Иверская церковь (Харбин)

Церковь
в честь Иверской иконы Божией Матери 哈尔滨圣·伊维尔教堂
Страна	Китай
Город	Харбин
Конфессия	Православие
Первое упоминание	1908
Строительство	27 мая 1907—3 июня 1908 годы
Основные даты: Освящён — 26 ноября 1916 года

Храм в честь Иверской иконы Божией Матери (кит. 哈尔滨圣·伊维尔教堂) — православный храм в Харбине, с 1957 года находившийся в юрисдикции Китайской православной церкви. В настоящее время не действует.

История

История строительства Иверского храма в Харбине связана с деятельностью настоятеля Никольского храма в усадьбе Старый Харбин протоиерея Сергия Бродучана, который в 1907 году выступил с инициативой строительства отдельного храма для духовного окормления войск отдельного корпуса пограничной стражи Заамурского округа, предложив для этого имеющиеся в казне Никольского храма 32 тысячи рублей. Инициатива была поддержана командиром корпуса пограничной стражи генерал-лейтенантом Н. М. Чичаговым. В том же году принято решение о постройке церкви в память о воинах, погибших в русско-японской войне 1904—1905 годов. Храм возводился в стиле ярославской архитектурной традиции.

27 мая 1907 года по благословению епископа Переславского Иннокентия (Фигуровского) состоялась церемония закладки первого камня в фундамент возводимого храма. Одновременно солдатами-резчиками из орехового дерева был изготовлен иконостас по проекту архитектора Денисова, а иконы (32 для иконостаса и 4 и киотах) были заказаны в городе Чернигове в мастерской Киашко Зинковича.

3 июня 1908 года новопостроенная церковь по благословению архиепископа Владивостокского и Камчатского Евсевия (Никольского) была освящена малым чином в связи с чем начальник Заамурского округа генерал-лейтенант Н. М. Чичагов известил о прошедшем торжестве Великую княгиню Елизавету Фёдоровну, шефа пограничной стражи графа В. Н. Коковцова, митрополита Московского Владимира (Богоявленского), архиепископа Владивостокского Евсевия (Никольского), первого настоятеля Никольского храма в усадьбе Старый Харбин протоиерея Александра Журавского, председателя Правления КВЖД Венцеля, генерал-лейтенанта А. Т. Озеровского и первого начальника охранной стражи (до формирования пограничного корпуса) — генерал-лейтенанта А. А. Гернгросса. В 1915 году в связи с передислокацией войск Пограничной стражи на германский фронт, ктитором Иверской церкви вместо ротмистра Долинского был назначен командир 559-й самарской дружины полковник Н. С. Плонский, который по просьбе священника Сергея Бродучан выделил военных художников капитана Владимира Алексеевича Михайлова, ратника Д. Зимина и других для росписи Иверской церкви.

В 1916 году роспись церкви, производившаяся по копиям убранства Владимирского собора в Киеве, была окончена и 26 ноября на праздник Георгиевских кавалеров храм был освящён полным чином архиепископом Владивостокским Евсевием (Никольским) и епископом Уссурийским Павлом (Ивановским). На стенах храма были написаны имена георгиевских кавалеров. Улица на которой располагался храм имела название Офицерская, а Иверскую церковь харбинцы часто просто называли — «военной».

Со дня смерти последнего настоятеля отца Валентина Барышникова в 1962 году богослужения в храме прекратились. В день разрушения Никольского собора во времена «культурной революции» 24 августа 1966 года все иконы и утварь Иверского храма были сожжены под беспорядочный звон колоколов.

В 1920 году у алтаря с левой стороны храма был захоронен генерал Белой армии Владимира Каппеля. В 2006 году останки военачальника были эксгумированы и перезахоронены в Москве, в Донском монастыре.

В настоящее время церковь находится в полуразрушенном состоянии в окружении домов многоэтажной застройки. На первом этаже расположен склад, а на втором (вход в него осуществляется по пристроенной сбоку лестнице) находится общежитие.

Настоятели

• 1908—1923 — священник Сергий Бродучан (благочинный дивизионного округа)
• 1923—1934 — протоиерей Николай Вознесенский
•  ? — 1962 — Валентин Барышников — последний настоятель

Священнослужители

• 1932—1935 — священник Николай Иванович Колчев

См. также

• Китайская православная церковь
• Православие в Китае
• Русский Харбин

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Иверская церковь в Харбине
• [drevo-info.ru/articles/14520.html ХАРБИНСКИЙ ИВЕРСКИЙ ХРАМ НА ОФИЦЕРСКОЙ УЛИЦЕ]
• [www.orthodox.cn/localchurch/harbin/1931/08-09_ru.htm Свято-Иверская церковь]
• [rusk.ru/vst.php?idar=424188 Двадцатипятилетие Свято-Богородицкой Иверской церкви в г. Харбине]
• [ruskline.ru/monitoring_smi/2008/05/26/svyato-iverskaya_cerkov_v_harbine/ Свято-Иверская церковь в Харбине]
• [orthodox.cn/localchurch/harbin/harbinibervel_ru.htm Свято-Иверскую церковь в Харбине]

Отрывок, характеризующий Иверская церковь (Харбин)

Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.