Ивашев, Пётр Никифорович

Пётр Никифорович Ивашев
Дата рождения	24 сентября 1767(1767-09-24)
Дата смерти	21 ноября 1838(1838-11-21) (71 год)
Место смерти	с. Ундоры Симбирского уезда Симбирской губ.
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1787 — 1817 (с перерывом)
Звание	генерал-майор
Командовал	Таврический конно-егерский полк
Награды и премии	4-го кл. 1-й ст. 3-й ст. Кресты за Очаков и за Измаил; прусский Красного орла 2-й ст.
Связи	отец декабриста В.П. Ивашева

Пётр Никифорович Ивашев (1767—1838) — русский военный инженер, генерал-майор, участник Русско-турецкой, Отечественной войны 1812 года, заграничных походов 1813—1814 гг..

Биография

Происходил из дворян Арского уезда Казанской губернии. В 1775 году, в 8-летнем возрасте, был зачислен фурьером в лейб-гвардии Преображенский полк. Действительную военную службу в этом полку начал в звании сержанта 2 декабря 1785 года. 1 января 1787 года был произведён в прапорщики, но уже 2 марта этого же года был переведён в Полтавский легкоконный полк в звании ротмистра.

Звание секунд-майора получил за храбрость, проявленную при штурме Очакова, звание премьер-майора — за отличие при штурме Измаила, после чего продолжил службу в Фанагорийском гренадёрском полку. В период с 1789 по 1795 год занимал должность квартирмейстера при штабе Александра Васильевича Суворова. В 1794 году участвовал в войне с Речью Посполитой, за штурм Праги получил 26 октября 1794 года орден Святого Георгия 4-го класса

за отличную храбрость, оказанную 6 и 8 сентября при Купчице и Бресте, где он, сверх многих трудов по должности обер-квартирмейстера, был отряжен при д. Добрыне с командою и нанес неприятелю поражение.

1 января 1795 года получил звание полковника, получив также должность командира Таврического конноегерского полка. Генерал-майор с 7 марта 1798 года, заняв также должность шефа Таганрогского драгунского полка.

30 ноября 1798 года из-за ранений, полученных ещё во время штурмов Измаила и Праги, его здоровье ухудшилось, по причине чего он вынужден был выйти в отставку. В январе 1807 года руководил сбором земского войска на территории Вятской губернии, возглавив его после окончания формирования. 4 июня 1811 года был вновь зачислен на действительную службу в Корпус инженеров путей сообщения и водяных коммуникаций, возглавив 7-й округ Главного управления Путей Сообщения (Эстляндская, Курляндская, Лифляндская, Виленская, Минская, Могилёвская, Смоленская и Псковская губернии — театр будущих военных действий). Возглавлял строительные работы по устройству водного пути от озера Себеж, руководил также работами по реконструкции Рижской и возведению Динабургской крепостей.

30 июня 1812 года получил должность начальника военных сообщений при штабе 1-й Западной армии. Затем руководил устройством переправ и наплавных мостов на путях отступления армии и строительством полевых укреплений на позициях под Витебском и Смоленском, Лубиным, позже на Бородинском поле, под Тарутиным, Малоярославцем, а также под Красным и на Березине.

В 1813 году руководил возведением мостов через Вислу и Одер и укреплений на позициях под Люценом, Бауценом и Дрезденом. Принимал участие в осаде Магдебурга, в 1814 году участвовал во взятии Гамбурга.

11 декабря 1815 года вновь состоял на службе в Корпусе инженеров путей сообщения, получив назначение на должность начальника III округа путей сообщения и водяных коммуникаций; на этом посту руководил реконструкцией Вышневолоцких шлюзов. 28 февраля 1817 года оставил службу, выйдя в отставку.

В 1796 г. женился на Вере Александровне, дочери симбирского губернатора А. В. Толстого, получив за ней ряд земель, в том числе село Ундоры, где проживал в 1798—1810 гг, и с 1817 г. до своей смерти, последовавшей там же. С помощью специалистов Казанского университета изучил целебные свойства местных минеральных вод, организовал водолечебницу. Построил школу для крестьянских детей, стекольный и мукомольный заводы, изобрел жатку. Избран почетным членом Лейпцигского экономического общества. Один из инициаторов создания в Симбирске памятника Н. М. Карамзину. В семье Ивашевых было четыре дочери и сын — декабрист Василий Петрович Ивашев. Часто гостили в доме Ивашевых их родственники — семья генерала Завалишина.

Более года — с января 1826 г. по февраль 1827 г., Пётр Никифорович безвыездно проживал в Петербурге пытаясь смягчить участь единственного сына, этому же были и посвящены последние годы его жизни. Умер он скропостижно, в одиночестве, жена умерла годом раньше, сын — в Сибири, дочери в заграничных поездках. До самого Симбирска, 40 верст, крестьяне несли гроб с телом своего милосердного, умного барина на руках. Похоронили генерала Ивашева на кладбище Покровского монастыря г. Симбирска.

Источники

• [ru.rodovid.org/wk/Запись:111705 Ивашев, Пётр Никифорович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
• [memoirs.ru/texts/Ivash_OZ41T14.htm Ивашев П. Н. Из записок о Суворове / Сообщ. В. А. Соллогуб // Отечественные записки, 1841. — Т. 14. — № 1. — Отд. 2. — С. 1-9.]
• [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_i03.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 403-404.
• Ульяновская -Симбирская энциклопедия, Том 1. Ульяновск: Издательство «Симбирская книга», 2000. ISBN 5-8426-0224-5

Отрывок, характеризующий Ивашев, Пётр Никифорович

– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…