Венгерова, Изабелла Афанасьевна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Изабелла Афанасьевна Венгерова»)
Перейти к: навигация, поиск
Изабелла Афанасьевна Венгерова

Изабелла Венгерова в своей студии в день своего 75-летия
Основная информация
Полное имя

Изабелла Афанасьевна Венгерова

Место рождения

Минск, Российская империя

Место смерти

Нью-Йорк, США

Страна

Российская империя Российская империя
США США

Профессии

пианистка, педагог

Инструменты

фортепиано

Изабе́лла Афана́сьевна Венге́рова (17 февраля (1 марта1877, Минск — 7 февраля 1956, Нью-Йорк) — российско-американская пианистка еврейского происхождения, музыкальный педагог. Сестра Зинаиды и Семёна Венгеровых.

Училась в Венской консерватории у Йозефа Дакса, затем занимаясь частным образом под руководством Теодора Лешетицкого.

В 1905 году преподавала в Смольном институте; в 1906 году находилась за границей. В 1907—1920 годах преподавала в Санкт-Петербургской консерватории, выступала с концертами. В конце 1921 году ей удалось покинуть Россию; затем она отправилась в продолжительные гастроли по разным странам и в итоге в 1923 году обосновалась в США. С 1924 года преподавала в Кёртисовском институте, а с 1930 — также в Маннес-колледже. Известно, что во время Великой Депрессии Венгерова на год отказалась от зарплаты и преподавала бесплатно, её пример был подхвачен и другими преподавателями.

Педагогическая манера Венгеровой считалась тиранической, однако позволяющей находить тонкий психологический подход к ученику. Среди её воспитанников — ряд выдающихся американских музыкантов: Леонард Бернстайн, Сэмюэл Барбер, Гари Граффман, Лукас Фосс и др.

Напишите отзыв о статье "Венгерова, Изабелла Афанасьевна"



Литература

  • R. D. Schick. The Vengerova System of Piano Playing — University Park, PA, 1982.
  • J. Rezits. Beloved Tyranna: the Legend and Legacy of Isabelle Vengerova — Bloomington, IN, 1995.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Венгерова, Изабелла Афанасьевна

Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.