Игры доброй воли
Игры доброй воли[1] (англ. Goodwill Games) — международные соревнования, по своему масштабу подобные Олимпийским играм. Проводились раз в 4 года по инициативе спортивных организаций, деловых кругов и общественности США и стран-участниц. Позже Игры доброй воли были проданы их основателем Тедом Тёрнером компании Time Warner, Австралия. Девиз Игр — «От дружбы в спорте — к миру на Земле!».
История создания
Игры доброй воли были созданы по инициативе Тэда Тёрнера как альтернатива Олимпийским Играм после бойкота США и других западных стран Олимпийских Игр в Москве в 1980 году из-за вторжения СССР в Афганистан и ответного бойкота СССР Олимпиады в Лос-Анджелесе в 1984 году, США. Игры доброй воли были основаны на базе бейсбольного клуба Атланта Брэйвз в 1985 году. Официальными благотворительными организациями являлись Американские клубы «Мальчики и Девочки Соединённых Штатов Америки» и Международный ЮНИСЕФ.
Первые Игры состоялись в Москве (СССР) в июле 1986 года. В них принимало участие более 3000 спортсменов из 79 стран, которые разыграли 182 золотые медали в 18 видах спорта. В конце соревнований было побито шесть мировых рекордов, несколько континентальных и национальных (Сергей Бубка – в прыжках с шестом, Джекки Джойнер-Керси в семиборье, а также в велогонках были поставлены рекорды у мужчин и женщин). На протяжении проведения Игр было поставлено много мировых рекордов в разных видах спорта.
Первые Игры доброй воли в разгар Холодной войны воспринимались как благородная мирная инициатива, а потому получили большую популярность. В дальнейшем, с окончанием «холодной войны» и прекращением практики бойкотирования Олимпийских игр различными странами, интерес к проведению Игр доброй воли упал. Уже вторые Игры 1990 года в Сиэтле проводились скорее как дань вежливости (после игр в СССР необходимо было провести ответные игры в США), а после распада СССР проведение таких соревнований стало и вовсе неактуальным. Впрочем, организаторам ещё долгое время различными способами удавалось удерживать интерес мирового сообщества к этим соревнованиям. Так, в 2000 году в Лейк-Плэсиде (США) прошли первые зимние Игры Доброй воли, а пятые Игры в 2001 году впервые прошли за пределами СССР и США – в Австралии. Но интерес к Играм всё же понемногу угасал. Игры, назначенные на 2005 год, были отменены, поскольку бойкоты Олимпиад прекратились.
Летние игры
- Первые игры: 5 июля — 20 июля 1986, Москва, СССР (182 соревнования, 18 видов спорта; 3 тыс. спортсменов из 70 стран).
- Вторые игры: 20 июля — 5 августа 1990, Сиэтл, США (21 вид спорта; 2,6 тыс. спортсменов из 54 стран).
- Третьи игры: 23 июля — 7 августа 1994, Санкт-Петербург, Россия (25 видов спорта; 2 тыс. спортсменов из 75 стран).
- Четвёртые игры: 19 июля — 4 августа 1998, Нью-Йорк, США (25 видов спорта; 2,5 тыс. спортсменов из более чем 50 стран).
- Пятые игры: 28 августа — 9 сентября 2001, Брисбен, Австралия (14 видов спорта; 1300 спортсменов из 70 стран).
- Шестые игры: 2005 год, Финикс, США (отменены).
Зимние игры
Напишите отзыв о статье "Игры доброй воли"
Примечания
- ↑ Написание по словарю: Лопатин В. В., Нечаева И. В., Чельцова Л. К. Прописная или строчная? Орфографический словарь. — М.: Эксмо, 2009. — С. 190. — 512 с.
См. также
Ссылки
- [www.goodwillgames.com/ Официальный сайт]
- [www.earthcam.com/events/Goodwill_Games/ Сайт игр 1998 года]
- [www.crwflags.com/fotw/flags/int@gg.html История и флаги Игр]
- [www.youtube.com/watch?v=e2HjDM7huyg «Goodwill Games», 1986. Opening show]
- [www.olympic.ru/ru/moscow2012/goodwill_games.asp Игры доброй воли на www.olympic.ru]
- [www.answers.com/topic/goodwill-games Answers.com, Goodwill Games]
- [obozrevatel.com/news/2009/2/16/286259.htm Кратко об Играх]
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Игры доброй воли
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
