Идман, Карл Густав

Карл Густав Идман Karl Gustaf Idman<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр иностранных дел Финляндии
31 марта — 31 декабря 1925
Предшественник:	Ялмар Прокопе
Преемник:	Эмиль Сетяля
Рождение:	1 декабря 1885(1885-12-01) Таммерфорс, Великое княжество Финляндское
Смерть:	13 апреля 1961(1961-04-13) (75 лет) Хельсинки, Финляндия

Карл Густав Идман (фин. Karl Gustaf Idman; 1 декабря 1885, Таммерфорс, Великое княжество Финляндское — 13 апреля 1961, Хельсинки, Финляндия) — финский политик и дипломат; с апреля по декабрь 1925 года — министр иностранных дел Финляндии.

Биография

Родился 1 декабря 1885 года в Таммерфорсе, в Великом княжестве Финляндском.

В 1914 году Идман защитил докторскую диссертацию в Александровском Университете в Хельсинки. C 1915 по 1917 годы там же работал профессором Кафедры Международного Права.

Когда в конце 1917 года Финляндия провозгласила свою независимость, доктор Идман поступил на работу в новообразованную Канцелярию Премьер-Министра. Этому предшествовало участие в работе двух финских делегаций, посетивших в ноябре-декабре 1917 года Петроград и ведших переговоры с Лениным о признании Советской Россией Финляндии.

С тех пор он на действительной дипломатической службе. С июня 1918 года — Специальный и полномочный посланник в Копенгагене. В 1919—1927 годах (с перерывом в 1925) — посол в Будапеште. С 31 марта по 31 декабря 1925 года был министром иностранных дел Финляндии.

В период с середины 1927 по начало 1939 года Густаф Идман служил посланником в Риге и Каунасе, Праге, Варшаве и Бухаресте. С 1 октября 1939 года и до апреля 1945 был посланником в Токио. (С 1941 года совмещал работу с должностью посланника в Манчжурии, где находилось марионеточное Японии государство).

С весны 1945 года — в центральном аппарате МИД.

С 1947 года в отставке, выйдя в которую, поселился в имении Хатанпяя (финск. — Hatanpää) около города Тампере. До конца дней занимался благотворительностью.

Скончался 13 апреля 1961 года в Хельсинки в Финляндии. После своей смерти оставил огромный фонд, который завещал городу Тампере. Из него и поныне выплачиваются стипендии талантливым студентам из этого города.

Литература

• Карл Густав Идман «Договор о гарантиях в области международного права», 1913 г. (Le Traité de Garantie en droit international)
• Карл Густав Идман «Как наша страна обрела независимость: мемуары», 1953 г. (Maamme itsenäistymisen vuosilta: muistelmia)
• Карл Густав Идман "Воспоминания дипломата: Наша независимость на начальном этапе 1919—1927 гг., 1954 г. (Diplomatminnen:Hågkomster från vår självständighets begynnelseskede 1919—1927)

Ссылки

• [valtioneuvosto.fi/tietoa-valtioneuvostosta/hallitukset/vuodesta-1917/tulokset/fi.jsp?report_id=M2&selectedCriterion.ministeri_henkilo_id=159 Карл Густав Идман]  (фин.)
• [www.google.fi/search?q=inauthor%3A%22Karl+Gustaf+Idman%22&btnG=Hae+teoksia&tbm=bks&tbo=1&hl=fi Книги Карла Густава Идмана]  (фин.)

Отрывок, характеризующий Идман, Карл Густав

– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.