Колпинский монетный двор

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ижорский монетный двор»)
Перейти к: навигация, поиск

Колпинский монетный двор (известен также как Ижорский) — один из монетных дворов в Российской империи, организованный на Ижорских заводах в районе современного муниципального образования Колпино в составе Колпинского района города федерального значения Санкт-Петербурга. Работал с 1810 по 1821 год как штатный общегосударственный монетный двор империи и с 1840 по 1843 год как временный[1]. Чеканил медные монеты различных достоинств[1].





История

1810-1821

Медные монеты в период правления Александра I до 1810 года чеканились по прежней системе в весовых нормах (16 рублей в пуде) и в традиционном наборе номиналов, сохранившемся с XVIII века: 5, 2, 1 копейка, деньга (1/2 копейки) и полушка (1/4 копейки). С 1810 года были изменены весовые нормы, по которым с пуда планировалось чеканить монет на 24 рубля. Перечеканка монет, осуществляемая ранее каждым следующем правителем Российской империи, не могла теперь иметь места. Собираемая старая монета стала расплавляться и из полученного металла отливалась новая. Быстрая замена всей меди оказалась не под силу производственным мощностям трех существовавших на тот момент общегосударственных монетных дворов — Петербургского, Екатеринбургского и Колыванского.

Поэтому, в помощь этим монетным дворам в порядке государственного заказа в 1810 году была организована и осуществлялась в течение нескольких лет дополнительная чеканка медных монет на Ижорском заводе, принадлежавшем тогда Военно-Морскому ведомству. В результате этого на заводах организовался общегосударственный монетный двор, получивший название Колпинского или Ижорского. Первая серия 1810 года, отчеканенная на дворе, состояла из монет достоинством в 2, 1 копейку и деньгу (это слово с начала XIX в. пишется с «ь»)[2].

В качестве штатного монетного двора, чеканящего общегосударственные монеты, Колпинский двор работал с 1810 по 1821 год[3], после чего был закрыт.

1840-1843/1844

При Николае I была осуществлена денежная реформа 1839—1843 гг., в результате которой все сделки было предписано осуществлять приравнено к серебру. Оказалась изменена монетная стопа (чеканка была сокращена с 36 до 16 рублей с пуда), номиналы (была добавлена монета в 3 копейки), поменялся внешний вид (возле номинала появилась надпись «… серебром») и размеры медных монет. По причине необходимости справиться с новой переработкой медной денежной массы Колпинский двор снова был задействован в 1840 году как временный и в таком качестве проработал до 1843 года (в некоторых источниках — до 1844 года[1]).

Штемпеля

  • В 1810 году двор выпустил двухкопеечные монеты с обозначением «КМ» (колпинская монета) и со знаком минцмейстера М. Клейнера — МК[4]. С 1810 года до 1840-х гг на медной монете Российской империи помещались инициалы ответственных за выпуск лиц (под гербовым орлом)[2].
  • Чтобы избежать совпадения со знаком Колыванского монетного двора (тоже «КМ»), для двора было введено буквенное обозначение «ИМ» (ижорская монета), и все последующие выпуски 1810—1821 гг. сделаны со знаком «ИМ».

Минцмейстеры Колпинского двора

Минцмейстер Знак минцмейстера Годы работы Штемпель монетного двора
Гельман Фёдор ФГ 1810 нет данных
Клейнер Михаил МК 1810-1811 КМ, ИМ
Ступицын Павел ПС или СП 1811-1814 ИМ
Вильсон Яков ЯВ 1820-1821 ИМ

Источник:[1]

Напишите отзыв о статье "Колпинский монетный двор"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Рылов И.И., Соболин В. И. Монеты России и СССР. — каталог. — Москва: Творческо-производственная ассоциация Пруф, Интерпринт, 1994. — 320 с. — 50 000 экз.
  2. 1 2 Спасский И. Г. [www.arcamax.ru/books/spassky01/spassky66.htm Русская монетная система: историко-нумизматический очерк]. — Ленинград: Издательство Государственного Эрмитажа, 1962. — 174 с.
  3. [coin.avga.ru/coin/mint/ Перечень монетных дворов, чеканивших российские монеты]
  4. 1 2 Узденников В. В. [www.ozon.ru/context/detail/id/3365551/ Монеты России / Russian Coins]. — Москва: ДатаСтром, 1992. — 680 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-7130-0026-5.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Колпинский монетный двор

Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]