Иероним Стридонский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иероним
Eusebius Sophronius Hieronymus

Караваджо, Святой Иероним
Рождение

342(0342)
Стридон, Далмация, Римская империя

Смерть

30 сентября 419 или 420 года
Вифлеем, Иудея, Византийская империя

Почитается

в православной и католической церквах

День памяти

в православной церкви 15 (28) июня, в католической церкви 30 сентября

Покровитель

переводчиков

Труды

Вульгата

Софро́ний Евсе́вий Иерони́м (лат. Sophronius Eusebius Hieronymus; 342, Стридон, Далмация — 30 сентября 419 или 420, Вифлеем; Святой Иероним) — иллирийский[1][2] церковный писатель, аскет, создатель канонического латинского текста Библии. Почитается в православной и в католической традиции как святой и один из учителей Церкви. Память в католической церкви — 30 сентября, в Русской православной церкви (именуется Иероним Блаженный) — 28 июня (15 июня по юлианскому календарю), в Элладской православной церкви — 15 июня по григорианскому календарю. Некоторые средневековые источники, как, например, Мавро Орбини, ошибочно приписывали ему и создание глаголического алфавита.

Художественно-символически изображается либо как кардинал, в широкополой шляпе и красной сутане, либо как кающийся в простом одеянии и бьющий себя камнем в грудь: Иероним был папским советником, титул кардинала был создан позднее и присвоен ему, можно сказать, посмертно; другие его символы — Библия, миниатюрная церковь и лев[3].





Биография

Иероним был человеком большого интеллекта. Он изучал философию в Риме, где был крещен около 360 года уже в зрелом возрасте, хотя христианами были его родители. Был учеником известного грамматика Элия Доната, знатока античной и христианской литературы того времени. Со временем стал одним из самых образованных Отцов Церкви. В Риме он был возведён в сан священника, но нажил себе много врагов и вынужден был уехать.

Он много путешествовал и, будучи молодым человеком, совершил паломничество в Святую землю. Позже (в 374 г.) он удалился на четыре года в Халкидскую пустыню, где стал аскетом. Здесь он изучал еврейский язык и спутниками себе имел, по его собственным словам, «лишь скорпионов и диких зверей».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4813 дней]

В 386 году Иероним обосновался в Вифлееме. За ним туда последовала римская аристократка Павла, которую он обратил в христианство. Она основывала обители и монастыри, и именно здесь в течение долгих лет Иероним переводил Ветхий и Новый Заветы на латинский язык. Его перевод Библии — Вульгата — был одиннадцать столетий спустя провозглашён Тридентским собором в качестве официального латинского перевода Священного Писания.

Существует легенда о том, что, когда Иероним жил в монастыре, к нему вдруг пришёл хромой лев. Все монахи разбежались, а Иероним спокойно обследовал больную лапу льва и вытащил из неё занозу. После этого благодарный лев стал его постоянным спутником. Монахи обратились с просьбой к Иерониму заставить льва работать, чтобы он так же, как они, сам зарабатывал себе хлеб насущный. Иероним согласился и заставил льва стеречь монастырского осла, когда тот возил дрова. Однажды лев заблудился и осёл остался без охранника. Оставленного без присмотра осла украли грабители и продали каравану купцов, которые его увели. Вернувшись, лев не нашёл осла и, глубоко опечаленный, пошёл обратно в монастырь. Монахи при виде виноватого взгляда льва решили, что он съел осла, и во искупление греха приказали льву делать работу, предназначавшуюся ослу. Лев повиновался и стал смиренно трудиться. Но однажды лев увидел пропавшего осла в караване и в качестве доказательства своей невиновности с триумфом привёл целый караван в монастырь. (Основание этой легенды можно найти в житии преп. Герасима (Иорданского).) В связи с этой легендой Иероним в западно-европейской живописи почти всегда изображался в сопровождении льва[4].

Литературное наследие

Главные работы Иеронима — латинский перевод Ветхого завета, сделанный на основе Септуагинты (с древнегреческого языка) и еврейского текста Ветхого Завета (кроме книг, изначально написанных на арамейском и древнегреческом), и редакция латинской версии Нового завета (лат. Itala или лат. Vetus Latina), получившие впоследствии название Вульгата (лат. Vulgata), а также исторический труд «О знаменитых мужах» (лат. De viris illustribus).

Сохранилось другое его историческое произведение — «Хроника», в которой он излагает события всемирной истории начиная с «сотворения мира», основываясь на «Хронике» Евсевия Кесарийского с дополнениями. Наследие Иеронима также составляют более 120 его писем.

Иероним как создатель Глаголицы

Некоторые средневековые источники, такие, как Мавро Орбини, утверждали, что Святой Иероним является создателем глаголической азбуки. Бенжамин Шульце в своей книге [5] приводит алфавит, созданный Иеронимом.

Память

Память святого Иеронима отмечается Католической церковью 30 сентября. Этот день был объявлен в 1991 году Международной федерацией переводчиков Международным днем переводчиков. Святой Иероним считается покровителем всех переводчиков.

Православная церковь отмечает день памяти святого 28 июня по новому стилю (15 июня ст.ст).

Галерея

Переводы

Русские переводы:

  • Творения блаженного Иеронима Стридонского. (Библиотека творений св. отцов и учителей церкви западной). — Киев, 1879—1903; 2-е изд., не завершено: — Киев, 1893—1915. (№ части указан по изданию Иеронима, № книги — по общей серии «Библиотеки творений…»)
  • [docs.google.com/folderview?usp=sharing&id=0BxA-tH6B4x-JclJiWGZKNy1TWEE Иероним Стридонский собрание сочинений 19 томов]
    • Ч. 1. (Кн. 3.) Письма. 2-е изд. 1893. CLXXX. — 226 с.
    • Ч. 2. (Кн. 4.) Письма. 2-е изд. 1894. — 480 с.
    • Ч. 3. (Кн. 5.) Письма. 1880. — 410 с. (всего 150 писем, из них 124 — самого Иеронима)
    • Ч. 4. (Кн. 6.) Жизнь Павла Пустынника. Жизнь св. Илариона. Жизнь пленного монаха Малха. Предисловие… к переводу правил св. Пахомия. Разговор против люцифериан. О приснодевстве бл. Марии. Две книги против Иовиниана. Книга против Вигилянция. Книга против Иоанна Иерусалимского. 1880. — 365 с.
    • Ч. 5. (Кн. 8.) Апология против книг Руфина. Разговор против пелагиан… Книга о знаменитых мужах… Изложение Хроники Евсевия Памфила. Хроника блаж. Иеронима [частичный перевод]. Перевод книги Дидима о Св. Духе. 1879. — 481 с.; 2-е изд. 1910. — 443 с.
    • Ч. 6. (Кн. 11.) Толкование на книгу Екклезиаст… Перевод двух бесед Оригена на книгу Песнь Песней. Шесть книг толкований на пророка Иеремию. 1880. — 529 с.
    • Ч. 7. (Кн. 13.) Толкования на пророка Исаию. Кн. 1-8. 1882. — 257 с.
    • Ч. 8. (Кн. 15.) Толкования на пророка Исаию. Кн. 9-14. 1882. — 321 с.
    • Ч. 9. (Кн. 16.) Толкования на пророка Исаию. Кн. 15-18. 1883. — 261 с.; 2-е изд. 1910. — 245 с.
    • Ч. 10. (Кн. 17.) Толкования на пророка Иезекииля. Кн. 1-8. 1886. — 401 с.; 2-е изд. 1912. — 383 с.
    • Ч. 11. (Кн. 19.) Толкования на пророка Иезекииля. Кн. 9-14. 1889. — 361 с.; 2-е изд. 1912. — 336 с.
    • Ч. 12. (Кн. 21.) Толкования на пророков: Даниила, Осию, Иоиля. 1894. — 415 с. 2-е изд. 1913. — 395 с.
    • Ч. 13. (Кн. 23.) Толкования на пророков: Амоса, [www.odinblago.ru/stridonsky_avdiy Авдия], Иону, Наума. 1896. — 320 с.; 2-е изд. 1913. — 307 с.
    • Ч. 14. (Кн. 24.) Толкования на пророков Михея, [www.odinblago.ru/stridon_avvakum Аввакума], Софонию и [www.odinblago.ru/ieronim_aggei Аггея]. 1898. — 360 с.; 2-е изд. 1915. — 351 с.
    • Ч. 15. (Кн. 25.) Толкования на пророков Захарию и Малахию. 1900. — 252 с.; 2-е изд. 1915. — 255 с.
    • Ч. 16. (Кн. 26.) Четыре книги толкований на Евангелие от Матфея. 1903. — 390 с. (репринт: М., Наука. [1998].)
    • Ч. 17. (Кн. 27.) Толкования на апостола Павла к галатам и к ефесянам. 1903. — 391 с.
  • Евсевий Памфил. О названиях местностей, встречающихся в священном писании. Блаженного Иеронима, пресвитера Стридонского. О положении и названии еврейских местностей. / Пер. И. Помяловского. («Православный палестинский сборник». Т. 13. Вып. 1.). — СПб, 1894. — 547 с.

Новые русские переводы:

  • Иероним. О сохранении девственности. / Пер. В. С. Дурова. — СПб.: РХГИ. 1997.
  • Иероним. Письма 1. 57, 125. О знаменитых мужах (отрывки). / Пер. О. Е. Нестеровой, И. П. Стрельниковой. // Памятники средневековой латинской литературы IV—VII вв. — М.: Наследие. 1998. — С. 97-146.
  • Иероним Стридонский. Книга о знаменитых мужах. / Пер. и комм. М. Ф. Высокого. // Церковные историки IV—V веков. — М.: Росспэн, 2007. — С. 11-57 и комм. на с. 299—372. ISBN 978-5-8243-0834-1
  • Иероним Стридонский. Еврейские вопросы на Книгу Бытия. / Пер. С. Жукова. — М.: Отчий Дом, 2009. — 272 с. (Книжная серия «Библейская экзегетика»)

Другие переводы:

  • В составе серии «Loeb classical library» издан один том Иеронима (под № 262): [www.archive.org/details/selectlettersofs00jerouoft «Избранные письма»].
  • В составе серии «Collection Budé» только переписка в 8 томах, 154 письма: (Saint Jérôme. Correspondance)

См. также

Напишите отзыв о статье "Иероним Стридонский"

Примечания

  1. James Killian. [books.google.me/books?id=SRyroqLy-UYC&lpg=PP1&hl=ru&pg=PA193#v=onepage&q&f=false Truth of Our Faith]. — iUniverse, 2011. — С. 193. — ISBN 1450293204.
  2. Daniele Pevarello. [books.google.co.uk/books?id=2Fgfxmz2EToC&lpg=PP1&hl=ru&pg=PA1#v=onepage&q&f=false The Sentences of Sextus and the Origins of Christian Ascetiscism]. — Mohr Siebeck, 2013. — ISBN 3161525795.
  3. [books.google.fr/books?id=wL_ZMgEACAAJ Le langage secret de la Renaissance: le symbolisme caché de l'art italien] / Richard Stemp. — National geographic France, 2012. — С. 109. — 224 с. — ISBN 9782822900003.
  4. [nearyou.ru/leg/sjeron.html Библия и живопись. Св. Иероним]
  5. [books.google.de/books/about/Orientalisch_und_Occidentalisches_Sprach.html?id=u1MTAAAAQAAJ&redir_esc=y"Orientalisch- und Occidentalisches Sprachmeister: Welcher nicht allein hundert Alphabete nebst ihrer Ausprache, so bey denen meisten Europaeisch-Asiatische-Africanisch- und Americanischen Völckern und Nationen gebraeuchlich sind... Leipzig, 1748"]

Литература

  • Полянский Е. Я. Творения блаж. Иеронима как источник для библейской археологии. — Казань, 1908. LXXII. — 583 с.
  • Диесперов А. Блаженный Иероним и его век. — М., 1916. — 195 с.; переизд.: — М.: Канон+ 2002, с приложением «Избранных писем» Иеронима, сост. и комм. А. А. Столярова.

Ссылки

Сочинения

  • [www.portal-slovo.ru/authors/356.php Блаженный Иероним Стридонский и его тексты]
  • [krotov.info/library/10_i/er/onim_10_stridon.html Произведения Иеронима и статья о нём]
  • [www.tertullian.org/fathers/jerome_chronicle_02_part1.htm Хроника] (на англ. яз).
  • [www.thelatinlibrary.com/bible.html Полный текст Вульгаты с предисловием Иеронима] (лат.)
  • [www.thelatinlibrary.com/jerome.html Некоторые латинские тексты]
  • [www.tertullian.org/fathers/index.htm Английский перевод предисловий к библейским книгам и комментария на кн. Даниила]

Отрывок, характеризующий Иероним Стридонский

Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.