Полоцкий иезуитский коллегиум
| Полоцкий иезуитский коллегиум | |
| Оригинальное название |
белор. Полацкі езуіцкі калегіум |
|---|---|
| Год основания | |
| Реорганизован | |
| Год реорганизации | |
| Расположение | |
Полоцкий иезуитский коллегиум (белор. Полацкі езуіцкі калегіум) — среднее образовательное учреждение (коллегиум) иезуитов в Полоцке[1].
История
В 1580 году с разрешения короля польского и великого князя литовского Стефана Батория в Полоцке был основан иезуитский коллегиум. По некотором данным, коллегиум учреждён в 1581 году[2]. Первым ректором коллегиума стал проповедник Петр Скарга.
В эти же годы на острове Западной Двины было построено здание коллегиума. В первой половине XVII века, после пожара, на новом месте около Верхнего замока были построены деревянные собор Святого Стефана и новое здание коллегиума. В 1750 году было выстроено новое каменное трёхэтажное здание коллегиума.
В 1772 году, после первого раздела Речи Посполитой, восточная часть нынешней Беларуси была присоединена к Российской империи. В числе присоединенных к России городов был и Полоцк. Через год после этого деятельность ордена иезуитов была запрещена решением папы римского. Однако русская императрица Екатерина II это решение не поддержала и на территории империи иезуиты продолжили свою деятельность, а Полоцк фактически стал их столицей. При этом в Полоцком коллегиуме был открыт единственный в то время в Европе иезуитский новициат (учреждение для подготовки монахов). При коллегиуме была создана библиотека, ставшая одним из центров интеллектуальной жизни региона; также при коллегии действовала типография.
В 1773—1780 годах на территории Полоцкого коллегиума были возведены каменные амбары, конюшня, каретная, пекарня, коптильня, пивоварня, мастерские и суконная фабрика. При коллегиуме содержались также аптека, богадельня и музыкальная бурса. Полоцкий коллегиум являлся одним из богатейших в Белоруссии. Ему принадлежали фольварки Экимань, Казимирово, Вяжищи, Туровля, Иваньск, Межджищи, Загатье, Мосар, Игуменов, в которых проживало около 7800 человек.
12 января 1812 года указом императора Александра I Полоцкий коллегиум был преобразован в Полоцкую иезуитскую академию с правами университета. Полоцкая иезуитская академия просуществовала восемь лет до 1820 года и стала первым высшим учебным заведением на территории современной Белоруссии. В 1820 году, после смерти генерала ордена иезуитов — Фаддея Бжозовского, иезуиты, которые не пожелали сложить с себя орденские обеты, были высланы из Российской империи, а Полоцкая академия была ликвидирована.
Известные преподаватели
Известные выпускники
Напишите отзыв о статье "Полоцкий иезуитский коллегиум"
Примечания
- ↑ [probelarus.by/belarus/sight/architecture/iezuitskiy_kollegium_v_po.html Иезуитский коллегиум в Полоцке]
- ↑ Беларусь: Энцыклапедычны даведнік / Рэдкал.: Б. І. Сачанка і інш — Мн.: БелЭн, 1995. — 800 с. — 5000 экз. — ISBN 985-11-0026-9. (белор.)
Ссылки
- [novopolock.ru/polotsk/dostoprimechatelnosti/polotskij-iezuitskij-kollegium.html Полоцкий иезуитский коллегиум]
Отрывок, характеризующий Полоцкий иезуитский коллегиум
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
