Клифф, Тони

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Клифф и Глюкштейн

Тони Клифф (англ. Tony Cliff; урождённый Игаэль Глюкштейн, англ. Yigael Gluckstein; 20 мая 1917 — 9 апреля 2000) — британский троцкист-«госкаповец» и теоретик марксизма еврейского происхождения. Ключевой идеолог британской Социалистической рабочей партии и Международной социалистической тенденции.

Биография

Родившись в Палестине в семье сионистов, Глюкштейн изначально состоял в социалистической сионистской группе Ха-шомер ха-цаир, но уже к 1933 году стал троцкистом и оппонентом сионизма. Вступил в местную секцию Четвёртого интернационала — Революционную коммунистическую лигу. Играл ведущую роль в попытке создать движение, объединяющее еврейских и арабских рабочих.

Во время Второй мировой войны арестовывался британскими властями Палестины. В 1947 году, видя, что победа сионистов становится неизбежной, он переехал в Англию. Оттуда он был депортирован в Республику Ирландия, а вид на жительство в Британии ему выдали только благодаря британскому подданству его жены Чейни Розенберг. Он так и не смог получить британское гражданство, и оставался апатридом всю оставшуюся жизнь.

В Британии Клифф вступил в Революционную коммунистическую партию, где примыкал к группе, возглавляемой Джоком Хастоном, и был кооптирован в партийное руководство. После развала РКП в 1949—1950 годах примкнул к группе Джерри Хили The Club. В 1950 году исключён из Четвёртого интернационала.

В 1950 стоял у основания группы «Socialist Review», базирующейся вокруг одноимённого журнала. В 1959 году вышла его первая книга, подписанная псевдонимом Тони Клифф (о Розе Люксембург). В 1962 группа была переименована в «Международные социалисты», а печатный орган, соответственно, в «Socialist Worker». А в 1977 году они переименованы в Социалистическую Рабочую партию (Socialist Workers Party) и журнал «International Socialism».

В сатирическом романе Тарика Али «Redemption» Тони Клифф выведен под именем «Джимми Рок».

Идеи

С конца 1940-х годов, наряду с Группой Джонсон-Форест в США и «Социализм или варварство» во Франции развивал теорию, что СССР не деформированное рабочее государство (как считал Лев Троцкий), а форма бюрократического государственного капитализма.

Сочинения

• [www.marksizm.info/content/view/5155/60 Государственный капитализм в России] (1955) (первоначально была выпущена как Природа Сталиниской России (1948))
• [web.archive.org/web/20020106202949/goscap.narod.ru/reformism.html Экономические корни реформизма]. — Взгляд (Пермь), № 40
• [web.archive.org/web/20020106201853/goscap.narod.ru/permanent.html Поиск путей перманентной революции]

Отрывок, характеризующий Клифф, Тони

– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.