Любичич, Иван

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иван Любичич»)
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Любичич.
Иван Любичич
Место проживания Монте-Карло, Монако
Рост 193 см
Вес 92 кг
Начало карьеры 1998
Завершение карьеры 15 апреля 2012
Рабочая рука правая
Удар слева одноручный
Призовые, долл. 10 181 121
Одиночный разряд
Титулов 10
Наивысшая позиция 3 (1 мая 2006)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1/4 финала (2006)
Франция 1/2 финала (2006)
Уимблдон 3-й круг (2006-07, 2011)
США 3-й круг (2005, 2007)
Парный разряд
Наивысшая позиция 70 (16 мая 2005)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1/4 финала (2010)
Франция 3-й круг (2004, 2006)
Уимблдон 1-й круг (2005-07)
США 1/4 финала (2003, 2009)
Международные медали
Олимпийские игры
Бронза Афины 2004 парный разряд
Завершил выступления

Иван Любичич (хорв. Ivan Ljubičić, род. 19 марта 1979 года в Бане-Луке, СФРЮ) — хорватский теннисист.





Общая информация

Начал заниматься теннисом в 9 лет.

Отец Марко — электрик, мать Хазира — домохозяйка. Имеет старшего брата Владо.

В 1992 году в возрасте 13 лет уехал из Боснии из-за войны в Италию.

Стиль игры

Главный козырь в игре хорвата — подача. Будучи высоким (193 см) и физически мощным, Любичич обладал мощной (подавал он и со скоростью 230 км/ч) и хитрой подачей. Неудивительно, что большинство титулов в своей карьере он завоевал на харде или в зале. Хорват предпочитал игру на задней линии. Для своего роста Любичич редко, но хорошо играл у сетки. Время от времени Иван играл пару, причем делал это очень хорошо — в 2004 году вместе с соотечественником Марио Анчичем Любичич завоевал бронзовую медаль на Олимпийских играх в Афинах, а год спустя (тоже с Марио) завоевали Кубок Дэвиса в составе своей сборной и Иван с Марио выиграли все четыре парные встречи, в том числе у американцев Боба и Майка Брайанов в четвертьфинале.
У Любичича был мощный форхенд, хороший и разнообразный бэкхенд, но не очень хороший прием подачи, поэтому очень часто играл тайбрейки.

Спортивная карьера

1996-99

В 1996 году пробился в финал юниорских соревнований Уимблдонского турнира, где уступил белорусу Владимиру Волчкову. В этом же году дебютирует в соревнованиях ATP на турниру в Умаге. На этом турнире ему удалось на отказе соперника выиграть в первом раунде у Томаса Карбонелла. Во втором раунде он уступил Густаво Куэртену 2-6, 1-6. Первый титул он завоевал на турнире серии ITF Futures в феврале 1999 года. После этого турнира выиграл подряд ещё два турнира этой серии. В апреле 1999 года на турнире серии Мастерс в Монте-Карло сумел дойти до третьего раунда, переиграв по пути Андрея Медведева 5-7, 6-0, 6-1 и третьего на тот момент в мире Евгения Кафельникова 6-1, 6-2. В июле на турнире ATP в Умаге он сумел дойти до полуфинала. В августе дебютирует в основной сетке на турнире из серии Большого шлема Открытом чемпионате США, где добирается до второго раунда. Этот результат позволяет Любичичу впервые подняться в первую сотню в рейтинге теннисистов-профессионалов.

2000-02

В начале сезона 2000 года Сумел выйти в полуфинал на турнире в Сиднее. На пути к нему он сумел выиграть у Марата Сафина 6-7(4), 6-3, 6-3, Тодда Мартина 7-6(11), 6-4 и Кароля Кучеры 6-3, 3-6, 7-5. В феврале доходит до четвертьфинала на турнирах в Марселе и Копенгагене. Следующий неплохой результат Любичич показывает в июле в Бостаде, где доходит до полуфинала. В сентябре принимает участие в теннисном турнире на Олимпийских играх, где дошел до третьего раунда. В борьбе за выход в четвертьфинал он уступил Густаво Куэртену 6-7(2), 3-6. На первом для себя турнире 2001 года в Аделаиде вышел в четвертьфинал. Такого же результата он добивается в феврале на турнире в Роттердаме и в марте на турнире серии Мастерс в Майами. В июле до четвертьфиналов он дойдет на турнирах в Гштаде и Умаге, а в августе на турнире серии Мастерс в Цинциннати. В октябре 2001 года, выйдя в финал на турнире в Лионе, Иван Любичич с первой попытки выигрывает решающий матч в борьбе за титул на турнире ATP. В финале он переигрывает Юнеса эль-Айнауи 6-3, 6-2. На пути к титулу он также сумел выиграть в первом раунде у первого на тот момент теннисиста в мире Густаво Куэртена 7-6(1), 6-2, а в полуфинале в упорной борьбе у Марата Сафина 6-7(3), 7-6(4), 7-6(7). Сезон 2001 года он завершает на 37-м месте в рейтинге. Сезон 2002 года Иван начинает на турнире в Аделаиде, где он выходит в четвертьфинал. На Открытом чемпионате Австралии того года он впервые дошел до третьего раунда. В феврале дошел до полуфинала в Роттердаме и четвертьфинала в Дубае. Следующего подобного результата он достигает в июле, дойдя до полуфинала в Гштаде и четвертьфинала в Умаге.

2003-05

В начале 2003 года Любичич дошел до полуфинала на турнирах в Милане и Дубае. На турнире серии Мастерс в Риме он вышел в четвертьфинал. Следующий раз пройти стадию первых раундов ему удается в сентябре в Бангкоке, где он дошел до полуфинала. Этот же результат он повторит в октябре на турнире в Базеле, где Иван победил Роджера Федерера 7-6(5), 6-7(5), 6-4, но потом в полуфинале уступил Гильермо Кории, несмотря на то, что за полгода до этого Любичич даже на грунте его обыгрывал. В январе 2004 года Любичич выходит в финал на турнире в Дохе, где уступает Николя Эскюде 3-6, 6-7(4). В мае вышел в четвертьфинал в Дубае, а в мае в полуфинал турнира серии Мастерс в Гамбурге. В июле дошел до полуфинала на турнире в Индианаполисе. В августе принимает участие в Летних Олимпийских играх в Афинах, где как и четыре года назад доходит до третьего круга. В парных же соревнованиях олимпийского турнира к нему приходит успех. Вместе с Марио Анчичом ему удалось завоевать бронзовые медали. В октябре дошел до четвертьфинала турнира в Меце, а после до полуфинала турнира Мастерс в Мадриде и четвертьфинала в Базеле. Сезон 2004 года Любичич завершил на 22-м месте. Сезон 2005 года, как и год назад, начинает с выхода в финал турнира в Дохе, где он вновь уступает. На это раз в решающем матче он проиграл первому в мире на тот момент Роджеру Федереру 3-6, 1-6. Серия удачных выступлений произошла у Ивана в феврале. Сначала он вышел в полуфинал на турнире в Милане. После этого сразу на трех турнирах подряд он сумел дойти до финала, но в каждый раз проигрывал в нём. Сначала на турнире в Марселе Йоахиму Юханссону 5-7, 4-6. После этого второй финал в году Любичич проигрывает Роджеру Федереру 7-5, 5-7, 6-7(5). Произошло это на турнире в Роттердаме. В третьем подряд финале в Дубае он вновь уступает швейцарцу на этот раз со счетом 1-6, 7-6(6), 3-6. Выиграть в решающем матче ему удастся в мае 2005 года, правда на турнире классом ниже ATP Challenger в Загребе. Победа на турнире ATP придет к Любичичу в октябре, когда он смог выиграть сразу два титула. Сначала на турнире в Меце он обыгрывает в финале Гаэля Монфиса 7-6(7), 6-0, а затем Хуана Карлоса Ферреро 6-2, 6-4, 7-6(5) на турнире в Вене. В этом же месяце ему удается выйти в третий свой финал подряд и первый в карьере на турнире серии Мастерс. Произошло это в Мадриде, где хорват проиграл Рафаэлю Надалю, несмотря на то что вёл 2-0 по сетам (тот титул и по сей день остаётся единственным выигранным Надалем под крышей) 6-3, 6-2, 3-6, 4-6, 6-7(3). На последнем в году турнире Мастерс в Париже Любичич вновь добирается до финала, где уступает Томашу Бердыху 3-6, 4-6, 6-3, 6-4, 4-6. Благодаря этому выступлению он обеспечил себе участие в итоговом турнире сезона в Шанхае. В самом конце года в составе Сборной Хорватии по теннису выигрывает Кубок Дэвиса Успешный по всем показателям сезон он завершил в первой десятке, заняв итоговое 9 место.

2006-08

Успешные выступления Любичич продолжил и в 2006 году. На первом же в сезоне турнире в Ченнае он становится победителем, переиграв в финале Карлоса Мойю 7-6(6), 6-2. На Открытом чемпионате Австралии он впервые дошел до четвертьфинальной стадии. После него выиграл титул на турнире в Загребе. В финале он одолел Штефана Коубека 6-3, 6-4. Иван выиграл свой второй в том году и четвёртый за последние девять турниров титул. Интересно, что ранее на 153 турнирах хорват побеждал лишь однажды (Лион-2001). Затем Любичичу удается дойти до четвертьфинала в Марселе и Индиан-Уэллсе. На турнире Мастерс в Майами он вышел в финал, где уступает Роджеру Федереру 6-7(5), 6-7(4), 6-7(6). В апреле 2006 дошел до четвертьфинала, а в мае в составе сборной Хорватии выиграл командный теннисный турнир в Дюссельдорфе. На момент мая 2006 года достиг самой высокой в карьере строчке в рейтинге — 3 место. На Открытом чемпионате Франции Любичич дошел до полуфинала, где уступил будущему чемпиону Рафаэлю Надалю 4-6, 2-6, 6-7(7). На турнирах в Гштаде, Цинциннати и Пекине доходит до четвертьфинала. В октябре выходит в финал на турнире в Бангкоке, а за тем побеждает на турнире в Вене. Сезон он завершает на 4-м месте. Как и год назад сезон 2007-го он начинает с победы. На этот раз на турнире в Дохе. В начале феврале Любичич выходит в финал на турнире в Загребе и Роттердаме. В Индиан-Уэллсе он дошел до четвертьфинала, а в Майами до полуфинала. В июне 2007 года Любичич завоевал титул на травяном турнире в Хертогенбосе. В сентябре он вышел в полуфинал в Пекине, а в октябре в четвертьфинал в Вене и Лионе. В феврале 2008 года он выходит в финал на турнире в Загребе.

2009-11

Первый заметный результат в 2009 году Любичич достиг в марте выйдя в четвертьфинал в Индиан-Уэллсе. В апреле этого же он добивается на турнире Мастерс в Монте-Карло, а в мае в Мадриде. До конца года он добирается до этой стадии ещё на четырёх турнирах в Истборне, Умаге, Пекине и турнире Мастерс в Шанхае. В октябре 2009 побеждает на турнире в Лионе. В марте 2010 года он впервые выигрывает на турнире серии Мастерс. В финальном матче в Индиан-Уэллсе он переигрывает Энди Роддика 7-6(3), 7-6(5), а на пути к финалу среди тех кого он победил такие теннисисты как Новак Джокович и Рафаэль Надаль. В октябре Любичич дошел до полуфинала в Пекине, а в октябре в Стокгольме. В этом же месяце ему удалось выйти в финал турнира в Монпелье, где он уступил Гаэлю Монфису 2-6, 7-5, 1-6. В феврале 2011 выходит в полуфинал турнира Роттердаме. В апреле в Монте-Карло дошел до четвертьфинала. На открытом чемпионате Франции ему удается дойти до четвёртого раунда, где он уступил Рафаэлю Надалю. В сентябре 2011 года Любичич вышел в финал турнира в Меце, где уступил Жо-Вильфриду Тсонга 3-6, 7-6(4), 3-6. В октябре доходит до полуфинала на турнире в Пекине.

2012

Хорват объявил о завершении своей профессиональной карьеры в начале марта и тогда же сказал, что последним его турниром станет «Мастерс» в Монте-Карло. Иван не стал играть на американских «Мастерсах» в Индиан-Уэллсе и Майами, полностью сосредоточившись на Монте-Карло. Жеребьёвка определила ему в соперники по первому кругу соотечественника Ивана Додига. В Монте-Карло Любичич вышел на корт впервые после февральского соревнования в Дубае и потерпел разгромное поражение от тёзки Ивана Додига — 0-6, 3-6. За этот матч Любичич, в лучшие годы славившийся великолепной подачей, позволил сопернику сделать шесть брейков, а сам лишь раз взял чужую подачу.

Рейтинг на конец года

Год Одиночный
рейтинг 		Парный
рейтинг
2011 30 94
2010 17 128
2009 24 121
2008 44 167
2007 18 91
2006 5 126
2005 9 90
2004 22 116
2003 42 93
2002 49 177
2001 37 216
2000 91 138
1999 77 205
1998 293 277
1997 289 334
1996 576 1 105
1995 688

Выступления на турнирах

Напишите отзыв о статье "Любичич, Иван"

Примечания

  1. ↑ 1 2 Начал турнир с квалификации.

Ссылки

  • [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata//overview Профиль на сайте ATP]  (англ.)
  • [www.itftennis.com/procircuit/players/player/profile.aspx?playerid= Профиль на сайте ITF]  (англ.)
  • [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)

Отрывок, характеризующий Любичич, Иван

– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Любичич,_Иван&oldid=79588550»