Иерусалимская православная церковь

Иерусалимский патриархат греч. Πατριαρχείον Ιεροσολύμων араб. كنيسة القدس الأرثوذكسية‎ ивр. ‏הכניסייה האורתודוקסית של ירושלים‏‎
Основная информация
Предстоятель в настоящее время	Феофил III, Патриарх Святого Града Иерусалима и всея Палестины, Сирии, Аравии, всего Заиорданья, Каны Галилейской и святого Сиона
Центр	Иерусалим
Юрисдикция (территория)	Израиль, Палестинская автономия, Иордания, Синайский полуостров, Катар (оспаривается)
Автономные церкви в канонической зависимости	Синайская православная церковь
Музыкальная традиция	византийская
Календарь	юлианский
Численность
Епархий	4
Монастырей	25
Приходов	65
Верующих	около 130 тыс.
Сайт	[www.jerusalem-patriarchate.info/ jerusalem-patriarchate.info]

Иерусали́мская Правосла́вная Це́рковь (официально Иерусали́мский патриарха́т, греч. Πατριαρχείον Ἱεροσολύμων, Греко-православный патриархат Иерусалима, араб. كنيسة القدس الأرثوذكسية‎; ивр. ‏הכניסייה האורתודוקסית של ירושלים‏‎) — древнейшая автокефальная поместная православная церковь, занимающая 4-е место в диптихе автокефальных поместных церквей.
Управляется Патриархом Иерусалимским и Священным Синодом.

Юрисдикция в настоящее время простирается на территорию Израиля, Иордании и Палестины; автономная часть — Синайская Архиепископия с монастырём святой великомученицы Екатерины на Синайской горе в Египте.

Полный титул предстоятеля церкви: Блаженнейший и Всесвятейший Кир (имя) Патриарх Святого града Иерусалима и всея Палестины, Сирии, Аравии, обонпол Иордана, Каны Галилейской и святого Сиона. Избранного Собором и Синодом кандидата на патриаршем престоле утверждают светские власти Израиля, Иордании и Палестины.

История

Называлась так же Сионской церковью.

Первым епископом Иерусалимской православной церкви считается апостол Иаков, брат Господень († ок. 63). Основание и становление Иерусалимской Православной Церкви описано в Евангелие и Деяниях апостолов, в них описывается основание церкви Иисусом Христом, и проповедь апостолов, в результате которой произошло становление церкви.

После Иудейской войны 66—70 годов была разорена и уступила своё неформальное первенство Риму.

С IV века происходило постепенное восстановление. В 451 году, постановлением IV Вселенского собора епископу Иерусалимскому дарован титул Патриарха, а Иерусалимская церковь занимает пятое место во Вселенском православном диптихе, после Римской, Константинопольской, Александрийской и Антиохийской церквей (после Великой схизмы 1054 года стала на четвёртое место).

В VII веке пришла в упадок в связи с арабским нашествием.

С приходом крестоносцев в 1099 году происходило вытеснение православных из храмов и монастырей; Патриархи Иерусалимские были вынуждены управлять церковью из Константинополя.

В XIII—XV веках Палестину заняли мамлюки, которые разрушали храмы, уничтожали духовенство с целью искоренить любое напоминание о христианстве. Особенно положение ухудшилось после падения Византии в 1453 году.

Турецкое завоевание Палестины в 1517 году положило начало относительно спокойному периоду в жизни Иерусалимской православной церкви. Под оттоманским господством православный патриархат закрепил свои позиции на Святой Земле и постепенно из крайне бедной церкви превратился во влиятельную силу. После того, как в 1534 году Патриарх Дорофей II Аталла снял с себя патриарший омофор, завершилась эпоха арабского патриаршества.

Первый Иерусалимский патриарх из числа греков, Герман I (1537—1579 года), завязал прямые отношения с царем Иваном Грозным. Когда власть перешла в руки патриархов-греков, материальное положение церкви стало улучшаться: появились деньги для ремонта ветхих зданий, и драгоценная церковная утварь. Греки принялись расширять свои владения преимущественно за счёт других православных Церквей, скупая грузинские и сербские монастыри на Святой Земле.

С течением времени греки сумели не только окончательно закрепить за собой Иерусалимский патриарший престол, все архиерейские кафедры Патриархата и Святогробское братство, но и завладеть теми Святыми Местами и монастырями, которыми ранее распоряжались арабы, грузины и сербы. Когда патриарх Феофан III (1608—1644 года) по решению иерусалимского кадия (судьи) отнял у Римской курии Святую Пещеру и Голгофу, католики подкупили иерусалимского пашу, который заключил Феофана в тюрьму (тот, подкупив евнуха, смог бежать в Константинополь). Патриарх Паисий (1645—1660 года) также по приказу османских властей был заключен в тюрьму, но уже по обвинению в изготовлении короны для московского царя (хотя это была всего лишь митра, привезенная им из Москвы и украшенная драгоценными камнями).

В 1672 г. прошел Иерусалимский собор, в котором приняли участие представители большинства или возможно всех православных церквей, включая самых авторитетных православных богословов этого времени, на котором были вынесены решения о составе канона Библии, и были вынесены решения об отношении к Лютеранству. Этот собор считается христианскими историками важнейшим в поздней истории православной церкви. На соборе присутствовали архиереи Русской Православной Церкви.

Современное состояние

Состоит из двух митрополий (Птолемаидской и Назаретской) и одной автономной архиепископии (Синайская архиепископия), имеет 37 храмов и один монастырь в Иордании, 17 храмов в Израиле, 11 — в Палестине, а также ещё 24 монастыря, из них 19 небольших монастырей существуют в самом Иерусалиме — [kabbalah.clan.su/jerusalem_map.jpg Старом Городе]. Самые известные монастыри: Святого Гроба Господня, Вифлеемский — около пещеры Рождества Христова, Иоанна Предтечи — у реки Иордан, на месте Крещения Господня, Лавра святого Саввы Освященного, монастырь святого Онуфрия Великого, Герасима Иорданского и пр. Автономная Синайская Архиепископия, с монастырем святой великомученицы Екатерины на Синае, управляется Высокопреосвященнейшим Архиепископом Синайским, Фаранским и Раифским; резиденция которого находится в Каире. В состав Синайской Православной Церкви, входит один из древнейших непрерывно действующих христианских монастырей в мире - Монастырь Святой Екатерины. Братство Святого Гроба, которое наиболее близко связанно с Православной Иерусалимской Церковью, оставалось хранителем многих христианских святых мест в Иерусалиме. Иногда совместно с римско-католической церковью, и восточными церквями (коптской, эфиопской, и армянской).Всего в Иерусалимской церкви — 24 архиерея (в основном этнические греки). Имеется один иерарх арабского происхождения — архиепископ Севастийский Феодосий (Ханна). Иерусалимский Патриархат насчитывает около 130 тыс. верующих (в основном палестинских и израильских арабов), в самом же Иерусалиме — около 8 тыс. православных верующих. Богослужение совершается на греческом и арабском языках. В настоящее время большинство приходских священников и прихожан – арабы, однако весь епископат греческий и избирается исключительно из членов братства Святого Гроба. 22 августа 2005 года Патриархом избран Феофил III. Патриаршая резиденция находится в Иерусалиме, патриаршим кафедральным собором является Храм Воскресения Христова (Гроба Господня). Иерусалимскому патриархату принадлежит около 18 % земель Иерусалима, даже здание израильского парламента (Кнессета) и резиденция президента Израиля построены на его территории. В апреле 2008 года Патриарх Феофил сообщил, что Иерусалимский Патриархат создал комиссию помощи русскоязычным приходам в Израиле.

В апреле 2011 года Иерусалимский патриарх Феофил заявил о возможном прекращении евхаристического общения с Румынским Патриархатом из-за начатого последним строительства в Иерихоне румынского храма, возводимого архимандритом Иеронимом (Кречу). 9 мая 2011 года на заседании Священного Синода Иерусалимский Патриархат запретил в священнослужении архимандрита Иеронима (Кречу) и прервал общение с Румынской православной церковью. С 20 по 21 февраля 2013 года в Иерусалиме прошли переговоры между делегацией Румынской Патриархии во главе с архиепископом Тырговиштским Нифонтом, и представителями Иерусалимского Патриархата, в результате которых была достигнута договоренность относительно открытия румынского подворья в Иерихоне. Был подготовлен итоговый документ, получивший благословение блаженнейшего Феофила, патриарха Иерусалимского, и Румынского патриарха Даниила, в котором говорится о восстановлении евхаристического общения между двумя Церквами. Но уже в марте 2013 года назрело недоразумение с Антиохийским Патриархатом в связи с тем, что Иерусалимский Патриархат расширил свою юрисдикцию и произвёл 10 марта 2013 года хиротонию в архиепископы Катара Макария (Маврояннакиса).

Святые и святыни

Святыни Иерусалимского Патриархата уникальны тем, что они связаны с земной жизнью Христа и описаны в Евангелие – Вифлеем, Голгофа и Гроб Господень в храме Воскресения Христова, Гефсимания, Назарет, Елеонская гора. Наиболее известные монастыри: Святого Гроба Господня, Вифлеемский - над пещерой Рождества Христова, Иоанна Предтечи - близ Иордана, на месте Крещения Господня, Лавра Саввы Освященного. Уже в первые века христианства Вифлеем развивался благодаря путешествиям паломников. В 330 г. Константин Великий построил там базилику, а впоследствии Юстиниан сделал в ней перестройки. Позже здесь были построены монастыри и храмы. В XII в. при приближении крестоносцев арабы почти полностью уничтожили Вифлеем, который был восстановлен крестоносцами. В 1244 г. Вифлеем был опустошен харезмийцами, а в 1489 г. почти полностью уничтожен и восстановлен он был только в последние столетия. Главная святыня города – храм и пещера Рождества Христова.

Одним из важных направлений паломничества является гора Синай. С первых веков христианства на Синае был основан христианский монастырь, освященный во имя Богородицы – Купины Неопалимой. В нем подвизался св. Иоанн Лествичник, в конце жизни ставший игуменом Синайской обители. Во время крестовых походов западноевропейские паломники дали монастырю новое имя – св. великомученицы Екатерины. В Синайском монастыре находится древняя библиотека, которая по количеству собранных древних рукописей считается второй после Ватиканской библиотеки. Иерусалимская Церковь дала миру таких святых как архиепископ Кирилл Иерусалимский (+ 386) и патриарх Иувеналий Иерусалимский († ок. 458); епископ Маиумский святитель Косма († ок. 787), песнопевец, составивший каноны на многие великие праздники и Страстную седмицу; преподобные основатели палестинских обителей Харитон Исповедник († ок. 350) Евфимий Великий († 473), Савва Освященный († 532) и многие другие.

Структура Иерусалимского патриархата

Глава Патриархата и Святого Синода Патриарх Феофил III (Илиас Ганнопоулос), Патриарх Святого града Иерусалима и всея Палестины, Сирии, Аравии, обонпол Иордана, Каны Галилейской и святого Сиона. Патриарх Феофил III (в миру Илия Яннопулос) род. в 1952 г. в Гаргальяни (ном Месиния, Греция); в 1970 г. принял монашеский постриг в Иерусалиме и вошел в состав Братства Святого Гроба; в 1976 г. возведен в сан архимандрита. В 2001-2003 гг. представлял Иерусалимскую Православную Церковь при Московском Патриархате. В 2005 г. рукоположен во епископа и избран архиепископом Фаворским.

Высшим органом церковного управления Иерусалимского Патриархата является Поместный Собор и Священный Синод. Собрания синода проходят почти каждую неделю.

Епархии и Архиепископы

• Епархия Джараша : Феофан (Феодосий) Хасапкис(1992-)
• Епархия Тверии : Алексий Мосчанас(1996-)
• Епархия Переи : Дорофей (Димитрий) Леоварис (2000-)
• Епархия Иоппы : Дамаскин (Анастасиос) Гаганиарас (2000-)
• Епархия Константины : Аристарх (Антониос) Перестрис (1998-)
• Епархия горы Фавор : Мефодий (Николаос) Ливерис (2005-)
• Епархия Иордании : Феофилакт (Феодосий) Георгиадис (2005-)
• Епархия Себастии : Феодосий (Низар) Ханна (2005-)
• Епархия Ашкелона : Никифор (Николаос) Балтазис (2006-)
• Епархия Диокесарии : в данный момент место предстоятеля не занято

Метрополии и Митрополиты

• Метрополия Кесарии и Экзархат Палестины Примы : Василий (Христос) Бластос (1975-)
• Метрополия Скифополя : Иаков(Георгий) Капенакас (2003-)
• Метрополия Петры и Экзархат Аравии Петрейской : Корнилий(Эммануил) Родоусакис (2005-)
• Метрополия Птолемаидская (кафедра: г.Акко): Палладий (Василиос) Антониоу (1998-)
• Метрополия Назарета и Экзархат всея Галилеи (кафедра: г.Назарет) : Кириак (Андреас) Георгопетрис (1991-)
• Метрополия Неаполиса : Амвросий (Николаос) Антопоулос (1981-)
• Метрополия Капитолиаса : Исихий (Элиас) Кондогианнис (1991-)
• Метрополия Бостры : Тимофей (Теодор) маргаритис (1998-)
• Метрополия Елевферополя : Христодул(Христос) Саридакис (1991-)
• Метрополия Филадельфии : Венедикт (Георгий) Цекоурас (2001-)

Автономные Церкви

• Синайская православная церковь (епархия горы Синай, Фарана и Раифа) — архиепископ: Дамиан (Димиитриос) Самардзис

Епитропии

• Патриаршая Епитропия в Аммане (Иордания)
• Патриаршая Епитропия в Ирбете (Иордания)

Приходы вне основной канонической территории

Иерусалимская Православная Церковь в России

Патриархат имеет подворье в Москве, находящееся в Храмe Воскресения Словущего на Арбате. Было основано по указу Александру I в 1817 году в связи с просьбой Патриарха Иерусалимского Поликарпа к Русской Православной Церкви о даровании Иерусалимскому Патриархату подворья в Москве, где могли бы останавливаться монахи братства Святого Гроба Господня. Патриарх Иерусалимский прислал в дар подворью часть Древа Животворящего Креста Господня и десницу великомученика Евстафия Плакиды, которые находятся в храме до сих пор.

В 1917 году Иерусалимское подворье было упразднено, но церковь и в годы советской власти не закрывалась для прихожан. С 1930-х годов в храме служил протодиакон Михаил (Холмогоров). В 1960-х — 1990-х годах совершал своё служение протоиерей Василий Серебренников. С 1989 года храм Воскресения Словущего снова стал именоваться храмом Иерусалимского подворья; настоятелем был назначен архимандрит Феофилакт (Георгиадис), ныне архиепископ Иорданский. В 2001 году его сменил архимандрит Феофил (Яннопулос), ныне — Патриарх Иерусалимский и всея Палестины. С 2003 года официальный представитель Иерусалимской православной церкви и настоятель подворья — архимандрит Стефан (Диспиракис).

Иерусалимская Православная Церковь в США

Приходы Иерусалимского Патриархата появились в США в 20-х годах XX века. Церкви в ведении иерусалимского Патриархата относились к «Эпитропии Святого Гроба в Америке», они формально не составляли отдельной епархии иерусалимского патриархата и считались, по существу, подворьями Патриархии в Америке. Приходы стали более обустроены с 2002 года после того, как архиепископ Яффский Дамаскин был назначен эпитропом этих приходов. Под его руководством в их обустройстве произошли существенные улучшения. В состав эпитропии входило 15 приходов и 2 монастыря: Вознесенский монастрырь в Резаке и монастырь Святого Креста в Восточном Сетаукете, в котором и находилось церковное управление. В 2002 году церкви и монастыри Иерусалимского Патриархата были объединены в Викариат Палестинско-Иорданских общин в США. В 2008 году Викариат перешел в введение Американской Греческий Архиепископии Константинопольской Церкви, управляемое непосредственно североамериканским архиепископом Константинопольской Церкви.

См. также

• Список Иерусалимских Патриархов

[www.scribd.com/doc/170609393/ Георгий Маджарашвили, Жизнь и Деятельность Св. Фомы, Патриарха Иерусалимского]

Ссылки

• [www.jerusalem-patriarchate.info Официальный сайт Иерусалимского Патриархата (греч., араб.)]
• [www.podvorie.orthodoxy.ru Сайт Подворья Иерусалимского Патриархата в Москве (рус.)]
• [patriarchia.ru/db/text/134470.html Иерусалимская Православная Церковь] На официальном сайте МП
• [jerusalemusa.org/directory.htm Приходы Иерусалимского Патриархата в Америке (англ.)]
• Павел Густерин. [radonezh.ru/68750 О межцерковных православных связях]

Отрывок, характеризующий Иерусалимская православная церковь

Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.