Идеология

Идеоло́гия (греч. ιδεολογία, от греч. ιδεα — прообраз, идея; и λογος — слово, разум, учение) — совокупность системно упорядоченных взглядов, выражающая интересы различных социальных классов и других социальных групп, на основе которой осознаются и оцениваются отношения людей и их общностей к социальной действительности в целом и друг к другу и либо признаются установленные формы господства и власти (консервативные идеологии), либо обосновывается необходимость их преобразования и преодоления (радикальные и революционные идеологии).

Идеология не наука, хотя она может включать научные знания. В отличие от науки идеология, как выражение частных интересов в форме всеобщности, представляет собой знание о социально-политической жизни по отношению к интересам составляющих её сил, задавая на этой основе оценку желательности или нежелательности того или иного социального бытия.

Лицо, занимающееся идеологией, называется Идеолог.

История понятия

Де Траси и Кондильяк

Термин «идеология» был введен во Франции в конце XVIII века А. Дестютом де Траси, который вместе с Этьеном де Кондильяком пытался создать науку об общих принципах формирования идей и основах человеческого знания. Будучи последователем сенсуалистической гносеологии Джона Локка, де Траси ввёл данный термин для обозначения учения об идеях, понимаемого им как учение об общих закономерностях происхождения идей из содержания чувственного опыта. Данное учение должно было выступать основными принципами для руководства как в науке, так и в социальной жизни. Поэтому Дестют де Траси видел в идеологии систему знаний первооснов морали, политики, права.

Дестют де Траси и Кондильяк пытались оказать влияние на политику, проводимую оказавшимся у власти Наполеоном, который счел, что они пытаются заменить политическую реальность абстрактными утверждениями, и негативно отнесся к выдвинутым предложениям. С легкой руки великого исторического деятеля слово «идеология» приобрело уничижительный смысл, который закрепился за ним вплоть до настоящего времени. В связи с тем, что проект де Траси и Кондильяка был отвергнут Наполеоном, понятие идеологии оказалось на некоторое время забытым.

Маркс и марксистская традиция

Понятие идеологии получило второе рождение благодаря К. Марксу. Идеология по К. Марксу — это ложное сознание, превратное мировоззрение, получающееся вследствие материальных противоречий в производственной основе общества — она выражает специфические интересы определённого класса, выдаваемые за интересы всего общества через ложное сознание. Энгельс отмечает в этой связи, что государство — «первая идеологическая сила над человеком» (Ф. Энгельс, Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии).

Понятие идеологии имеет у Маркса ненаучный характер. Следовательно, сочетание идеологии и научного социализма невозможны из-за их принципиальной противоположности. Идеология есть иллюзорное восприятие действительности, когда научный социализм является научным анализом этой действительности.

По мнению Теодора Ойзермана отрицательное отношение Маркса к понятию идеологии и полному недопущению существования "коммунистической идеологии" обусловлено изначальным негативным восприятием всех предшествующих идеологий, которые были враждебны по отношению к рабочему классу.

В трактовке Ленина понятие идеологии приобрело иной смысл: в своих работах Ленин неоднократно говорил об идеологии пролетариата, обозначив её как научный социализм или марксизм. . Таким образом В.Ленин первым поднял вопрос о революционной идеологии как об особом языке революционного класса, а не ложного сознания в прежнем смысле. Революционная идеология не является ложным сознанием постольку, поскольку ее содержанием является научный социализм, и таким образом она является идеологией лишь по внешнему подобию: способам донесения и объяснения для тех, кто не способен мыслить научно или вовсе необразован.

Затем понятие революционной идеологии стало одним из центральных в марксистской традиции и разрабатывалось Антонио Грамши, Луи Альтюссером и другими. Лукач предлагает видеть в идеологии проекцию классового сознания, Грамши использует для обозначения идеологии понятие культурная гегемония.

По мнению Славоя Жижека:

…идеология. Это не призрачная иллюзия, возводимая нами для укрытия от невыносимой действительности, это по самой своей сути фантазматическая конструкция, служащая опорой для нашей «действительности»: «иллюзия», структурирующая наши конкретные, реальные общественные отношения и, кроме того, маскирующая невыносимую, реальную, непостижимую сущность (то, что Эрнесто Лакло и Шанталь Муфф называют «антагонизмом», то есть травматическое социальное подразделение, не поддающееся символизации).

Функция идеологии состоит не в том, чтобы предложить нам способ ускользнуть от действительности, а в том, чтобы представить саму социальную действительность как укрытие от некой травматической, реальной сущности.

Франкфуртская школа

Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно, основатели Франкфуртской школы, переняли и развили Марксов концепт «критики идеологии» («Диалектика просвещения», 1947). Теодор Адорно проводит различие между «сводной идеологией» субъекта и его идеологиями в различных областях социальной жизни (таких, как политика, экономика или религия). Идеологии различных эпох суть продукты исторических процессов. Сторонники целостных идеологических конструкций по большей части представляют собой меньшинства, поскольку в обычном случае различные идеологические системы абсорбируются и адаптируются в общепринятых мыслительных шаблонах, принимаемых большинством. Критика «тотальной» идеологии реализуется через отрицание так называемой «ослеплённости» (нем. Verblendungszusammenhang), не ограничиваясь отрицанием «овеществления» (нем. Verdinglichung), выведенного Марксом и Лукачем из товарного обмена. В «Диалектике просвещения» экономическая рациональность подчиняется исторически активному, инструментальному разуму.

Другие определения

Существует довольно большое количество определений идеологии, которые отличаются, в частности, оценкой обозначаемого ими феномена.

• Идеология по К. Мангейму — предвзятое отражение социальной действительности, выражающее интересы определённых групп или классов, находящихся у власти и, тем самым, стремящихся сохранить существующий порядок вещей; противопоставляется утопии как потенциальной идеологии в этом смысле.
• Идеология по Ролану Барту — современный метаязыковой миф, коннотативная система, приписывающая объектам непрямые значения, и социализирующая их.
• Идеология по Эриху Фромму — это готовый «мыслительный товар», распространяемый прессой, ораторами, идеологами для того, чтобы манипулировать массой людей с целью, ничего общего не имеющей с идеологией и очень часто совершенно ей противоположной.

Вклад в разработку понятия идеология внесли также Клиффорд Гирц, Анри Лефевр, Александр Зиновьев и ряд других представителей социально-гуманитарных наук.

Современный анализ

Мета-идеология изучает структуру, форму и проявления идеологий. Мета-идеология постулирует, что идеология — это взаимосвязанная система идей, основанная на нескольких базовых утверждениях относительно реальности, которые могут иметь (или не иметь) фактологическую основу, но являются результатом субъективного выбора, и служат зерном, из которого произрастают последующие размышления. Согласно этой точке зрения, идеологии не «истинны» и не «ложны», но являются релятивистскими интеллектуальными стратегиями для категоризации мира. Плюсы и минусы идеологии простираются от энергии и рвения истинно верующих до идеологической непогрешимости и фундаменталистской предубеждённости в политике и религии.

Работы Джорджа Уолфорда и Гарольда Уолсби в области «систематической идеологии» направлены на изучение соотношения между идеологией и социальными системами. Чарльз Блаттберг в своей работе различает политические идеологии и политические философии.

Дэвид Минар описывает шесть различных способов, которыми используется слово «идеология»:

• как набор идей с определённым «содержанием», как правило нормативным;
• как форма внутренней логической структуры, свойственной идеям в наборе;
• по роли, которую идеи играют в межчеловеческом взаимодействии;
• по роли, которую идеи играют в структуре организации;
• значение, направленное на «убеждение»;
• возможно, как «локус» социального взаимодействия.

Для Уилларда Маллинза, идеология составлена из четырёх базовых характеристик:

• она должна властвовать над познавательной способностью;
• она должна быть способна руководить оценочными суждениями;
• должна служить инструкцией к действиям;
• и, как указано выше, должна быть логически последовательна.

Маллинз подчёркивает, что идеологию не следует путать со связанными с ней, но отличающимися от неё «утопии» и «исторической мифологии».

Германский философ Кристиан Дункер призывает к «критическим размышлениям об идеологических концептах» (2006). В своей работе, он пытается вывести концепт идеологии на передний план, также как тесно связанные с ним проблемы эпистемологии и истории. В его работе понятие идеологии определяется как система способов представления, скрытым или явным образом претендующих на абсолютную истину.

Хотя слово «идеология» наиболее часто встречается в политическом дискурсе, существует множество типов идеологии: политическая, социальная, эпистемологическая (научная), этическая и др.

При всех дальнейших изменениях непосредственного значения этого термина смысловые оттенки первоначального содержания понятия «идеология» таковы:

• быть теоретическим обобщением исходных чувственных представлений;
• выступать наиболее существенным компонентом имеющихся в наличии знаний;
• выполнять в связи с этим роль исходных принципов для практической деятельности.

Критика идеологий

Особую роль критика идеологий играла в эпоху Просвещения. Главной целью Просвещения было освобождение человеческого сознания от суеверий, заблуждений и предрассудков, которые согласно просвещенческим воззрениям были нужны средневековым властителям для легитимации их господства. Французские материалисты, среди них Гольбах и Гельвеций, критиковали в особенности католическую церковь и характеризовали её догматы (по их мнению, направленные на удержание власти) как «клерикальный обман». Деятели Просвещения требовали практической реализации политических принципов «разума», «науки», «демократии» и «прав человека».

Типология идеологий по Курту Ленку

Политолог Курт Ленк в его работе «Народ и государство: структурные изменения политических идеологий XIX—XX веков» (1971) предложил классификацию идеологий. Он провёл различие между идеологиями апологетическими, комплиментарными, маскирующими и выражающими. Под апологетическими Ленк понимает моделирующие идеологии, которые распространяются на все общественные отношения. Основополагающей моделью при этом является толкование реальности, апеллирующее к рациональности и научности. Ленк называет эту модель «идеологией», поскольку она стремится представить в качестве единственно «разумного» и обязательного такое понимание реальности, которое основано на рациональных аргументах.

Критика тоталитарных идеологий Карла Поппера

Сэр Карл Поппер — австрийский и британский философ и социолог в своей работе «Открытое общество и его враги» вышедшей в 1945 году критиковал платонизм, марксизм, тоталитаризм («закрытое общество»), историцизм и выступал в защиту демократии. В этом труде Поппер также выдвинул идею открытого общества — общества, основанного на демократии и критическом мышлении индивидов. В таком обществе индивиды свободны от различных табу и принимают решения исходя из достигнутого, в результате договоренности, консенсуса. Политическая элита в таком обществе не имеет неограниченной власти и может быть отстранена без кровопролития.
Поппер утверждал, что поскольку процесс накопления человеческого знания непредсказуем, то теории идеального государственного управления принципиально не существует, следовательно, политическая система должна быть достаточно гибкой, чтобы правительство могло плавно менять свою политику. В силу этого общество должно быть открыто для множества точек зрения и культур, то есть обладать признаками плюрализма и мультикультурализма.

Идеология и общество

Идеология и наука

С развитием Просвещения отмежевание от идеологии стало составной частью научного подхода. В отличие от идеологии и веры, наука стремится оставаться нейтральной, интерсубъективной и свободной от нормативных высказываний. Действительность её гипотез и теорий подтверждается эмпирическим путём, с помощью фактов и опыта (см. Философия науки).

Научные шаблоны, научные парадигмы и школы также способны вбирать в себя идеологические и негативистские подходы, препятствуя тем самым развитию научного знания. Томас Кун в своей книге «Структура научных революций» проанализировал научные парадигмы также с точки зрения их конкуренции как идейных школ. Эти школы устанавливают:

• что наблюдается и проверяется;
• способ постановки вопросов применительно к рассматриваемой теме;
• направление, в котором интерпретируются результаты научного исследования.

Отдельные теоретики науки (например, Бруно Латур) считают противопоставление идеологии и объективной науки приёмом, используемым для борьбы за власть и сокрытия фактов. Эта позиция, в свою очередь, подвергается ожесточённой критике, как ведущая к тотальной иррационализации науки (см. мистификация Сокала).

Идеология и политика

Политика, как практическая реализация интересов тех или иных обществ, социальных классов и групп, повсюду тесно связана с политической идеологией, как концептуальным, теоретическим отражением таких интересов. Политические программы основываются на определённых системах ценностей. Основополагающие политические идеологии — это либерализм (опора на свободу), социализм (опора на равенство) и консерватизм (опора на традиции).

В политических дискуссиях часто встречается упрёк противника в «идеологизации». Таким упрёком как бы дают понять, что позиция противника небезупречна, поскольку базируется на какой-то политической идеологии. Собственная же позиция при этом (явно или скрыто) подаётся как основанная на научном анализе фактов, здравом человеческом рассудке или на несомненных этических принципах. Подобный подход часто связан с тем, что участники политической дискуссии не осознают, какие идеологемы (элементы идеологии) в действительности определяют содержание дискуссии.

Идеология и религия

Наряду с понятием «политическая идеология» широкое применение в науке имеет также понятие «религиозная идеология». Религиозная идеология — это идеология, которая благодаря обращению к потустороннему связывает общество и личность в концепции единого существования и создает интеграционные, связующие силы между различными социальными группами. Возникновение религиозной идеологии часто связано с тем, что в силу своей оппозиционности религиозная конфессия начинает играть значимую политическую роль. Общепринятыми примерами религиозных идеологий являются мировые религии, в особенности протестантизм и католицизм, независимо от того, имели ли они изначально политические мотивы. В данном случае под религиозной идеологией понимается не религия в целом, а те её религиозные и политические аспекты, которые могут вызвать к жизни религиозное движение. Понятие религиозной идеологии употребляется в связи с понятиями «ортодоксия» и «фундаментализм».

Политолог Матиас Хильдебрандт, который пытается приравнять друг другу понятия «религиозной идеологии» и «фундаментализма», считает традиционализм общим признаком религиозных идеологий: «они претендуют на то, чтобы вернуться к первоисточникам собственной традиции и освободить её от искажений исторического развития, это развитие зачастую воспринимается ими как процесс дегенерации». Парадокс религиозных идеологов состоит в том, что вопреки их претензиям на возврат к истинному учению, «в большинстве случаев они создают современную религиозную идеологию».

Наряду с понятием «религиозной идеологии» в политологии религии разрабатывается понятие «политической религии». В этом понятии подчеркивается тесная взаимосвязь между религиозными и политическими способами мышления и действия.

Типы идеологий

Основные современные идеологии сложились в XIX веке. Несмотря на значительное количество различных идеологий, в самом общем виде принято выделять:

• Социально-политические
  • Анархизм
  • Консерватизм
  • Либерализм

• Классовые
  • Социализм
  • Капитализм
• Национально-этнические
  • Расизм
  • Нацизм
  • Национализм

• Другие
  • Феминизм
  • Гуманизм

В конце XX века среди политиков и партий наметилась тенденция в прагматических целях всё чаще отказываться от устойчивой идеологии, то есть брать на вооружение тактику антиидеологизма, а то и популизма.

Предпосылки для появления новой идеологии

Предпосылками для появления новой идеологии являются:

• социальный запрос на новые идеи;
• наличие активной образованной аудитории;
• наличие институциональных площадок и работающих сетей распространения идей.

См. также

• Идеологема
• Национальная идея
• Система ценностей

Литература

• Н. Бобровников. Идеология // Большая советская энциклопедия: В 65 томах / гл. ред. О. Ю. Шмидт. — 1-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1933. — Т. 27 (Зерновые — Империализм). — С. 452—463. — 960 с. — 45 500 экз.
• [bse2.ru/book_view.jsp?idn=030283&page=333&format=html Идеология] // [bse2.ru/index.jsp Большая советская энциклопедия: в 51 томе] / Б. А. Введенский. — 2-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1952. — Т. 17 (Земля — Индейцы). — С. 333—337. — 632 с.
• Келле В. Ж. Идеология // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• Habermas J. Technik und Wissenshaft als Ideologie. 11. Aufl.. — Fr./M., 1981.
• Lipset S. M. Political man: the social bases of politics. 2nd ed.. — L., 1983.
• Антонович И. И. Социодинамика идеологий. — Минск, 1995.
• О. О. Савельева Формирование новой российской идеологии // Свободная мысль. — 2000. — № 3.
• Жижек, Славой. Возвышенный Объект Идеологии. — М.: «Художественный журнал», 1999. — ISBN 5-901116-01-1
• Логинов Алексей Валерьевич. [www.lib.ua-ru.net/diss/cont/90988.html Идеология как проблема социальной онтологии] : Дис. … канд. филос. наук : 09.00.11 : Екатеринбург, 2004 136 c. РГБ ОД, 61:04-9/557
• Макаренко В. П. Главные идеологии современности. Ростов н/Д.: Феникс. — 2000.
• Owen, John (2011) [www.themontrealreview.com/2009/The-clash-of-ideas-in-world-politics-john-owen.php «The Clash of Ideas in World Politics: Transnational Networks, States, and Regime Change, 1510—2010»], Princeton University Press, ISBN 0-691-14239-4
• Mullins, Willard Arnold. [www.jstor.org/discover/10.2307/2504753?uid=3739256&uid=2&uid=4&sid=21102475606897 Thuth and Ideology: Reflections on Mannheim's Paradox] (англ.). Проверено 27 июня 2013. [www.webcitation.org/6HmxfBYqp Архивировано из первоисточника 1 июля 2013].

Ссылки

• [ideology.ru/ Антология истории идей и идеологий]
• Хорина Г. П. [tourism.mosgu.ru/o_fakultete/kafedra/cultural/Nayka/Horina.htm Идеология как элемент системы культуры]
• [antonpisarenko.blogspot.com/2013/05/blog-post_29.html Трансформация политических идеологий в постбиполярном мире]

Отрывок, характеризующий Идеология

Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.