенян
• Звукооператор — Леонид Воскальчук
• Запись музыки — Виктор Бабушкин
• Музыкальный редактор — Арсений Лаписов
• Монтажёр — Элеонора Праксина
• Консультант — профессор Ростислав Юренев
• Директор — Виталий Кривонощенко
• Государственный симфонический оркестр кинематографии
  Дирижёр — Эмин Хачатурян

Прокат и дальнейшая судьба

Первая серия вышла в прокат 16 или 20 января 1945 года. За неё режиссёр и съёмочная группа получили Сталинскую премию I степени.

В сентябре 1946 г. Центральный Комитет ВКП(б) осудил вторую серию:

Режиссёр С. Эйзенштейн во второй серии фильма «Иван Грозный» обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов, наподобие американского Ку-Клукс-Клана, а Ивана Грозного, человека с сильной волей и характером — слабохарактерным и безвольным, чем-то вроде Гамлета.

— [www.hist.msu.ru/ER/Etext/USSR/cinema.htm Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) О кинофильме "Большая жизнь" 4 сентября 1946 г.]

В оставшемся черновом варианте эта серия вышла на экраны только в 1958 году.

Съёмки третьей серии были прекращены по причине смерти Эйзенштейна (но сохранились её фрагменты, а также осталось много подготовительного материала). Небольшой фрагмент третьей серии «Рыцарь Штаден на опричном дворе» и другие были представлены зрителю в 1988 году.

Отзывы о фильме

Фильм был встречен кинематографистами неоднозначно. Чарльз Чаплин отозвался восторженно:

Фильм Эйзенштейна «Иван Грозный», который я увидел после второй мировой войны, представляется мне высшим достижением в жанре исторических фильмов. Эйзенштейн трактует историю поэтически, а, на мой взгляд, это превосходнейший метод её трактовки. Когда я думаю, до какой степени искажаются события даже самого недавнего прошлого, я начинаю весьма скептически относиться к истории как таковой. Между тем поэтическая интерпретация истории создает общее представление об эпохе. Я бы сказал, что произведения искусства содержат гораздо больше истинных фактов и подробностей, чем исторические трактаты.

В то же время Орсон Уэллс оценил фильм очень негативно, как «выхолощенную демонстрацию красивых картинок». В ответ Эйзенштейн завязал переписку с Уэллсом.

Проживавший в Америке русский художник Мстислав Добужинский также раскритиковал «Ивана Грозного» в рецензии «Сусальный фильм» (1947):

…тенденция в этой картине искажает историческую правду. Удивляет при этом необъяснимое обилие фальши и явных исторических неточностей, которыми полон фильм. <…>

Общий стиль фильма — внешняя его сторона и игра актеров до крайности вычурны и ходульны. Эти «ходули» прежде всего — в грубых эффектах контрастов: в огромной высоты палатах (такие исторически совершенно неверны) с карикатурно низенькими дверями-норами <…>

Как пьеса, фильм образец лубочности. Это отдельные картины без всякого развития драматического действия <…>

Самое тягостное впечатление от «Ивана Грозного» — в игре актеров. <…> Вывороченные и изломанные позы и ужимки, патетические движения, вытаращенный или прищуренный глаз — точно вновь воскрес давно похороненный арсенал провинциальных трагиков, злодейское рычание и адский шепот. <…> И вообще сама эта мелодрама под названием «Иван Грозный» не далеко ушла от тех патриотических феерий, которые когда-то давались в балаганах. Наверно, пройдет несколько лет, этот фильм будет снова показываться у нас в архиве Museum of Modern Art, и публика будет весело смеяться в самых трагических местах, как на комическом старомодном фильме.

Награды

• 1946 — 1 серия. Сталинская премия I степени. — Сергей Эйзенштейн, Эдуард Тиссэ, Андрей Москвин, Сергей Прокофьев, Серафима Бирман, Николай Черкасов
• 1946 — 1 серия. Международный кинофестиваль в Локарно. Приз за лучшую операторскую работу. Эдуард Тиссэ, Андрей Москвин.
• 1990 — Берлинский международный кинофестиваль. Участие в Программе «Retrospective» — Сергей Эйзенштейн.

Интересные факты

• В фильме показано «Пещное действо» — одно из первых на Руси театрализованных представлений.
• Колыбельную «Окиян-море» и «Песню про бобра» исполняет певица Ирма Яунзем.
• В съёмках использовался иконостас храма Троицы Живоначальной в Троицком-Голенищеве.
• Во время съёмки, после того как отснят тот или иной кадр и прозвучала команда режиссёра «Стоп!», исполнявшему роль Ивана Грозного Николаю Черкасову было трудно сразу остановиться и замолчать, и он постоянно какое-то время продолжал играть. С. М. Эйзенштейн пытался уговорить Н. К. Черкасова не тратить энергию впустую, но не мог. В итоге, он смонтировал фильм «Захваты после „стоп“, или Куда идет творческая энергия народного артиста», в который включил кадры игры Н. Черкасова, которая продолжалась уже после команды режиссёра её прекратить.
• Исторические костюмы через много лет были использованы при съёмках комедии «Иван Васильевич меняет профессию».

Видео

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

С 1990 года фильм выпущен на 2-х видеокассетах в системе PAL кинообъединением «Крупный план». Позже перевыпущен на VHS компаниями «Восток В», «Формат А» и «Мастер Тэйп».

В 2000-е годы фильм выпущен на DVD компаниями «Мастер Тэйп», «Восток В», «Магнат», а 3 сентября 2009 года — студией «Союз Видео».

Ссылки

• [youtube.com/watch?v=0clvbX0Lwgk «Иван Грозный» 1-я серия] на YouTube
• [youtube.com/watch?v=P4aYDqJSdP4 «Иван Грозный» 1-я серия, расширенная версия] на YouTube
• [youtube.com/watch?v=yb8hzeKsAA8 «Иван Грозный» 2-я серия] на YouTube
• [cinema.mosfilm.ru/films/film/Ivan-Groznyj/ivan-grozniy-1-ya-seriya/ «Иван Грозный»] на сайте «Мосфильма»
• «Иван Грозный» в «Энциклопедии отечественного кино»: [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=8381 1-я серия]; [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=8514 2-я серия]; [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=18389 3-я серия]
• «Иван Грозный» на сайте Internet Movie Database: [www.imdb.com/title/tt0037824/ 1-я серия]; [www.imdb.com/title/tt0051790/ 2-я серия]; [www.imdb.com/title/tt0095387/ 3-я серия] (англ.)
• Жак Лурселль. [www.cinematheque.ru/post/140303 Иван Грозный, Сергей Эйзентшейн] в «Энциклопедии фильмов«

Библиография

• Эйзенштейн С. М. Иван Грозный: Киносценарий. М.: Госкиноиздат, 1944. — 192 с.
• Сталин И. В., Жданов А. А., Молотов В. М. [grachev62.narod.ru/stalin/t18/t18_200.htm Беседа с С. М. Эйзенштейном и Н. К. Черкасовым по поводу фильма «Иван Грозный» 26 февраля 1947 года] // Сталин И. В. Сочинения. — Т. 18. — Тверь: Информационно-издательский центр «Союз», 2006. С. 433—440.
• [www.hist.msu.ru/ER/Etext/USSR/cinema.htm Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) «О кинофильме „Большая жизнь“». 4 сентября 1946 г.] // Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) — ВКП(б), ВЧК — ОГПУ — НКВД о культурной политике. 1917—1953 / Под ред. А. Н. Яковлева. Сост. А. Н. Артизов, О. В. Наумов. М.: Международный фонд «Демократия», 1999. С. 598—602.

Отрывок, характеризующий Иван Грозный (фильм)

– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.