Иерусалим (опера)

Опера

Иерусалим
Jérusalem
Захват Иерусалима в 1099 году
Композитор	Джузеппе Верди
Язык либретто	французский
Источник сюжета	Гюстав Ваэз, Альфонс Руайе
Жанр	большая опера
Действий	4
Первая постановка	1847
Место первой постановки	Париж

Иерусалим (фр. Jérusalem) — опера Джузеппе Верди в 4 актах на либретто Гюстава Ваэза и Альфонса Руайе. Премьера состоялась в Париже 26 ноября 1847 года.

История создания

В течение нескольких лет Джузеппе Верди неоднократно отклонял предложения директора Гранд-опера написать оперу специально для парижского театра, однако в 1847 году под влиянием многих факторов он изменил своё решение и предложил переработать написанную им раннее оперу «Ломбардцы в первом крестовом походе». Для Верди это означало не только дебют на парижской сцене, но и работу в новом для него направлении «большой оперы».

Либретто было значительно переработано, изменены имена действующих лиц, место действия, убраны некоторые персонажи. Премьера оперы состоялась в Королевской академии музыки 6 ноября 1847 года. Несмотря на пышные декорации, публика довольно холодно встретила постановку. Гораздо лучше встречали «Иерусалим» в провинциальных французских городах. Спустя несколько лет французское либретто было переведено на итальянский язык. Опера была поставлена на сцене Ла Скала 26 декабря 1850 года.

Действующие лица

Роль	Голос
Гастон, виконт Беарна	тенор
Граф Тулузский	баритон
Руджеро, брат графа	баритон
Елена, дочь графа	сопрано
Изаура, её компаньонка	меццо-сопрано
Раймонд, оруженосец графа	бас
Адемар де Монтейль, папский легат	бас
Герольд	бас
Солдат	бас
Эмир Рамлы	бас

Сюжет

Действие происходит в 1095 и 1099 годах.

Акт I

Сцена I. Дворец графа Тулузского

Поздно ночью Гастон является в комнату Елены. Молодые люди любят друг друга и хотят пожениться, однако их семьи враждуют в течение многих лет. Теперь, когда Гастон отправляется в крестовый поход, семьи должны помириться. После того как Гастон покидает комнату девушки, Елена и её компаньонка Изаура встают перед алтарем, чтобы помолиться Господу и просить его сохранить юноше жизнь.

Сцена II. У стен часовни (капеллы)

Граф Тулузский объявляет о примирении двух семейств и разрешает Елене вступить в брак с Гастоном. Руджеро, брата графа, съедает ревность - он давно и безответно влюблен в племянницу. Не в силах сдерживать злость, Руджеро уходит. Папский легат провозглашает, что Гастон возглавит крестовый поход. Гастон клянется в свой верности папскому престолу. В знак своей привязанности граф дарует юноше свой белый плащ. Процессия входит в часовню. В это же время появляется Руджеро - он задумал убить соперника. Решив осуществить свой план немедленно, Руджеро приказывает наемнику лишить жизни человека, который не наденет белый плащ. Получив приказ, солдат уходит.

Внутри часовни слышится шум - был убит граф Тулузский. Схваченный солдат сознается в преступлении, Руджеро удается добиться, чтобы в качестве организатора преступления он назвал не его, а Гастона. Тот отрицает свою вину, однако никто из присутствующих не верит ему; по решению папского легата в наказание за совершенное злодеяние он отправляется в изгнание.

Акт II

Сцена I. Пещера в окрестностях города Рамла в Палестине

Съедаемый муками совести Руджеро удалился в пустыню, где молит Бога о прощении. В пещеру приходит Раймонд, оруженосец Гастона, который просит отшельника помочь ему - крестоносцы так и не вернулись домой из похода. Руджеро соглашается. В это же самое время в пещеру приходят Изаура и Елена, которые ищут человека, который мог бы им поведать о судьбе Гастона. Они крайне удивлены, увидев Раймонда; он сообщает им, что Гастон жив, но находится в плену близ Рамлы.

Сцена II. Дворец эмира в Рамле

Гастон в темнице, но мечтает быть вновь увидеться с Еленой. Он планирует план побега из дворца. Неожиданно появляется эмир, который говорит, что думать о побеге бессмысленно.

Акт III

Сцена I. Сад гарема

Елена в отчаянии: эмир поклялся отправить её голову крестоносцам в случае, если им удастся ворваться в город. Гастону удалось сбежать из плена и теперь он пытается отыскать Елену.

Литература

• Соловцова, Л. Верди. — Москва: Музыка, 1981. — С. 104-105.

Ссылки

• [www.giuseppeverdi.it/opere/libretti/jerusalem/index.html Либретто оперы на французском языке]

Опера

Отрывок, характеризующий Иерусалим (опера)

Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.