Игнатий (Садковский)

Епископ Игнатий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Скопинский, викарий Рязанской епархии
7 октября 1935 — 5 марта 1936
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Александр (Торопов)
Преемник:	Димитрий (Поспелов)
Епископ Липецкий, викарий Тамбовской епархии
17 — 24 сентября 1935
Предшественник:	Уар (Шмарин)
Преемник:	Александр (Торопов)
Епископ Скопинский, викарий Рязанской епархии
3 февраля 1933 — 17 сентября 1935
Предшественник:	Авраамий (Чурилин)
Преемник:	Александр (Торопов)
Имя при рождении:	Сергей Сергеевич Садковский
Рождение:	21 октября 1887(1887-10-21) Москва
Смерть:	9 февраля 1938(1938-02-09) (50 лет) Архангельская область
Почитается:	в православии
Епископ Игнатий на Викискладе

Епископ Игна́тий (в миру Серге́й Серге́евич Садко́вский; 21 октября 1887, Москва — 9 февраля 1938, Архангельская область) — епископ Русской православной церкви, епископ Скопинский, викарий Рязанской епархии.

Причислен к лику святых Русской православной церкви в 2002 году.

Биография

Детство

Родился в семье протоиерея Сергея Максимовича Садковского, настоятеля храма Софии Премудрости Божией на Софийке у Пушечного двора. В семье было ещё семь детей.

С раннего детства его сердце воспылало особой любовью ко Господу, что проявлялось в его стремлении к молитве, богослужению, желанию общения с духовными лицами. Под чутким руководством своего отца семилетний Сергей начал проходить различные церковные послушания.

Образование

В 1901 году окончил Заиконоспасское духовное училище в Москве, в 1907 году — Московскую духовную семинарию и принят в Московскую духовную академию.

В 1910 году был пострижен в монашество, в 1911 году рукоположен во иеродиакона, затем — во иеромонаха.

в 1911 году окончил Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия (тема кандидатской работы: «Преосвященный Игнатий Брянчанинов и его аскетическое мировоззрение»).

С 7 августа 1911 — преподаватель Томской духовной семинарии. С 25 октября 1911 — помощником библиотекаря Московской духовной академии. Продолжал заниматься научными исследованиями о святителе Игнатии (Брянчанинове).

Иеромонах Зосимовой Пустыни

Но сердцем иеродиакон Игнатий тянулся к уединенной подвижнической жизни, примером которой для него была Зосимова пустынь со своими старцами: духовным наставником молодого монаха был старец-затворник иеросхимонах Алексий (Соловьёв).

Желая всего себя предать духовному совершенствованию, отец Игнатий оставляет свою работу в академической библиотеке, чтобы навсегда, как он думал, поселиться в Зосимовой пустыни.

Позднее был духовником братии гробовым иеромонахом у мощей св. благоверного князя Даниила Московского Свято-Данилова монастыря под началом его настоятеля, епископа Феодора (Поздеевского), бывшего ректора Московской духовной академии.

Епископ

С 5 апреля 1920 года — епископ Белёвский, викарий Тульской епархии.

В 1922 года, после ареста правящего архиерея Тульской епархии, епископа Иувеналия (Масловского), стал управляющим епархией.

Не признал обновленческого Высшего церковного управления и говорил: «единственный законный руководитель Церкви — это Патриарх Тихон. Все же другие появившиеся в настоящее время при поддержке советской власти органы управления считать незаконными и еретическими». В ответ обновленцы отстранили его от управления епархией, а в декабре 1922 объявили о его увольнении на покой.

По инициативе епископа Игнатия в Белёве была создана Спасо-Преображенская православная община, в которую входили монашествующие, представители интеллигенции, крестьяне, простые горожане. Задачами общины были «распространение Света Евангельского Учения между христианами, которые в основу всей своей жизни ставят спасение своей души; нравственно-христианское воспитание верующих на основании учения Христа Спасителя и Его Святой Церкви о любви и смирении и сохранение церковного богослужения по уставам, созданным св. отцами и подвижниками веры и благочестия». Несмотря на преследования со стороны властей община просуществовала до 1937, когда она была разгромлена, а многие участники её деятельности — в том числе епископ Никита (Прибытков) — были расстреляны.

Аресты, ссылки, лагеря

17 января 1923 года был арестован за «контрреволюционную агитацию» вместе со своим братом иеромонахом Георгием (Садковским). Был осуждён на 3 года исправительно-трудовых лагерей. Находился в тюрьме города Белёва, затем в Тульской тюрьме, Таганской тюрьме Москвы. 14 сентября 1923 вместе с братом отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения.

В 1926 году принимал участие в составлении «Соловецкого послания» — обращения к правительству СССР православных епископов из Соловецких островов. В лагере тяжело заболел — у него открылся туберкулёз.

В 1926 году был освобождён и вернулся в Белёв. В конце 1926 года вновь арестован, находился в тюрьме полтора месяца, в 1927 года — два месяца. Совершал тайные монашеские постриги, поощрял создание «подпольных монастырей».

В ноябре 1929 года вновь был арестован вместе с братом по доносам участников обновленческого движения. Особое Совещание при Коллегии ОГПУ СССР 2 июля 1930 года приговорило его к трём годам лагерей. Наказание отбывал в Архангельской области. В июне 1932 был освобождён, вернулся в Тулу.

С 3 февраля 1933 года — епископ Скопинский, викарий Рязанской епархии (правящим архиереем Рязанской епархии тогда был владыка Иувеналий (Масловский)).

17 сентября 1935 года переведён на Липецкую кафедру.

С 24 сентября 1935 года — снова епископ Скопинский, викарий Рязанской епархии.

Арестован 20 февраля 1936 года и осуждён к пяти годам ссылки в Северный край. Жил в Кегоострове Архангельской области. Находясь в ссылке, был вновь арестован, находился в следственной тюрьме Архангельска. Тройкой при УНКВД по Архангельской области приговорён к 10 годам лишения свободы и отправлен в Кулойлаг, где умер 9 февраля 1938. Погребен в безвестной могиле на территории Кулойлага Архангельской области.

По воспоминаниям современников, «в его взгляде отражалась детская чистота и внутренняя духовная настроенность». Лицо его было одухотворённым, особенно во время совершения им богослужения. Всегда был прост в обращении с людьми, милосерден и всем доступен. Никого не осуждал, был ко всем снисходителен и только строг к обновленцам.

Канонизация

17 июля 2002 года Священный Синод Русской православной церкви постановил включить имя епископа Игнатия в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века. Его память совершается 28 января (10 февраля), а также 10 (23) июня — в Собор Рязанских святых и в переходящей празднование новомучеников и исповедников Российских.

Труды

• В поисках живого Бога: (Преосвященный Игнатий Брянчанинов и его аскетическое мировоззрение). М., 1913.
• Изречения еп. Игнатия (Брянчанинова), извлеченные из писем его к монахам. / Сообщил иером. Игнатий (Садковский). // «Богословский вестник». 1913, № 2.
• Письма высокопр. митрополита Киевского Филарета (Амфитеатрова) к настоятелю Троицкой Сергиевой пустыни архим. (впоследствии епископу) Игнатию Брянчанинову. / Сообщил иером. Игнатий (Садковский). // «Богословский вестник». 1913, № 2.
• Письма еп. Игнатия (Брянчанинова) к разным лицам. / Сообщил иером. Игнатий (Садковский). // «Богословский вестник». 1913, июнь.

Семья

• отец — протоиерей Сергей Максимович Садковский
• Георгий (архимандрит Герасим; 1890—1920)
• Ольга (род. 1894)
• Лев (епископ Георгий; 1896—1948)
• Наталья (род. 1899)
• Ксения (род. 1901)
• Пётр (род. 1903)
• Григорий (род. 1905)
• Михаил (род. 1907)

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Игнатий (Садковский)
• [www.fond.ru/book/book7/7-03.htm Житие]
• [www.pravnov.ru/ignatiy.htm Житие]
• [www.solovki.ca/new_saints_12/12_16.htm Биография]
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_809 Биография]

Отрывок, характеризующий Игнатий (Садковский)

– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».