Идальго (штат)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Идальго
исп. Hidalgo

Герб Флаг
Страна	Мексика
Статус	Штат
Включает	84 муниципалитета
Административный центр	Пачука
Крупнейший город	Пачука
Дата образования	15 января 1869
Губернатор	Франсиско Ольвера Руис (Francisco Olvera Ruiz), PRI с 31.03.2011
Население (2010)	2 665 018 (17-е место)
Плотность	126,98 чел./км² (9-е место)
Национальный состав	Метисы, ацтеки, отоми, тепеуа, белые.
Конфессиональный состав	Католики (90,1 %), протестанты и евангелисты (5,2 %), другие христиане (1,3 %), иудеи (0,1 %), другие религии (0,4 %), атеисты и агностики (1,6 %).
Площадь	20 987 км² (26-е место)
Высота над уровнем моря  • Наивысшая точка	3350 м
Часовой пояс	UTC-6
Код ISO 3166-2	MX-HID
Почтовые индексы	Hgo.
[www.hidalgo.gob.mx/ Официальный сайт]

Ида́льго (исп. Hidalgo; испанское произношение: [iˈðalɣo]). Официальное название Свободный и Суверенный Штат Идальго (Estado Libre y Soberano de Hidalgo) — штат в Мексике. Площадь штата составляет 20 987 км². Назван в честь национального героя Мексики Мигеля Идальго.

Происхождение названия

Штат назван в честь отца нации, стоявшего у истоков независимости Мексики — Мигеля Идальго-и-Костильи (Miguel Hidalgo y Costilla).

География

Высота территории штата над уровнем моря изменяется от нескольких метров над уровнем моря до 3300 метров. Выделяют 3 основных географических региона: прибрежная равнина, Сьерра-Мадре Восточная и Альтиплано-Меридиональ, где расположены самые высокие вершины. Небольшой регион на севере штата — самая низкая территория с самым жарким климатом. Второй регион имеет высоту около 800 м и более умеренный климат. Третий регион имеет среднюю высоту в 2000 м и наиболее холодный климат. Самые высокие точки Идальго: Серро-ла-Пеньюэла (3350 м), Серро-эль-Хиуинго (3240 м), Серро-ла-Паила (3200 м), Серро-лас-Навахас (3180 м), Серро-де-Агуал-Асуль (3040 м) и Серро-эль-Эстансия (3020 м). Основные реки включают: Тула, Амахас и Мецтитлан. Все реки штата относятся к бассейну вышеперечисленных трёх рек за исключением реки Сан-Хуан, которая формирует часть границы со штатом Керетаро. Амахас начинается в Сьерра-де-Пачука и течёт на юго-восток. Мецтитлан берёт начало на границе со штатом Пуэбла и впадает в озеро Мецтитлан. Основные озёра включают: Мецтитлан, Супитлан (Тулансинго), Сан-Антонио, Пуэблилья и Каррильос.

Разнообразие географических регионов создают большое разнообразие климата. Большая часть штата расположена в области умеренного климата со средними температурами от 20 до 30 °С. Уровень осадков колеблется от 250 до 2800 мм. Леса занимают около 22 % от общей территории. Растительность представлена полупустынными растениями, которые сменяются соснами и каменными дубами на более высоких территориях. Небольшая территория занята также тропическим лесом.

История

До-испанское время

Самые древние останки человека на этой территории, найдены в Уапалькалько (Huapalcalco), в 3 км на север от Тулансинго (Tulancingo) и датируются по крайней мере 7 тысячами лет до н. э. Многочисленные миграции коренных жителей имели место здесь, главным образом проходившие с севера, и осваивавшие долину Мехико. Уастеки заняли север штата, прибрежные районы штата Веракрус, на побережье Мексиканского залива.

Отоми жили в регионе долины Мескиталь (Mezquital), который был сердцем их территории, где были найдены поселения Уичапан (Huichapan), Ишмилькильпан (Ixmiquilpan) и Актопан (Actopan). В VII веке в Шочикотлане обосновались тольтеки. Отсюда они рассеялись по разным местностям, основали города, один из которых — Толлан (совр. Тула), стал столицей их государства. Тольтеки снова заселили Уичапан и основали Тулансинго. Они, в конечном счёте, были вытеснены чичимеками, которые построили свою столицу в Метцтитлане (Metztitlán). Культура тольтеков достигла высокого развития. Великие учёные и художники, философы и астрологи, торговцы и воины, жили в Толлане.

После основания города Мехико-Теночтитлана, в XII веке сюда пришли ацтеки, которые сначала обосновались в Мишкиауале (Mixquiahuala), а затем — в Тисаюке (Tizayuca). В конечном счёте, именно ацтеки овладели большей частью территории современного Идальго. Территория современного штата Идальго вошла в состав обширной империи ацтеков. Благодаря своему расположению в самом центре долины Мехико, Идальго стал важной частью ацтекской империи. Он лежал на важных дорогах, ведущих от Мексиканского залива до побережья Теночтитлана. Из-за своего стратегического расположения Идальго часто был объектом нападений захватчиков, которые пытались получить контроль над центральной Мексикой.

Испанское время

В 1521 началось завоевание этой империи испанскими конкистадорами, а в 1528 на территории Идальго началась испанская колонизация, когда капитан Ф. Тельес (Francisco Téllez) пришёл из Мехико-Теночтитлана, а П. Родригес де Эскобар (Pedro Rodríguez de Escobar) и А. Барриос (Andrés Barrios) прибыли в Ишмилькильпан и Метцтитлан для сбора налогов. После испанского завоевания Ацтекской империи, конкистадоры нарезали для себя земли, принадлежавшие ацтекам. Э. Кортес (Hernán Cortés) овладел землями к северо-востоку от города Мехико. Вскоре после прибытия монахов францисканцев в 1523, началось обращение в христианство туземных народов. Монахи, жившие в Тескоко (Texcoco), посетили несколько раз Тепеапулько (Tepeapulco), заставляя индейцев сжечь храм своего бога Уицилопочтли (Huitzilopoztli). За полвека монахи построили в Идальго много церквей и 30 монастырей. Это изменило социальную, экономическую и культурную структуру областей, поскольку испанцы взяли под свой контроль природные ресурсы, особенно полезные ископаемые, а рабочую силу предоставляли индейцы.

Административно территория Идальго вошла в состав интенденсии Мехико вице-королевства Новая Испания. Это также привело к уменьшению численности индейского населения. Особенно это произошло в течение губернаторства Н. Бельтрана де Гусмана (Nuño Beltrán de Guzmán). К 18в. основой экономики региона составляли горнодобывающая промышленность и сельскохозяйственные асьенды. Большая часть сельского производства в колониальный период была сосредоточена на выращивании мелкого скота — свиней, овец, а также производства лёгкого спиртного напитка пульке (pulque) из местных растений магей (maguey) — агавы.

Однако, добыча серебра, золота и других металлов в Пачуке была основой экономики области в колониальный период и после достижения независимости. В 18 в. производство продуктов горной промышленности упало. В августе 15. 1766 шахтёры Реаль дель Монте забастовали, прибыли в Пачуку, где передали властям свой манифест. Однако, горная промышленность была возрождена Первым Графом Реглы — Педро Ромеро де Терреросом (Pedro Romero de Terreros), который открыл новые золотоносные жилы, в основном около Реаль дель Монте.

Несмотря на испанский контроль и усилия по евангелизации с 16 в. по 18 столетие многие из племени отоми, а также других туземных народов не были полностью порабощены, особенно в районах Сьерра Горда и Сьерра Баха. Многие в Идальго, особенно среди индейцев, встали на сторону борца против испанского правления М. Идальго и Костилью (Miguel Hidalgo y Costilla), дав таких лидеров, как Х. М. Корреа (José María Correa) и Х. А. Магоса (José Antonio Magos), которые были активны в области Долины Мескиталь. Первое вооружённое восстание за независимость в регионе возглавили М. Санчес (Miguel Sánchez) и Х. Вильягран (Julián Villagrán) в районе Уичапана, где совершили набег на королевские войска на пути из Мехико в Керетаро. Вильягран и его сын Хосе Мария преследовали роялистов в регионе с 1810 по 1813, когда они были пленены и расстреляны. В октябре 5. 1810 и 23 апреля 1812 повстанцы в числе более 500 человек и всего с двумя пушками, во главе с М. Серрано (Miguel Serrano), В. Беристаином (Vicente Beristáin) и П. Эспиносой (Pedro Espinosa), осуществили нападения на Пачуку, взяв город. Лишь три населённых пункта не сдавались повстанцам. Однако, крупных сражений войны за независимость Мексики в регионе не происходило.

Время независимости

Когда война закончилась в 1821, страна была разделена на множество департаментов. В 1824, с принятием Мексикой федеральной конституции, страна была поделена в административном отношении на автономные штаты. Современный Идальго (муниципалитеты Тула, Тулансинго и Уэхутла) был включен в состав штата Мехико.

Экономические последствия для шахт Пачуки и Реаль дель Монте во время Войны за независимость были губительны. В 1824 для восстановления этого сектора экономики были привлечены британские горнодобывающие компании, которые привезли с собой новые паровые машины и законтрактовали корнуэльских шахтёров.

В 1828 идеологические разногласия между бывшими повстанцами привели к столкновениям Н. Браво (Nicolás Bravo) — вице-президентом республики и сторонником централизма с президентом Г. Викторией (Guadalupe Victoria). Браво потерпел поражение у Тулансинго и был выслан в Колумбию. Англичане были вынуждены продать свои предприятия мексиканским предпринимателям в 1849, и горнодобывающий сектор вновь пришёл в упадок. В феврале 18. 1856 группа граждан во главе с мэром Г. Майоргой (Gabriel Mayorga) в Хакале подписали документ, в котором выразили ряд либеральных взглядов. Эта группа способствовала среди прочего отделению церкви от государства, свободе религии, ограничению власти монастырей и введения Аграрного Закона. Многие из их инициатив нашли отражение в конституции 1857. После принятия этой конституции начались столкновения консерваторов и либералов, штат, как и вся страна, был погружен в пучину гражданской войны. В 1861 правительство обширного штата Мехико было сосредоточено в Толуке — к востоку от города Мехико. Расстояние до столицы было одной из причин, почему нужно было отделить от штата Мехико часть территории и создать новый штат. Когда французские войска вторглись в центральную Мексику в 1862, большая часть страны была разделена на три военных сектора для защиты. Второй сектор имел свою столицу в Актопане, и его границы примерно совпадали с границами современного штата Идальго. Французы преуспели в том, что усадили габсбургского принца Максимилиана I на трон императора Мексики, который в 1865 посетил Пачуку. Вскоре после этого повстанческое движение усилилось. Когда император был свергнут, новое республиканское правительство 16. января 1869 решило преобразовать этот военный сектор в новый штат. Он был назван в честь видного борца за независимость Мексики М.Идальго и Костильи. Первым губернатором Идальго стал А. Тагле (Antonio Tagle). С момента создания штата и до периода президентства Порфирио Диаса (Porfirio Díaz), экономика, особенно её горнодобывающий сектор, была неустойчивой. Во время правления Диаса штатом руководил один из лучших друзей президента Р. Кравиото (Rafael Cravioto), которого вскоре сменил его дядя С. Кравиото (Simón Cravioto). В конце 1880-х, ряд современных изобретений, таких как телеграф, телефон и железная дорога помог экономике Идальго. Он также принес очередную волну иностранных инвестиций в горнодобывающую промышленность. К середине 1900-х годов, большую часть горного производства в Пачуке и Реаль-дель-Монте находились под контролем американских компаний, таких как United States Mining Smelting and Refining Company. Хозяйства по производству пульке, были преуспевающими в конце 19 и начале 20 веков. За 20 лет правления семьи Кравиото население штата увеличилось с 427 340 до 558 769 человек, из которых 80 % не умели читать и писать. Большая часть территории Идальго была разделена на 195 асьенд, в то время на всё население штата приходилось 336 учителей, 85 юристов и 56 врачей. Росло производство асьенд, прежде всего производивших пульке, английские фирмы начали производить цемент в регионе Тула и Тепехи дель Рио, где и в Тулансинго были открыты прядильно-ткацкие фабрики. Процветание штата лучше всего было видно в Пачуке, где строилось много зданий, а многие сельские районы по-прежнему оставались довольно бедными. Ситуация располагала к тому, чтобы штат встретил мексиканскую революцию.

Во время Мексиканской революции, местные вооруженные группировки, такие как одна во главе с Ф. П. Мариэлем (Francisco P. Mariel) в Уэхутле (Huejutla), померились силами с правительственными войсками. Войска во главе с Н. Флоресом (Nicolas Flores) взяли Хакалу (Jacala) и угрожали Симапану (Zimapan) и Исмикильпану (Ixmiquilpan) в 1911 году. Позднее в том же году Г. Эрнандес (Gabriel Hernandez) взял Тулансинго (Tulancingo) и Пачуку, заставив тогдашнего губернатора отказаться от власти. После этого Порфирио Диас сбежал из страны, и несколько фракций стали бороться за власть здесь. Правительство штата было захвачено в 1915 году А. Санхинсом (Agustin Sangins), который объявил себя сторонником В. Уэрты (Victoriano Huerta), что побудило противников взять в руки оружие в районе Уастеки, Хакалы и Тулансинго. Победа изначально принадлежала тем, кто поддерживал Уэрту. Когда правительство последнего пало, в штате хаотически менялись губернаторы, каждый из которых поддерживался различными фракциями.

Когда война, наконец, окончилась к 1920 году, в штате была введена новая конституция. В июле 6. 1920 году состоялся первый полет биплана с почтой, пилотируемый О. Руисом Гавиньо (Horacio Ruiz Gaviño), который взлетел из Пачуки и сел в Мехико после 53 минут полёта.

Война снова оставила горнодобывающую промышленность в руинах, а также произошло дезертирство американских компаний. Модернизация почти разрушенной инфраструктуры начались в 1920-х годах с реконструкцией телефонных линий и строительством автомобильных дорог в пределах штата. С 1929 по 1933 губернатор Б. Варгас (Bartolomé Vargas Lugo) — представитель право-социалистической Институционно-Революционной партии (PRI) начал строительство шоссе Пачука-Уэхутла. С 1938 по 1941 было завершено строительство шоссе Пачука — Туспан. В 1930-х годах активы таких компаний, как Cruz Azul Cement были экспроприированы, были созданы популярные схемы кредитования, такие как Banco de Credito Ejidal. Более 130 школ в сельской местности были построены. Строительство и модернизация инфраструктуры продолжалась в течение остальных лет 20-го века. Эта волна горнодобывающей активности стала снижаться в середине 20 века, вызывая ухудшение положения в экономике штата, особенно в области Пачука. В 1950-х и 1960-х годов были предприняты усилия для смещения экономики штата от сельского хозяйства и горнодобывающей промышленности к промышленности. В 1952 году построена фабрика Diesel Nacional (DINA) по производству автомобильных дизельных двигателей.

Старый Автономный Институт (Instituto Científico Literario Autónomo de Hidalgo) в 1961 году был преобразован в Автономный Университет Штата (Universidad Autónoma del Estado), с целью подготовки инженеров и других специалистов, для обеспечения стимула развития промышленности. Предпринимались усилия по строительству жилья, особенно в пригородах для рабочих, которые работали на недавно построенных заводах.

Рост площади Большого Мехико достигла южной границы штата Идальго в конце 20 и начале 21-го века с муниципалитетом Tizayuca официально добавлен в регионе в 2005 году. Одной из проблем, самой южной части штата в первых десятилетиях 21 в., являлось загрязнение воды из долины Мехико. Мехико выкачивает избыток воды из области, тогда как долины не имеют естественного орошения. Эта вода стала все более загрязненной и вызывала повреждение северных районов штата. Штат вел переговоры по поводу федеральной и другой помощи для очистки и переработки этой воды, чтобы она не наносила дальнейший ущерб сельскому хозяйству штата и окружающей среде. В политическом плане с 1929 руководство штата представляет собой однопартийное правительство, а партия PRI, имела монополию на губернаторскую власть. Ни один из кандидатов от других партий не становился губернатором Идальго.

Население

По данным на 2010 год население Идальго составляет 2 665 018 человек (2,3 % населения страны). 52 % населения проживают в городах, 48 % — в сельской местности. Более 90,8 % населения — католики, остальные главным образом протестанты, имеются меньшинства иудаистов.

Изменение численности населения:

• 1980 год — 1 547 493 чел.
• 1990 год — 1 888 366 чел.
• 1995 год — 2 212 473 чел.
• 2000 год — 2 235 591 чел.
• 2005 год — 2 345 514 чел.
• 2010 год — 2 665 018 чел.

Индейские языки:

Около 320 029 человек в штате Идальго говорят на различных индейских языках. Основные индейские языки включают: науатль (217 853 чел.), отоми (95 057 чел.), тепеуа (1 583 чел.), сапотекские языки (364 чел.) и др. Наибольшее число индейскоязычного населения проживает в муниципалитетах: Уэхутла (около 65 000 носителей), Исмикильпан (24 000 носителей) и Сан-Фелипе-Орисатлан (20 000 носителей).

Административное деление

В административном отношении Идальго делится на 84 муниципалитета:

INEGI код	Муниципалитеты (русск.)	Муниципалитеты (ориг.)
01	Акатлан	(Acatlán)
02	Акашочитлан	(Acaxochitlán)
03	Актопан	(Actopan)
04	Агуа-Бланка-де-Итурбиде	(Agua Blanca de Iturbide)
05	Ахакуба	(Ajacuba)
06	Альфахаюкан	(Alfajayucan)
07	Альмолойя	(Almoloya)
08	Апан	(Apan)
09	Эль-Ареналь	(El Arenal)
10	Атиталакия	(Atitalaquía)
11	Атлапеско	(Atlapexco)
12	Атотонилко-де-Тула	(Atotonilco de Tula)
13	Атотонилко-эль-Гранде	(Atotonilco El Grande)
14	Кальнали	(Calnali)
15	Кардональ	(Cardonal)
16	Чапантонго	(Chapantongo)
17	Чапулуакан	(Chapulhuacán)
18	Чилкуаутла	(Chilcuautla)
19	Куаутепек-де-Инохоза	(Cuautepec de Hinojosa)
20	Элосочитлан	(Eloxochitlán)
21	Эмилиано-Сапата	(Emiliano Zapata)
22	Эпасоюкан	(Epazoyucan)
23	Франсиско-Мадеро	(Francisco I. Madero)
24	Уаска-де-Окампо	(Huasca de Ocampo)
25	Уаутла	(Huautla)
26	Уасалинго	(Huazalingo)
27	Уеуетла	(Huehuetla)
28	Уехутла-де-Рейес	(Huejutla de Reyes)
29	Уичапан	(Huichapan)
30	Исмикильпан	(Ixmiquilpan)
31	Хакала-де-Ледесма	(Jacala de Ledezma)
32	Хальтокан	(Jaltocan)
33	Хуарес	(Juárez)
34	Лолотла	(Lolotla)
35	Метепек	(Metepec)
36	Мецтитлан	(Metztitlán)
37	Минераль-де-ла-Реформа	(Mineral de la Reforma)
38	Минераль-дель-Чико	(Mineral del Chico)
39	Минераль-дель-Монте	(Mineral del Monte)
40	Ла-Мисион	(La Misión)
41	Мискияуала-де-Хуарес	(Mixquiahuala de Juárez)
42	Моланго-де-Эскамила	(Molango de Escamilla)
43	Николас-Флорес	(Nicolás Flores)
44	Нопала-де-Вильягран	(Nopala de Villagrán)
45	Омитлан-де-Хуарес	(Omitlán de Juárez)
46	Пачука	(Pachuca)
47	Пакула	(Pacula)
48	Писафлорес	(Pisaflores)
49	Прогресо-де-Обрегон	(Progreso de Obregon)
50	Сан-Агустин-Мецкититлан	(San Agustín Metzquititlán)
51	Сан-Агустин-Тласиака	(San Agustín Tlaxiaca)
52	Сан-Бартоло-Тутотепек	(San Bartolo Tutotepec)
53	Сан-Фелипе-Орисатлан	(San Felipe Orizatlán)
54	Сан-Салвадор	(San Salvador)
55	Сантьяго-де-Анайя	(Santiago de Anaya)
56	Сингилукан	(Singuilucan)
57	Таскильо	(Tasquillo)
58	Текосаутла	(Tecozautla)
59	Тенанго-де-Дория	(Tenango de Doria)
60	Тепеапулько	(Tepeapulco)
61	Тепеуакан-де-Герреро	(Tepehuacán de Guerrero)
62	Тепехи-дель-Рио-де-Окампо	(Tepeji del Rio de Ocampo)
63	Тепетитлан	(Tepetitlán)
64	Тетепанго	(Tetepango)
65	Тесонтепек-де-Альдама	(Tezontepec de Aldama)
66	Тиангистенго	(Tianguistengo)
67	Тисаюка	(Tizayuca)
68	Тлауелилпан	(Tlahuelilpan)
69	Тлауилтепа	(Tlahuiltepa)
70	Тланалапа	(Tlanalapa)
71	Тланчинол	(Tlanchinol)
72	Тласкоапан	(Tlaxcoapan)
73	Толкаюка	(Tolcayuca)
74	Тула-де-Альенде	(Tula de Allende)
75	Тулансинго	(Tulancingo)
76	Тулантепек-де-Луго-Герреро	(Tulantepec de Lugo Guerrero)
77	Вилья-де-Тесонтепек	(Villa de Tezontepec)
78	Сочиятипан	(Xochiatipan)
79	Сочикоатлан	(Xochicoatlán)
80	Яуалика	(Yahualica)
81	Сакуальтипан-де-Анхелес	(Zacualtipan de Ángeles)
82	Сапотлан-де-Хуарес	(Zapotlán de Juárez)
83	Земпоала	(Zempoala)
84	Симапан	(Zimapan)

Экономика

Традиционно экономика штата базировалась на горной промышленности и сельском хозяйстве, промышленность стала занимать важное место лишь в последнее время. Наиболее важная сельскохозяйственная культура — кукуруза, за ней следуют: ячмень, бобы, овес, пшеница, зелёный перец чили, тыква, помидоры. В сельском хозяйстве и скотоводстве занято более 25 % населения Идальго.

Полезные ископаемые включают магний, цинк, серебро, известняк и олово. Имеются также месторождения золота, меди, кадмия и серы. Имеется природный газ и нефть. В промышленном секторе важное место занимает пищевая промышленность, в особенности производство мясных продуктов и птицы. Развито производство одежды, текстиля, фармацевтическая промышленность и др.

Герб

Герб штата представляет собой щит горизонтально поделённый пополам. В верхнем поле изображены коричневый холм, который символизирует горы Идальго. Слева от него бронзовый колокол — символ города Долорес, где произошёл призыв к независимости, т. н. «Клич Долореса». Справа от холма красный фригийский колпак свободы, украшенный тремя лавровыми ветвями — символом победы в 1821. В нижнем поле изображены символы вооружённой борьбы и независимости, реформ и революции — барабан и два пушечных ядра. Щит имеет золотую кайму — символ богатства. Сопровождают щит два флага — исторический флаг Девы Марии Гваделупской и государственный флаг Мексики, скрещённые за щитом. Герб был разработан по проекту Х. Васконселоса (José Vasconcelos) и принят в 1922. Штат Идальго не имеет официально утверждённого флага. Часто используется белое полотнище с изображением герба в центре.

Ссылки

• [www.hidalgo.gob.mx/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Идальго (штат)

Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.