Карская, Ида Григорьевна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ида Григорьевна Карская»)
Перейти к: навигация, поиск
Ида Григорьевна Карская

Ида Григорьевна Карская (урождённая Шрайбман; также известна как Ида Шрайбман-Карская; 5 июля 1905, Бендеры Бессарабской губернии — 23 марта 1990, Париж) — французский живописец, график, книжный иллюстратор.





Биография

Ида Шрайбман (в замужестве Карская) родилась в Бендерах в 1905 году, училась в румынской гимназии в Черновицах. С 1922 года училась медицине сначала в Генте (Бельгия), а с 1924 года — на медицинском факультете Парижского университета. В Париже вошла в круг русских художников и поэтов, обучалась у Хаима Сутина, с 1935 года целиком посвятила себя живописи и уже в 1936 году выставлялась в салоне Тюильри. В 1930 году вышла замуж за художника и журналиста Сергея Осиповича Карского (2 июня 1902 — 21 марта 1950).[1]

Сёстры Карской также входили в литературно-художественную элиту русской эмиграции — Дина Шрайбман (графиня Татищева; 1906—1940, возлюбленная поэта Бориса Поплавского и прототип Терезы — героини его романа «Аполлон Безобразов», которой посвящено его стихотворение «Остров смерти»; жена Николая Дмитриевича Татищева, умерла в оккупированной Франции 17 августа 1940 года) и Бетя (Бетти) Шрайбман (была депортирована как иностранная подданная еврейского происхождения и погибла в концентрационном лагере).[2][3]

После оккупации города в 1940—1941 годах работала в мастерской по росписи шарфов и плакатов, затем бежала в Монпелье, где в 1943 году прошла первая персональная выставка художницы (галерея Favier). Вторая персональная выставка прошла уже после войны — в 1946 году в парижской галерее Pétridès. Оставила портрет Антонена Арто, написанный незадолго до его смерти. С конца 1940-х годов всё более тяготела к абстракционизму, стала включать в свои работы объёмные элементы, в начале 1950-х годов занялась коллажами. В 1962 году состоялась персональная выставка работ послевоенного времени в парижской галерее Flinker. Занималась также созданием ковровых узоров и картонов для декоративных настенных ковров.

С 1970-х годов включила в своё творчество куклы, в частности в 1989 году был закончен кукольный цикл «Семь саркофагов». Последняя прижизненная выставка состоялась в парижской галерее Philip (1989).

Иде Карской посвящены стихотворения Бориса Поплавского «Звёздный яд» (В гробовом таинственном театре) и «Морелла», а также картина Исаака Анчера «В саду у Иды Карской» (Dans le jardin d’Ida Karsky, 1941).

Сын Иды Карской — композитор Мишель Карский (Michel Karsky, род. 25 октября 1936), автор музыки к мультипликационным картинам Сержа Аведикяна (Serge Avédikian), акусматических композиций (musique acousmatique).

Напишите отзыв о статье "Карская, Ида Григорьевна"

Литература

  • Анатолий Вишневский. Перехваченные письма: роман-коллаж (переписка сестёр Шрайбман, Николая Татищева, Бориса Поплавского и других). М., 2008.

Ссылки

  • [web.archive.org/web/20110511003032/karskaya.com/?language=en Сайт, посвящённый Иде Карской, с галереей работ]  (англ.),  (фр.)

Примечания

  1. Сергей Карский также занимался переводами с русского на французский язык, в частности он перевёл книгу М. О. Гершензона «Судьбы еврейского народа» и «Крейцерову сонату» Л. Н. Толстого.
  2. Р. Фрумкина [www.polit.ru/author/2008/02/08/vishevsk.html «Эталон души хранится в России…»]
  3. [www.dommuseum.ru/index.php?m=dist&as=16550 Графиня Татищева (урожд. Шрайбман) Дина Григорьевна]: Её сын — физик Борис Татищев (фр. Boris Tatischeff, род. 1936).

Отрывок, характеризующий Карская, Ида Григорьевна

Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.