Филипяк, Изабела

Изабе́ла Фили́пяк (польск. Izabela Filipiak; род. 1961, Гдыня) — польская писательница и филолог.

Окончила Гданьский университет. В 1986 г. эмигрировала во Францию, затем в США. Дебютировала в литературе сборником рассказов «Смерть и спираль» (польск. Śmierć i spirala, 1992), за которым последовали повести «Абсолютная амнезия» (польск. Absolutna amnezja, 1995) и «Альма» (2003), очерк «Creative writing для девушек» (польск. Twórcze pisanie dla młodych panien, 1999), сборник фельетонов «Культура оскорбленных» (польск. Kultura obrażonych, 2003), книга стихов «Madame Intuita» (2002) и пьеса «Книга ЕМ» (польск. Księga EM, 2005) о судьбе поэтессы Марии Коморницкой, которой посвящена и докторская диссертация Филипяк. Преподавала литературу и гендерные исследования в Варшавском университете. В 1998 открыто признала собственную гомосексуальность. Творчество Филипяк считается значительным проявлением современной польской феминистской литературы.

Сотрудничала с польским литературным журналом «brulion».

Творчество

• Śmierć i spirala (1992)
• Absolutna amnezja (1995)
• Niebieska menażeria (1997)
• Twórcze pisanie dla młodych panien (1999)
• Madame Intuita (2002)
• Alma (2003)
• Kultura obrażonych (2003)
• Księga Em (2005)
• Magiczne oko. Opowiadania zebrane (2006)
• Obszary odmienności. Rzecz o Marii Komornickiej (2007).

Отрывок, характеризующий Филипяк, Изабела

Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.