Ижора (пароход, 1826)
«Ижора» — первый вооружённый пароход Балтийского флота России[1][3].
Описание парохода
Колёсный пароход. Длина парохода составляла 46,83 метра, ширина без обшивки — 6,7 метра, осадка — 4,1 метра. На пароходе была установлена паровая машина мощностью 100 номинальных л. с. Вооружение судна состояло из восьми 6-фунтовых карронад[1][4].
История службы
Пароход был заложен на Ижорском заводе 16 (28) октября 1824 года, спущен на воду — 4 (16) мая 1826 года, а в 1829 году был введён в состав Балтийского флота России. Строительство вёл корабельный мастер Макле[1][2].
Первое продолжительное плавание в открытом море пароход совершил в Стокгольм, после чего в июле 1831 года перевез в Штетин гостившего у императора Николая I прусского принца Карла со свитой[5].
С мая по июль 1834 года в сопровождении фрегатов «Кастор» и «Паллада» совершал плавания в Мемель, Свинемюнде и Пиллау с на принцем и принцессой Пруссии на борту[6][7].
В августе 1835 года Николай I предпринял на пароходе морскую поездку в Шведт с целью встречи с австрийским императором и прусским королём, но разыгравшийся шторм, сорвал планы императора, вынудив пароход вернуться от Ревеля в Кронштадт[8].
В 1837 году пароход подвергся тимберовке на Охтенской верфи, а в 1854 году — вторичной тимберовке в Кронштадте[1].
В 1862 году пароход «Ижора» был продан на слом[1].
Напишите отзыв о статье "Ижора (пароход, 1826)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 [www.randewy.ru/nk/paroh.html Пароходы] (рус.). randewy.ru. Проверено 6 марта 2014.
- ↑ 1 2 Список русских военных судов, 1872, с. 130—131.
- ↑ [www.pogranichnik.ru/2010-04-02-15-21-45/istoriya-pv/na-zaschite-ekonomicheskich-interesov-rossii-na-more-1801-1893-gg.html На защите экономических интересов России на море (1801—1893 гг.)] (рус.). pogranichnik.ru. Проверено 6 марта 2014.
- ↑ А. Б. Широкорад, 2007, с. 154.
- ↑ Л. А. Малышев. [guardcrew.com/?q=node/109 Гвардейский экипаж при Императоре Николае I в период с 1825 по 1855 год] (рус.). guardcrew.com. Проверено 6 марта 2014.
- ↑ Чернышёв, 1997, с. 235, 254.
- ↑ [sailing.shipmodelsbay.com/04/speshny/index.html Фрегаты типа «Спешный».] (рус.). «Военная Россия». Проверено 6 марта 2014.
- ↑ [feb-web.ru/feb/rosarc/rak/rak-304-.htm Донесения князя А. Н. Голицына императору Николаю I] (рус.). feb-web.ru. Проверено 6 марта 2014.
Литература
- Веселаго Ф. Ф. Список русских военных судов с 1668 по 1860 год. — С-Пб.: Типография морского министерства, 1872. — 798 с.
- Широкорад А. Б. 200 лет парусного флота России / Под ред. А. Б. Васильева. — 2-е изд. — М.: «Вече», 2007. — 448 с. — ISBN 978-5-9533-1517-3.
- Чернышёв А. А. Российский парусный флот. Справочник. — М.: Воениздат, 1997. — Т. 1. — 312 с. — (Корабли и суда Российского флота). — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01788-3.
|
||||||
Отрывок, характеризующий Ижора (пароход, 1826)
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
