Мозжухин, Иван Ильич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иван Мозжухин»)
Перейти к: навигация, поиск
Иван Мозжухин

Иван Мозжухин в 1910-х годах
Имя при рождении:

Иван Ильич Мозжухин

Дата рождения:

26 сентября (8 октября) 1889(1889-10-08)

Место рождения:

село Кондоль, Петровский уезд, Саратовская губерния, Российская империя

Дата смерти:

17 января 1939(1939-01-17) (49 лет)

Место смерти:

Париж, Франция

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Профессия:

актёр

Карьера:

19111936

Ива́н Ильи́ч Мозжу́хин (26 сентября [8 октября1889, Кондоль, Саратовская губерния — 17 января 1939, Париж) — актёр российского немого кино, работал также во Франции, Германии и США.





Биография

Иван Ильич Мозжухин родился 26 сентября (8 октября1889 год в селе Кондоль Петровского уезда Саратовской губернии (ныне — Пензенского района Пензенской области). Дед по отцу Иван Семёнович Мозжухин был крепостным крестьянином. Служил управляющим имением у помещиков Бахметевых и князей Оболенских. На этом посту проявил выдающиеся административные способности, за что всем его детям была дарована вольная. Илья Иванович, тем не менее, остался работать с отцом, впоследствии унаследовав должность управляющего. Был женат на дочери местного священника Ивана Аполлоновича Ласточкина — Рахили Ивановне[1].

Детство и юность провёл в Пензе. Вся семья увлекалась театром (его старший брат Александр впоследствии стал знаменитым оперными певцом), и Иван с детства выступал в любительских спектаклях, в том числе и в народном театре Пензы.

С 1899 по 1907 годы учился во 2-й Пензенской мужской гимназии, которую также окончил Всеволод Мейерхольд (историческое здание 2-й Пензенской мужской гимназии в г. Пензе по улице Володарского, 5 сохранилось до наших дней и является памятником истории и культуры федерального значения; в настоящее время в нём располагается управление образования г. Пензы; 19 мая 2016 года на нём была торжественно отрыта мемориальная доска-горельеф И. И. Мозжухину). После окончания гимназии И. И. Мозжухин два курса отучился на юридическом факультете Московского университета, после чего ушёл в актёры. Работал в антрепризе в провинциальных театрах, затем — в театральной труппе московского Введенского народного дома. Начав сниматься в кино в 1911 году в фильмах компании Ханжонкова, Мозжухин быстро добился успеха благодаря актёрской выразительности и тому, что с лёгкостью менял амплуа — ему одинаково блестяще удавались и трагические, и комические роли, и герои-любовники, и гротеск. Среди его работ — скрипач Трухачевский в «Крейцеровой сонате» (1911), адмирал Корнилов в «Обороне Севастополя» (1911), Маврушка (он же и гвардейский офицер) в «Домике в Коломне» Чардынина (1913), Чёрт в «Ночи перед Рождеством» Старевича. После начала работы в компании Ханжонкова режиссёра Евгений Бауэра Мозжухин быстро становится величайшей звездой российского кино. В снятом по сценарию Валерия Брюсова фильме Бауэра «Жизнь в смерти» (1914) он сыграл главную роль — доктора Рено, который хочет навеки сохранить нетленной красоту любимой женщины и убивает её, чтобы забальзамировать. Именно в этом фильме впервые появились кадры с «мозжухинскими слезами», которые стали легендой русского кино. Фильмы с Мозжухиным пользовались огромным успехом, и это вызвало интерес к нему со стороны конкурирующих кинофирм, которые стали делать актёру всё более заманчивые предложения. В конце концов Мозжухин под предлогом того, что в очередном фильме ему не досталась главная роль (речь идёт о фильме «Леон Дрей» по роману С. С. Юшкевича, когда режиссёр Евгений Бауэр вместо И.Мозжухина, как предполагалось, пригласил на главную роль Н. М. Радина[2]), перешёл в киноателье И. Ермольева, где начал работать с Яковом Протазановым. У Протазанова он сыграл роль Германна в «Пиковой даме» (1916) и множество других, ставших классикой русского кино. В 1917 году исполнил роли пастора Тальконса и его сына Сандро ван-Гогена в фильме «Сатана ликующий». Вершиной актёрского мастерства Мозжухина считается роль князя Касатского в фильме Протазанова «Отец Сергий» (1918). До 1917 года актёр также играл в театре Корша и Свободном театре. В 1919 году вместе со съемочной группой Ермольева работал в Ялте. В Крыму был арестован вместе с женой и приговорён к расстрелу. Один из красных командиров оказался давним поклонником творчества артиста, что и спасло им жизнь[3].

В феврале 1920 года на греческом товарном судне «Пантера» вместе с другими артистами, режиссёрами и служащими самого знаменитого и процветающего кинопредприятия России — «Товарищества И. Ермольева», такими как Александр Волков, Яков Протазанов, Виктор Туржанский, Наталья Кованько, Иван Мозжухин вместе с женой Натальей Лисенко покинул Россию. Обосновавшееся в предместье Парижа, в Монтройе, «Товарищество Иосифа Ермольева» вскоре было преобразовано в студию «Альбатрос», а Мозжухин стал её ведущим актёром. В 1923 году поставил по собственному сценарию фильм «Костёр пылающий», сыграв в нём несколько ролей — от демонического героя до эксцентрического персонажа. Под названием «Гримасы Парижа» этот фильм с успехом демонстрировался и в советском прокате.

Весной 1926 года Мозжухин заключил пятилетний контракт с компанией Universal Pictures и уехал в Голливуд. Под давлением продюсера Карла Леммле он изменил фамилию на более короткую «Москин» и сделал пластическую операцию по уменьшению выдающегося носа, однако успехов не добился. После одного неудачного фильма с довольно символичным названием «Капитуляция» актер не снялся в намеченной по контракту ленте режиссёра Джорджа Мелфорда, а отбыл в Германию для работы на немецких киностудиях, связанных с Universal[4]. С 1928 по 1930 год он работал в Германии, исполнив в частности роль Хаджи-Мурата в фильме «Белый дьявол» (Der weiße Teufel, 1930) режиссёра Александра Волкова, но и там не сыскал былой славы. По мнению ряда историков, а также близких друзей, в частности, Александра Вертинского[5] — контракт был частью продуманной операции голливудских продюсеров по устранению европейского конкурента. Об этом же писал и брат Ивана Александр Мозжухин: «По контракту он должен был играть роли, которые ему предложили. И вот ему дали в картине „Отож“ играть роль русского офицера, принимающего роль в еврейском погроме. Роль действительно была отвратительная и вызывала полное отвращение к её исполнителю. Иван это чувствовал и играл её плохо. После этого единственного выступления он вернулся из Америки с уже наложенным на себя пятном, которое смыть было трудно…»[6].

Появление звукового кино положило конец его актёрской карьере — у него был, во-первых, сильный акцент, а во-вторых — тембр голоса, который плохо получался в записи. В своём единственном удачном звуковом фильме «Сержант Икс» (Le sergent X, 1932) режиссёра Владимира Стрижевского Мозжухин играл русского, который постепенно осваивает французский язык.

Всего Иван Мозжухин снялся в более чем сотне фильмов (для некоторых из них он также писал сценарии).

Второй женой Мозжухина с 1928 года была датская актриса Агнес Петерсен.

Остаток жизни Иван Мозжухин прожил в уединении и умер от скоротечной чахотки в Париже 17 января 1939 года. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Увековечение памяти в Пензенской области

Музей в Кондоле

В 1989 году в селе Кондоль, ныне — административном центре Пензенского района Пензенской области, был открыт Музей братьев Мозжухиных. На здании музея установлена мемориальная доска Ивану Мозжухину[7][8].

Геральдика (Кондоль)

На современных гербе и флаге села Кондоль Пензенского района Пензенской области, в котором родился Иван Мозжухин, присутствуют ряды белых квадратов вдоль верхнего и нижнего краёв, которые напоминают очертания киноплёнки. Стилизованная киноплёнка на этих геральдических символах села символизирует память о выдающемся земляке-киноактёре.

Улица в Пензе

26 ноября 2010 года решением Пензенской городской Думы № 472-23/5 имя Ивана Ильича Мозжухина было присвоено одной из улиц, а также восьми проездам в микрорайоне «Заря—2 мкр. 1—2» Октябрьского района города Пензы. В городе появились «Улица Мозжухина», а также 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й, 6-й, 7-й и 8-й проезды Мозжухина[9].

Мемориальная доска-горельеф в Пензе

19 мая 2016 года в г. Пензе на здании бывшей Второй мужской гимназии (ныне — управления образования г. Пензы) на улице Володарского, 5 была торжественно открыта мемориальная доска-горельеф И.И. Мозжухину. В церемонии открытия приняли участие председатель Союза кинематографистов России, народный артист РСФСР Никита Михалков и губернатор Пензенской области Иван Белозерцев. Автор мемориальной доски-горельефа — скульптор, член Союза художников России, заслуженный художник Российской Федерации Валерий Кузнецов[10][11][12].

Интересные факты

Фильмография

В России

За границей

Напишите отзыв о статье "Мозжухин, Иван Ильич"

Примечания

  1. Олег Сиротин. [www.kinozapiski.ru/ru/print/sendvalues/1023/ Родина и родные Ивана Мозжухина]. Киноведческие записки (2006).
  2. [www.rudata.ru/wiki/Леон_Дрей_(фильм) Леон_Дрей_(фильм)]
  3. Федоров А. В. Иван Мозжухин // Pro Кино : журнал. — 2004. — № 2 (6). — С. 18-20.
  4. Янгиров Р. М. «Рабы Немого»: Очерки исторического быта русских кинематографистов за рубежом. 1920–1930-е годы. — М.: Русский путь, 2008. — 496 с. — ISBN 978-5-85887-283-2.
  5. Вертинский А. Н. Четверть века без родины: Страницы минувшего / под ред. А. Н. Спрогис. — Киев: Музычна Украйина, 1989. — С. 98-99. — 143 с. — ISBN 5-88510-080-2.
  6. Сиротин О. В. Двойная звезда: Александр и Иван Мозжухины / сост. О. В. Сиротин. — 2-е изд. — Пенза: Пензенская правда, 2014. — С. 116. — 152 с.
  7. [welcome2penza.ru/attractions/401/2/#start Музей братьев Мозжухиных], туристический сайт Пензенской области.
  8. [rpenz.pnzreg.ru/society/turizm/objekt/muzei Музей братьев Мозжухиных], официальный сайт администрации Пензенского района Пензенской области.
  9. Решение Пензенской городской Думы от 26.11.2010 № 472-23/5 «О присвоении наименований улицам города Пензы».
  10. [www.pravda-news.ru/topic/67431.html И. Белозерцев и Н. Михалков открыли в Пензе мемориал Ивану Мозжухину], «Пензенская правда», 19.05.2016
  11. [penza.rfn.ru/rnews.html?id=573929 В Пензе открыт мемориальный горельеф актеру немого кино Ивану Мозжухину], ГТРК «Пенза», 19.05.2016
  12. [penzavzglyad.ru/news/7691/rezhisser-i-gubernator-otkryli-memorialnuyu-dosku-ivanu-mozzhuhinu-v-penze Режиссёр и губернатор открыли мемориальную доску Ивану Мозжухину в Пензе], «Пенза-Взгляд», 19.05.2016
  13. [www.hi-edu.ru/e-books/xbook026/01/index.html?part-004.htm Современный литературный процесс за рубежом]

Ссылки

  • Иван Ильич Мозжухин (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [kino-teatr.net/kino/art/kino/217/ Соболев Р. П. Иван Мозжухин // Советский экран. 1974. № 9]
  • [www.edu.of.ru/attach/17/42896.doc Федоров А. В. Иван Мозжухин//Pro КИNO. 2004. N 2 (6). C.18-20.]
  • [www.rusactors.ru/m/mozjuhin/ Биография Ивана Мозжухина на сайте RusActors.ru]
  • [film.virtual-history.com/person.php?personid=1478 Коллекция открыток с Иваном Мозжухиным]
  • [m-llekolombina.livejournal.com/102368.html Подборка фотографий Ивана Мозжухина]

Литература

  • Вишневский Вен. Художественные фильмы дореволюционной России. Фильмографическое описание. — М.: Госкиноиздат, 1945.
  • Fantaisies russes. Russische Filmemacher in Berlin und Paris 1920—1930 / Hrsg. von Jörg Schöning. — München, 1995.
  • Лазарев С. Е. И. И. Мозжухин: исторический портрет на фоне эпохи // Российская история. — 2015. — № 1. — С. 113—128.

Отрывок, характеризующий Мозжухин, Иван Ильич

– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.