Каминска, Ида

Ида Каминска
польск. Ida Kamińska идиш ‏אידה קאַמינסקאַ‏‎
В фильме «Магазин на площади» (1965)
Профессия:	актриса, театральный режиссёр
Годы активности:	1904—1976
Театр:	Еврейский театр в Лодзи; Варшавский еврейский театр
Награды:

Ида Каминска (Каминская) (польск. Ida Kamińska; 18 сентября 1899 — 21 мая 1980) — польская актриса и театральный режиссёр, номинантка на премию «Оскар» в 1966 году.

Биография

Ида Каминска родилась в Одессе 18 сентября 1899 года в семье актёров еврейского театра на идише. Её мать, Эстер-Рохл Каминская, была знаменитой еврейской актрисой, а отец, Аврум-Ицхок Каминский (1867—1918) — театральным актёром, режиссёром и продюсером. Ида была сестрой музыканта Йозефа Камински и кузиной актёра Дэнни Кея.

Театральную карьеру Ида начала в 1904 году в возрасте пяти лет. На киноэкранах она дебютировала в 1912 года в польском фильме, где также снимались её мать и сестра. За всю свою карьеру в кино она появилась лишь в 11 фильмах, и только один из них принёс ей известность. В 1965 году Каминска снялась в чехословацком фильме «Магазин на площади», роль в котором принесла ей в 1966 году номинацию на премию «Оскар» в качестве лучшей актрисы.

Ида Каминска также удостоена ряда национальных польских наград, в числе которых орден Возрождения Польши 4 степени, орден «Знамя Труда» 1 и 2 степеней, медаль 10-летие Народной Польши и Нагрудный знак 1000-летия польского государства.

Последний раз в кино она появилась в 1970 году, после чего продолжила театральную карьеру, много гастролируя по миру. Ида Каминска умерла в Нью-Йорке 21 мая 1980 года от сердечно-сосудистой болезни.

Личная жизнь

• Первый муж — актёр Зигмунд Турков (Zygmunt Turkow, 1896—1970), их дочь Рут Каминская (Ruth Kamińska, 1919—2005) была женой Эдди Рознера.
• Второй муж актрисы — известный польский режиссёр и актёр Мариан Мельман, их сын Виктор.

Ссылки

• [www.vestnik.com/issues/2001/0814/win/vainer.htm Ида Каминская] на сайте Вестник
• [jjew.ru/index.php?cnt=9444 Ида Каминская] на сайте Еврейский журнал

Отрывок, характеризующий Каминска, Ида

Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.