Прокопенко, Игорь Станиславович

Игорь Прокопенко
Имя при рождении:	Игорь Станиславович Прокопенко
Род деятельности:	тележурналист, телеведущий
Место рождения:	Павловск, Воронежская область, РСФСР, СССР
Супруга:	Оксана Барковская
Награды и премии:	ТЭФИ, премия Артёма Боровика, «Лавровая ветвь», премия Службы внешней разведки РФ, «Золотой Георгий» и др.

И́горь Станисла́вович Прокопе́нко (8 февраля 1965, Павловск) — российский документалист, журналист и телеведущий, заместитель генерального директора по документальным и публицистическим проектам телекомпании «РЕН ТВ», шестикратный лауреат премии ТЭФИ.

Биография

Родился 8 февраля 1965 года в городе Павловске Воронежской области.

Служил в войсках ПВО.

Окончил ДВВПУ. После окончания училища получил распределение в 148-й Центр боевого применения и переучивания авиации ПВО, отсутствовавший на географических картах.

С 1989 года работал военным обозревателем газет «Красная звезда», «Московский комсомолец», «Российская газета» и др. Публиковал репортажи из «горячих точек».

С 1994 года работал на Центральной телерадиостудии Министерства Обороны «ВоенТВ» и был военным обозревателем новостных программ «Время», «Сегодня», «Вести». В 1995 году снял первый документальный фильм «Брошь на галуне» (ОРТ). В 1996—1997 годах вёл авторскую программу «Присяга» на канале РТР.

В 1998 году Прокопенко переходит на телеканал REN-TV (позже переименованный в «РЕН ТВ») по приглашению Ирены Лесневской и Владимира Молчанова. С 6 сентября 1998 года является ведущим авторской программы «Военная тайна» на канале «РЕН ТВ». С 2006 года — руководитель отдела документальных проектов телеканала. С 2004 года — заместитель генерального директора телеканала по общественно-политическому и документальному вещанию.

С 2005 года по настоящее время — художественный руководитель телестудии «Формат ТВ», занимающейся съёмками телепрограммы «Военная тайна» (до 2005 года её производил телеканал-вещатель собственными усилиями).

Автор и продюсер документальных проектов «Чернобыль: обречённая АЭС», «Армии мира», «По обе стороны Победы», «Хроника мирового терроризма», «Рассекреченный век», «Тайная дипломатия», «Чеченский капкан», документального цикла «Отражение», «Территория заблуждений», с января 2007 г. — ежедневного документального цикла «Истории…».

С 30 марта 2009 года руководитель проекта «Громкое дело».

В 2014 году — генеральный продюсер и один из создателей шоу «Мои прекрасные…» с Павлом Раковым на «РЕН ТВ».

Член Академии Российского телевидения. Автор серии книг «Военная тайна» издательства «Эксмо».

Призы и награды

• 2000 г. — премия Академии Российского телевидения ТЭФИ в номинации «Журналистское расследование» за фильм «Лихорадка Эбола — тайна вируса смерти».
• 2001 г. — специальный приз жюри Евразийского Телефорума и Премия Службы внешней Разведки РФ за документальный сериал «Голоса из безмолвия», премия Академии Российского телевидения ТЭФИ за документальный сериал «Голоса из безмолвия».
• 2002 г. — гран-при и приз Президента Итальянской республики фестиваля в Риме — фильм «Возвращение в Норд-Ост», гран-при Международного телефорума «Вместе» (программа «Военная тайна»),
• 2003 г. — гран-при фестиваля «Золотой Георгий» (документальный фильм «Раковый корпус»), гран-при фестиваля «Закон и общество» за документальный цикл «Хроника мирового терроризма», премия Артема Боровика за фильм «Возвращение в Норд-Ост», гран-при фестиваля в Брюсселе за документальный сериал «Голоса из безмолвия», премия Академии Российского телевидения ТЭФИ в номинации «Журналистское расследование» за фильм «Дневник беглеца».
• 2004 г. — премия Артема Боровика за творческие достижения в жанре «журналистское расследование», главный приз на VII Евразийском Телефоруме.
• 2005 г. — премия Артема Боровика за значительный вклад в развитие независимой журналистики в России, премия ТЭФИ за документальный сериал «Чеченский капкан».
• 2007 г. — победа в номинации «Электронные СМИ» на Российском конкурсе «Менеджер года», премия ФСБ России за лучшие произведения литературы и искусства о деятельности органов федеральной службы безопасности в номинации «Телевизионные и радиопрограммы» за цикл передач «Военная тайна», посвященных проблемам безопасности и обороноспособности государства, гран-при за документальный фильм «Заложники глубины» на Международном кинофестивале морских и приключенческих фильмов «Море зовёт», победа на VIII Международном телекинофоруме «Вместе», национальная премия «Лавровая ветвь» в области неигрового кино и телевидения в номинации «Лучший документальный сериал» за 3-х серийный фильм «Другая война», главный приз на Х Евразийском Телефоруме в номинации «Информационно-аналитическая программа» за документальный фильм «Анна. Убить журналиста», премия Академии Российского телевидения ТЭФИ в номинации «Телевизионный документальный сериал» за документальный фильм «Пленные и забытые».
• 2008 г. — приз за лучший фильм о водолазах и дайверах на Международном кинофестивале морских и приключенческих фильмов «Море зовёт».
• 2009 г. — премия Всероссийского смотра-конкурса «На страже порядка», проводимого УФСИН, победа в номинации «Лучшая программа (фильм) в жанре журналистского расследования» за фильм «Путь контрабандиста», диплом за создание первого игрового многосерийного фильма «Последний секрет Мастера» на ХII Евразийском Телефоруме, премия ТЭФИ в номинации «Телевизионный документальный фильм» за фильм «Доктор Лиза», гран-при VII Международного фестиваля военного кино им. Юрия Озерова за документальный фильм «Цхинвальский крест».

Документальные проекты

• Военная тайна.
• Проект «Отражение».
• День космических историй.
• Территория заблуждений (премьера состоялась 16 октября 2012 года).
• Самые шокирующие гипотезы.

Взгляды, общественная позиция

В июле 2009 года Прокопенко вошёл в центральный совет сторонников партии «Единая Россия», поддерживающей курс президента и правительства страны.

О своих взаимоотношениях с министрами обороны России разных лет Прокопенко рассказал в 2016 году:

«Военная тайна» пережила шестерых министров обороны. У меня были сложные отношения с Грачёвым, хорошие с Родионовым, плохие с маршалом Сергеевым. Под плохими отношениями я подразумеваю недоверие. Очень плохие отношения у меня были с Сердюковым. Я был единственным на постсоветском медийном пространстве, кто позволял себе критиковать его публично. Во время его пребывания на посту министра у нас вообще не было никаких отношений. Да, собственно, и сейчас особых отношений нет....

Критика

Работа Игоря Прокопенко в программах «Военная тайна», «Территория заблуждений» 2010-х годов неоднократно критиковалась журналистами, учёным сообществом и зрителями за низкий уровень профессионализма, антинаучные факты, противоречащие действительности, а с 2013—2014 годов, после изменения общественно-политической ситуации в стране, — ещё и за открытую антизападную прокремлёвскую пропаганду.

Слава Тарощина:

«Есть на РЕН ТВ Игорь Прокопенко. Начинал еще при Ирене Лесневской, специализировался на военных тайнах, снял один из лучших документальных сериалов о войне «По обе стороны победы». Ушла Лесневская. Поменялась страна. Видоизменился до неузнаваемости Прокопенко. Он даже внешне теперь такой же напомаженный и пританцовывающий, как Дмитрий Киселёв. И так же, как он, способен обнаружить врагов России на любой трамвайной остановке. Прокопенко теперь дорос до целого Дня военной тайны. Я осилила лишь фрагмент дня, посвященный феномену путиномании. Суть его проста, как все гениальное: Путин — единственная опора пошатнувшегося мира. Прокопенко пел долго и складно....»

Ирина Петровская:

«...Бог с ней, с Анной Чапман и её «Тайнами мира»... Но Игорь Прокопенко, серьезный как будто бы журналист, автор отличных документальных фильмов, лауреат многих премий! <....>«Территорией заблуждений», если не «территорией бреда», чаще оказывается сама программа. Вот, к примеру, один из выпусков, раскрывающий публике глаза на заговор мировой закулисы против России. «В это трудно поверить» (это одна из ключевых фраз программы), но согласно секретному плану американцев, к 2030 году на политической карте мира не будет государства под названием «Россия». «В это трудно поверить», но американцы называют россиян порабощённым народом и планируют расчленение России на мелкие части (план «Петля анаконды»). «В это трудно поверить, тем более что ни документов, ни убедительных доказательств этому нет» (так! – И.П.), но «точно известно» (снова — так!), что именно члены могущественного Гейдельбергского клуба (Рокфеллер, Ротшильд, Сорос) привели к власти Горбачёва, дабы развалить Советский Союз и получить доступ к его природным ресурсам: «Сторонников версии, что Михаил Горбачев и Раиса Максимовна были агентами ЦРУ, достаточно, но коль скоро нет доказательств, настаивать на этом было бы несправедливо»....

В ответ на обвинения и критические замечания Прокопенко отвечал следующим образом:

«...У меня нет задачи расставить точки на i, у меня нет задачи навязать зрителю какое-то единственно правильное мнение. Я говорю, что одна гипотеза говорит об одном, другая — о другом...» (2014 год)

«Это нормально [что учёные в бешенстве от подобных передач]. Одни учёные нас критикуют, другие — с удовольствием с нами сотрудничают. Всех учёных мы снимаем сами, у нас стрингерская сеть по всему миру, всё по-настоящему. Мы много общаемся с иностранными исследователями, в том числе и первой величины. Среди наших постоянных экспертов — Стивен Хокинг, слышали о таком? Беннер — отец синтетической биологии. Великие учёные считают важным выступать в наших программах. А какой-нибудь чиновник из министерства науки разве может решать, кто настоящий учёный, а кто — нет?» (2016 год)

Ссылки

• [www.ng.ru/tv/2007-10-26/18_taina.html Прокопенко расскажет о тайном романе Брежнева]

Отрывок, характеризующий Прокопенко, Игорь Станиславович

– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.