Бельский, Иван Фёдорович
| Иван Фёдорович Бельский |
Ива́н Фёдорович Бе́льский (ум. май 1542, Белоозеро) — князь, боярин (с 1522 года), второй сын служилого князя Фёдора Ивановича Бельского и Анны Васильевны Рязанской. Троюродный брат великого князя и царя Ивана Васильевича Грозного.
Биография
Иван Фёдорович вместе с братьями Дмитрием и Семёном владел Лухским удельным княжеством на Средней Волге.
В 1522 году Иван Бельский вместе с братом Семёном сопровождал среди других воевод великого князя московского Василия III Ивановича в походе на Коломну.
В 1524 году Иван Фёдорович Бельский, назначенный первым воеводой большого полка, возглавил поход 150-тысячного русского войска на Казанское ханство. Из Нижнего Новгорода войско по Волге спустилось к Казани и 7 июля встало у Гостиного острова, ожидая прибытия конницы. Казанский хан Сахиб Герай сбежал в Крым, обещая вернуться с поддержкой. Время шло, а конница (под началом воеводы Хабара Симского) и судовая рать с пушками и съестными запасами (князь Иван Палецкий) не приходили. Не дождавшись подкрепления, 15 августа Иван Бельский осадил Казань, и через несколько дней город начал просить мира, обещая послать послов в Москву с челобитьем. Иван Фёдорович Бельский снял осаду и ушёл из-под Казани. Вернулась лишь половина войска, остальные умерли от голода и болезней. Послы в Москву действительно прибыли, но лишь с тем, чтобы просить Василия III Ивановича утвердить казанским царем Сафа-Гирея. Лишь заступничество митрополита Даниила спасло Ивана Бельского от опалы неудовлетворённого исходом похода великого князя Василия Ивановича.
В сентябре 1524 года Иван Бельский вместе со старшим братом Дмитрием принес присягу на верность великому князю московскому Василию III Ивановичу. Весной и летом 1529 года Иван и Семён Федоровичи Бельские несли военную службу на южных границах Русского государства.
В 1530 году вновь был предпринят поход против Казани, боярин Иван Фёдорович Бельский командовал пешим войском, а боярин князь Михаил Львович Глинский — конницей. Войско на судах и берегом вышло из Нижнего Новгорода и подошло к Казани. Много татар было убито и взято в плен, а казанский хан Сафа Гирей сбежал в Арск, но город вновь не был захвачен. Между московскими главнокомандующими, боярами Иваном Бельским и Михаилом Глинским, возник спор по поводу того, кто первый должен войти в Казань. Не желая уступать друг другу, они предпочли снять осаду.
В 1533 году Иван Фёдорович Бельский вновь главный воевода, член Верховного Совета. Он присутствует в январе 1533 года на свадьбе брата великого князя, Андрея Старицкого, и находится у постели умирающего великого князя московского Василия III Ивановича в декабре 1533 года. Летом 1534 года Иван Бельский был назначен одним из главнокомандующих русских войск на южной границе.
Летом 1534 года князь Семён Фёдорович Бельский, младший брат Ивана Фёдоровича, отъехал на службу в Литву, в связи с чем великая княгиня и правительница Елена Глинская приказала схватить его единомышленников. Иван Бельский был посажен в тюрьму, откуда был освобожден князем Василием Васильевичем Немым Шуйским лишь в после смерти Елены Глинской в апреле 1538 года.
Выйдя на свободу, князь Иван Фёдорович Бельский включился в борьбу за власть, происходившую между сильнейшими семейными кланами того времени: Шуйскими и Бельскими. На стороне Ивана Бельского находился митрополит Даниил. Вскоре Иван Бельский вторично оказался в темнице. В июле 1540 года именем малолетнего великого князя Ивана Васильевича его освободили и вернули в боярскую думу, где он занял главенствующее положение. Его соперник князь Иван Васильевич Шуйский попал в опалу.
«Встала вражда», — говорит летописец, — «между великого князя боярами; князь Василий да князь Иван Васильевичи Шуйские стали враждовать на князя Ивана Фёдоровича Бельского… и многие были между ними вражды за корысти и за родственников; всяк о своих делах печется, а не о государских, не о земских».
Случившийся 3 января 1542 года переворот под руководством боярина князя Ивана Васильевича Шуйского вновь поставил князя Ивана Фёдоровича Бельского в положение изгнанника. Его сослали в Белоозеро, где в мае того же года по приказу Шуйских он был убит.
По словам князя Андрея Михайловича Курбского, Иван Бельский «не токмо быв мужествен, но и в разуме мног и в священных писаниях в некоторых искусен».
Семья
Иван Фёдорович Бельский был женат на дочери боярина князя Михаила Даниловича Щенятева, от брака с которой имел одного сына Ивана. Сын Иван женился на дочери окольничего Ивана Яковлевича Захарьина, внучатой сестре царицы Анастасии Романовны Захарьиной.
Напишите отзыв о статье "Бельский, Иван Фёдорович"
Литература
- Бельский, Иван Федорович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
Отрывок, характеризующий Бельский, Иван Фёдорович
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
