Еговисты-ильинцы

Еговисты-ильинцы (Иеговисты-ильинцы, субботники, Десное братство) — религиозная организация хилиастического и дуалистического характера, основанная в России в 1840-х годах капитаном артиллерии Николаем Сазонтовичем Ильиным (1809—1890), и имевшая своих последователей на Урале, в Средней Азии, на Кавказе и Украине. Возникнув в целом в русле иудео-христианской традиции, отрицают всякую связь с современным иудаизмом и христианством.

Самоназванием движения является термин Еговисты.

История

Начальный период. Н. С. Ильин

Основателем движения еговистов был Н. С. Ильин, профессиональный военный, вышедший в отставку и поселившийся в 1847 году в поселке Баранча нынешней Свердловской области в качестве инспектора при тамошнем артиллеристском заводе. Живо интересуясь вопросами религии, Ильин видел свою задачу в том, чтобы объединить иудаизм и разные ветви христианства на основе учения о всеобщей братской любви. Ильин проявлял интерес к немецкому пиетизму, в особенности к мистическим сочинениям Иоганна Генриха Юнга-Штиллинга. Ильин придавал особенное значение новозаветной книге Откровения и идее объединения всех истинных верующих. Постепенно Ильин отошёл от православия, и в 1850 году написал религиозно-философское сочинение «Сионская весть», содержавшее основные положения нового религиозного учения. Ильин называл свою доктрину «благовестом» и предвозвещал грядущую в скором будущем битву между Богом и Сатаной и разделение человечества на тех, кто на суде станет по правую (слав. одесную) и левую сторону (слав. ошуюю) от престола Бога. Эта идея дала первоначальное название группе последователей Ильина, которое до сих пор можно встретить как в религиоведческой, так и в популярной литературе — Десное братство. Последователи Ильина именовали себя Десным братством в начальный период деятельности общины, а затем усвоили наименование еговисты.

Вскоре вокруг Ильина сложился кружок последователей, среди которых выделялись С. Лалетин, богатые купцы, бывшие старообрядцы, братья Волгины и др. Возникновение новой «ереси» не прошло незамеченным, и вскоре гражданские и церковные власти инициировали расследование деятельности Ильина и его друзей. Ильина и ряд его последователей обвинили в «совращении душ из православия». Ильин был сослан в Соловецкий монастырь для «духовного исправления». Соловецкий монастырь был крупнейшей монастырской тюрьмой того времени, однако более дюжины других монастырей по всей России выполняли те же функции. Известный исследователь русского религиозного разномыслия Пругавин отмечал в своей работе, посвящённой монастырским тюрьмам, что условия содержания в них были часто невыносимы. В частности, в Соловецком монастыре окна келий не открывались, что делало воздух в них спёртым, пища была скудной и низкокачественной, а контакт заключённых с внешним миром был крайне ограничен. Другие последователи Ильина были наказаны смещением со своих должностей, принуждением к церковному покаянию или переводом на службу в отдалённые места страны.

Ильин находился в монастырском заключении на Соловках с 1859 по 1873 год, а с 1873 по 1879 год в Спасо-Евфимиевом монастыре в Суздале, после чего был освобождён по многочисленным ходатайствам родственников и друзей и ввиду подорванного заключением здоровья и отправлен на поселение в Курляндскую губернию под строгий полицейский надзор. Такой выбор места для поселения объясняется желанием начальства уберечь православное население от влияния проповеди Ильина, так как он не выказал раскаяния и желания вернуться в православие. Ни во время своего заключения в монастырях, ни проживая в Паланге (и затем Митаве) Курляндской губернии, Николай Ильин не переставал писать сочинения, излагающие его учение, и всеми возможными способами передавать их своим последователям, которые относились к Ильину как к посланнику Еговы и учителю истины. Сам Ильин часто подписывал свои сочинения как «Всемирный Светитель», так нередко называют его и современные еговисты-ильинцы. Ильин умер в Митаве (ныне Елгава, Латвия) в 1890 году. Место его погребения неизвестно.

Еговисты-ильинцы до революции

Ещё при жизни Ильина, благодаря массовой рассылке брошюр, как самим Ильиным, так и его последователями, группы ильинцев возникают в разных частях Российской империи. Центром движения в дореволюционное время оставался Урал, но общины появляются в Закавказье, на Северном Кавказе и на Украине. Ильинцы в дореволюционное время периодически подвергались преследованиям, нередко в отношении их применяется административная ссылка, в том числе в Среднюю Азию. Помимо ссылки, в конце XIX — начале XX века происходит колонизация русскими отдельных частей нынешнего Казахстана и северной части Киргизии. Среди них были и еговисты-ильинцы, которые скоро обнаружили, что новые места обеспечивают им бо́льшую религиозную свободу, чем они имели в России.

Еговисты-ильинцы в советский период

Ильинцы восприняли революцию 1917 года в целом индифферентно. Их вероучение запрещает участие в боевых столкновениях и убийство, однако ильинцы сразу после революции рассчитывали на большую религиозную свободу. В 1939 г. тайный центр ильинцев был обнаружен и уничтожен НКВД в городе Нижний Тагил на Урале. В течение советского периода своей истории ильинцы оставались глубоко подпольным движением, периодически подвергаясь преследованиям, арестам и конфискации религиозной литературы. Нередко юноши-еговисты отказывались от военной службы, что влекло за собой уголовное преследование. Тем не менее, еговисты-ильинцы никогда не прекращали распространение брошюр Ильина, как подпольно напечатанных, так и рукописных или размноженных с помощью копировальной бумаги. Еговисты-ильинцы не регистрируются в органах власти.

В советском религиоведении существовала точка зрения, согласно которой еговисты-ильинцы являются частью или ветвью Свидетелей Иеговы, но сами ильинцы с этим не согласны.

Еговисты-ильинцы в настоящее время

В настоящее время определённое количество еговистов-ильинцев, очевидно, продолжает проживать в Средней Азии. В казахской и российской прессе нередко появлялись сообщения о партиях еговистской литературы, задерживаемых таможенными органами этих стран при попытках ввезти их из Казахстана в Россию. В казахстанской прессе также раздаются голоса, требующие запрещения деятельности «сект», и еговисты-ильинцы иногда упоминаются как одна из «антиобщественных сектантских» организаций. Нынешний период деятельности еговистов отмечен новыми формами распространения религиозной литературы, в частности, активным использованием Интернета и деятельностью по переводу писаний Ильина на разные языки. Так, в Интернете представлен многоязычный сайт еговистов-ильинцев [svetoch.org svetoch.org], содержащий как русские оригиналы многих брошюр Ильина, адресованных широкой публике, так и их переводы на английский, немецкий, иврит, греческий и киргизский языки. Приглашения посетить сайт и узнать больше об учении Ильина периодически появляются на форумах и досках объявлений в русскоязычном сегменте Интернета.

Численность еговистов-ильинцев невелика, однако сколько-нибудь точных сведений на этот счёт не существует, поскольку деятельность организации носит достаточно закрытый характер. Ильинцы никогда не публикуют и не распространяют никаких данных о своей численности, а также внутренней жизни и деятельности общин. Есть основания полагать, что численность еговистов-ильинцев имеет тенденцию к росту за счёт прозелитизма.

Учение еговистов-ильинцев

Учение Ильина в его сегодняшнем виде представляет собой достаточно оригинальную религиозно-философскую систему, в которой основное внимание уделяется таким темам, как тысячелетнее царство, телесное бессмертие человека, грядущая решающая битва Еговы с Сатаной. Согласно еговистам-ильинцам, в нашей Солнечной системе есть два равносильных Бога — Егова и Сатана. За пределами Земли и Солнечной системы есть и другие Боги, но они не занимаются судьбой человечества, и людям незачем им поклоняться:

…ЕДИНСТВЕННЫЙ БОГЪ надъ человѣками, и только въ ЕГО Власти ключи отъ могилъ и смерти… и только ЕМУ ОДНОМУ должно поклоняться, молиться обо всемъ…»

Боги, так же как и люди, существуют только в телесной форме. Еговизм полностью отрицает существование души, духов и иных нематериальных сущностей в современном понимании. Поэтому Егова нередко именуется в еговистской литературе Человекобогом. Согласно Ильину, Егова — «ЧЕЛОВЕК же и даже ЕВРЕЙ, но только ПРЕДВЕЧНО-БЕЗСМЕРТНЫЙ…». Егова является Богом бессмертных людей, иначе именуемых еговистами, а Сатана — Богом смертных людей, сатанистов, к которым относятся последователи традиционных форм христианства и иудаизма.

Некоторые известные религиозные деятели прошлого, согласно сочинениям Ильина, были представителями еговизма в своё время. В их числе — Ян Гус, квакер Джордж Фокс, немецкий мистик Якоб Бёме, Сократ, Пифагор, Княжна Медичи, Елизавета Криднер, Магомет, Конфуций и другие. Егова, по мысли Ильина, тождествен Иисусу (или Исусу, как предпочитают писать еговисты). Иисус Христос был временным воплощением Еговы на Земле. Таким образом, был распят, умер на кресте и воскрес сам Еврейский Бог Егова. Троицу еговисты полностью отрицают, считая позднейшей выдумкой Сатаны.

Егова и Сатана ведут непрекращающуюся борьбу друг с другом. Еговисты выступают на стороне Еговы в этой борьбе, распространяя писания Ильина и следуя моральным и ритуальным предписаниям еговизма. В награду они получают вечную жизнь в телесной форме. В скором времени должна состояться решающая битва между двумя Богами, которую Ильин называет Армагеддоном. В результате победит Егова, который и установит тысячелетнюю Иерусалимскую Республику. Это будет период благоденствия для человечества. По истечении тысячи лет Сатана освободится, и произойдет ещё одна битва его с Еговой, в которой сам Сатана и его сторонники будут окончательно уничтожены. После этого Егова радикально обновит Землю, и затем будет периодически усовершенствовать её. Ильин никогда не называл никаких конкретных сроков и дат начала Армагеддона или установления тысячелетнего царства.

Почитаемые книги

Еговисты-ильинцы считают текст нынешней христианской (и иудейской) Библии испорченным Сатаной. Хотя в принципе они не отрицают, что Библия содержит определенные истины, её текст считается до такой степени искаженным, что еговисты не используют её вовсе, так как полагают, что читатель не может отделить зерна истины от позднейших сатанинских искажений и дополнений. Хотя сочинения Ильина содержат многочисленные ссылки на Библию, читать её, а также священные книги других религий членам еговистской организации возбраняется. Вместо Библии священной книгой в еговизме считается особая редакция последней библейской книги Откровения Св. Иоанна, известная как «Книга с Неба». Эта книга считается тайной и изучают её только члены еговистской общины. Помимо «Книги с Неба» статус священных писаний в еговизме имеют сочинения Ильина. Они подразделяются на несколько типов в зависимости от периода написания и характера использования. Некоторые книги, написанные Ильиным в начальный период, считаются устаревшими, некоторые предназначены для чтения членами общины или людьми, имеющими уже хорошее представление о еговистском учении. Сочинения начального уровня известны среди еговистов как «раздаточные», потому что именно их рекомендуется раздавать в целях распространения ильинского учения. Все сочинения Ильина воспроизводятся еговистами-ильинцами (как в печатном, так и в рукописном виде) исключительно с полным сохранением дореформенной русской орфографии. Это делается для исключения любой возможности искажения текста в результате воспроизведения. Ниже приведен список «раздаточных» брошюр:

1. Неожиданная Новость
2. Истинная Вера и Истинный БОГЪ
3. Общечеловѣческая Истина
4. Побѣдитель разныхъ лжей и прелестей
5. О погибели, запечатлѣнныхъ
6. Свидѣтельство IСУСЪ ХРИСТОВО
7. Свидѣтельство БОГА Пророковъ Святыхъ
8. Эссенцiя 1-я часть
9. Эссенцiя 2-я часть
10. Свѣтъ народамъ
11. Открытiе уму-непостижимаго Событiя на Сей Планетѣ
12. Посланiе въ общество теософiи Востока и Запада
13. Коллурiй
14. Уничтожитель тьму
15. Указатель пути к безсмертiю
16. Разрушитель
17. Камень
18. Начало послѣдней битвы СВѢТА съ ТЬМОЙ
19. Второй ГЛАСЪ
20. Разсвѣтъ надъ Ерусалимомъ
21. Непрестанное Напоминанiе
22. Радостная Вѣсть
23. Свѣтъ от БОГА Святыхъ Пророковъ
24. Объявленiе отъ БОГА воскрешающаго мертвыхъ
25. Вопросъ отрадный и животворящiй
26. Свѣтъ от БОГА Святыхъ Пророковъ въ сей мiръ
27. Благовѣстiе отъ БОГА
28. Призывъ всѣхъ людей къ безсмертiю чрезъ открытiе 12 Тайнъ
29. Открытiе 7-ми Тайнъ
30. Правда БОГА Израилева
31. Колъ к горло
32. Два пути в НЕБО
33. Защитникъ Ѣговистовъ
34. Всевѣчное Благовѣстiе
35. Вопросъ ко Всемiрному Свѣтителю
36. Чудо-Книжка
37. Объявка, что появилась на Свѣтѣ Чудо-Книжка
38. Открытiе Тайнъ на Сей Планетѣ
39. Ура и Аллилуiя
40. Призывъ всѣхъ людей къ безсмертiю
41. Призывъ всѣхъ смертныхъ людей къ безсмертiю
42. Разрушенiе всѣхъ вѣръ
43. Благовѣстiе страшное и отрадное
44. Послѣднiй наборъ людей къ ѢГОВѢ

Распространение «раздаточных» брошюр является единственным санкционированным методом проповеди у еговистов-ильинцев. Николай Ильин строго запрещал своим последователям проповедовать устно, опираясь, во-первых, на пророчество Исаия. 41:25^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) «…возвеститъ такъ, что ни публичной проповѣди его…на улицѣ никто не услышитъ…», во-вторых, такая проповедь может легко привести к спорам и дебатам с представителями других вероисповеданий, а в-третьих, полагая, что вероятность искажений при устной передаче его вести увеличивается. Брошюры раздаются всем подряд, кому возможно и кто желает их принять.

Богослужение и обычаи еговистов-ильинцев

Богослужение еговистов носит закрытый характер, и принимать участие в нём могут только члены организации. По косвенным данным можно заключить, что оно состоит в молитвах, пении, чтении священных текстов и курении благовониями (фимиамом). Еговисты используют сборник гимнов, составленный Ильиным, для пения, как во время богослужений, так и неформальных встреч.

Богослужебные встречи ильинцев происходят по субботам (или с вечера пятницы), так как суббота является священным днем покоя, как и в иудаизме. В отличие от иудаизма, правила соблюдения субботнего покоя не столь строгие. Суббота является единственным религиозным праздником еговистов-ильинцев. Празднование Рождества, Пасхи и тому подобных традиционных христианских религиозных праздников не допускается. Однако еговисты используют светские общенародные и личные праздники, такие как Новый Год или день рождения как повод для собрания.

Еговисты-ильинцы строго соблюдают пищевые ограничения, в общих чертах совпадающие с иудейскими. В частности, строго запрещено употребление в пищу свинины, зайчатины и многих морепродуктов.

Еговисты-ильинцы не несут военной службы, не участвуют в боевых действиях. В целом, моральные правила носят общечеловеческий характер. Осуждается ненависть, клевета, несправедливость, ложь, воровство, употребление алкоголя, курение и тому подобные пороки.

Отношение к образованию

Еговисты-ильинцы высоко ценят светское образование. Ильин неоднократно подчеркивал, что его проповедь обращена, прежде всего, к образованным и просвещенным людям. На практике большинство ильинцев имеют относительно невысокий уровень образования, но это связано, главным образом, с преследованиями их общин властями и ограниченными возможностями получения образования, особенно в сельских районах. Нет формальных ограничений на получение образования, в том числе, высшего, за исключением теологического, юридического, военного и театрального. Последнее связано с тем, что Ильин порицал массовые зрелища и «лицедейство».

Отношение к другим религиям

Еговизм претендует на исключительность как единственная истинная религия Бога Еговы. Соответственно, согласно учению Ильина, другие религии объявляются неистинными. Участие в богослужениях, и даже простое посещение культовых зданий других религий запрещается. Ильин в своих сочинениях нередко отзывался с похвалой о некоторых религиозных деятелях прошлого, таких как квакеры, новгородские стригольники и др. В целом же отношение Ильина к другим религиям является крайне критическим.

Критика еговизма

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Нередко еговистов-ильинцев обвиняют в ненависти к иным вероисповеданиям. Действительно, многие высказывания Ильина и современных изданий ильинцев изобилуют критикой и не отличаются корректностью выражений. Следует заметить, однако, что такое отношение к иным религиям не переносится на людей, их исповедующих. Ильин неоднократно предупреждал своих последователей жить в ладу и в приятельстве со всеми людьми, независимо от их воззрений. Язык сочинений Ильина вообще, при всей своей красочности, отличается значительной долей солдатской грубости и прямоты. Это зачастую может удивить и даже шокировать неподготовленного читателя. Многих представителей традиционных форм христианства также может оттолкнуть враждебность по отношению к Библии, непочтительность к предметам христианского культа, отрицание таинств, огульной демонизации всей совокупности современного христианства и его культуры. Также для ряда консервативно настроенных представителей фундаментальной христианской традиции может быть неприемлема синкретичность с другими нехристианскими религиозными традициями (например, признание пророком основателя ислама Мухаммеда).

Правовое положение

В России брошюра еговистов-ильинцев «Свидѣтельство IСУСЪ-ХРИСТОВО» дважды признавалась судами экстремистской. В ноябре 2013 года её запретил Кунцевский районный суд Москвы, а в августе 2014 года — Свердловский районный суд Белгорода.

Ссылки

• Сионская весть // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1900. — Т. XXX. — С. 152—153.
• [svetoch.org Общечеловеческая Богословская Истина]

Отрывок, характеризующий Еговисты-ильинцы

На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.