Изабелла Испанская (1851—1931)
| Изабелла де Бурбон и Бурбон исп. Isabel de Borbón y Borbón<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1851 год — 1857 год | ||
| Предшественник: | Изабелла | |
| Преемник: | Альфонсо | |
| 1874 год — 1880 год | ||
| Предшественник: | Эммануил Филиберт Савойский | |
| Преемник: | Мерседес | |
| Рождение: | 20 декабря 1851 Мадрид, Испания | |
| Смерть: | 22 апреля 1931 (79 лет) Париж, Франция | |
| Место погребения: | Дворец Ла-Гранха | |
| Род: | Испанские Бурбоны Сицилийские Бурбоны (по мужу) | |
| Отец: | Франсиско де Асис Бурбон | |
| Мать: | Изабелла II | |
| Супруг: | Гаэтано Бурбон-Сицилийский, граф Джидженто | |
| Дети: | нет | |
| Награды: |
| |
Изабелла де Бурбон и Бурбон ((исп. Isabel de Borbón y Borbón) при рождении Мария Изабелла Франциска де Асис Кристина де Паула Доминга де Бурбон и Бурбон (исп. María Isabel Francisca de Asís Cristina de Paula Dominga de Borbón y Borbón), 20 декабря 1851, Мадрид, Испания — 22 апреля 1931, Париж, Франция) — испанская инфанта, старшая дочь королевы Изабеллы II и Франсиско де Асиса Бурбон, наследница испанского трона и принцесса Астурийская в 1851—1857 и 1874—1880 годах. Была видной фигурой в период правления своего брата Альфонсо XII и племянника Альфонсо XIII. Считалась самым популярным членом испанской королевской семьи. Была супругой принца Гаэтано Бурбон-Сицилийского, графа Джидженто.
Содержание
Детство
Изабелла родилась в Королевском дворце в Мадриде 20 декабря 1851 года. Она стала вторым ребёнком в семье правящей королевы Испании Изабеллы II и её супруга Франсиско де Асис Бурбон, которому был дан титул короля-консорта Испании. Старший ребёнок супругов, инфант Фердинанд умер сразу после рождения. Появления на свет второго ребёнка ждали с большим нетерпением, но были разочарованы, когда родилась девочка. С рождения Изабелла получила титул принцессы Астурийской, как наследница своей матери, королевы Изабеллы II[1].
Инфанта была крещена на следующий день после рождения под именем Мария Изабелла Франциска де Асис Кристина де Паула Доминга де Бурбон и Бурбон (исп. María Isabel Francisca de Asís Cristina de Paula Dominga de Borbón y Borbón). Брак её родителей не был идеальным. В возрасте шестнадцати лет королеву Изабеллу насильно выдали замуж за Франсиско де Асис Бурбон, герцога Кадисского, который приходился ей дальним родственником. Мужа королева не любила. Он считался импотентом и гомосексуалистом. У королевы были многочисленные любовники, от которых королева и рожала своих детей, а герцог Кадисский признавал их своими. Испанцы называли детей, рожденных в результате этих связей, по имени их истинных отцов. Изабелла носила прозвище Арануэла (la Aranuela) по имени офицера Людвига Араны (1826—1891) — молодого испанского аристократа, имевшего чин офицера[2]. Отношения между ним и королевой длились с 1851 до 1856 года. После рождения инфанты, Франсиско тут же признал ребёнка своим. Так же он поступал со всеми остальными детьми королевы, которых в браке родилось шестеро[3].
2 февраля 1852 года принцесса Изабелла впервые была представлена обществу, когда королева совершала традиционный визит в церковь Святой Аточи. Во время этого визита на королеву напал сумасшедший священник и ударил её ножом[4]. Королева была спасена благодаря толстому корсету, и рана оказалась не смертельной для жизни. Подрастая, принцесса Изабелла все чаще появлялась на публике вместе с родителями. В народе её называли La Chata из-за её неровного носа. В 1854 году королева родила дочь, которая умерла после рождения. Следующий ребёнок, принц Альфонсо, будущий король Альфонсо XII родился через 6 лет после рождения Изабеллы. Сразу после этого, она потеряла статус наследницы престола и титул принцессы Астурийской, которые перешли к новорожденному брату. У Изабеллы остался лишь титул испанской инфанты.
Отношения между детьми королевы Изабеллы и королём Франсиско были холодными и формальными, они общались только на официальных приемах. Изабелла II уделяла мало внимания своим детям, занимаясь в основном политическими делами. Изабелла получала гораздо лучше образование нежели её мать и считалась наиболее одаренным ребёнком в семье. Особое внимание в обучении уделялась иностранным языкам, принцесса любила музыку и верховую езду. Лошади были её страстью всю жизнь.
Брак
Несмотря на то, что инфанта официально больше не была наследницей трона, её рассматривали как вполне реальную будущую королеву Испании, по той причине, что состояние здоровья её брата было очень слабым. Из-за этого к ней был проявлен повышенный интерес в выборе будущего супруга, который позже мог стать её консортом. Леопольдо О’Доннелл, премьер-министр при Изабелле II высказал идею выдать её замуж за принца Амедео Савойского, чья сестра Мария Пия недавно вышла замуж за португальского короля Луиша I[5]. Королеве Изабелле не понравилось такое предложение, однако она согласилась на встречу между её 14-летней дочерью и 20-летним савойским принцем. В сентября 1865 года Изабелла встретилась с Амедео в Сараус, где королевская семья находилась на отдыхе[6]. Из этой встречи ничего не вышло, брак не состоялся.
По политическим причинам королеве Изабелле II пришлось признать власть Савойской династии над Италией, что очень не понравилось родственникам — членам дома Обеих Сицилий. Ультраконсервативная партия Испании во главе с супругом королевы убедили её выдать замуж Изабеллу за одного из членом дома Обеих Сицилий. Кандидатом был выбран принц Гаэтано Бурбон-Сицилийский, граф Джиджерто, сын короля Фердинанда II и Марии Терезы Австрийской[7]. Семья недавно потеряла мать и была в довольно плохом финансовом положении. Также, Гаэтано приходился двоюродным братом как матери так и отцу инфанты Изабелле.
Ни Изабелла, ни Гаэтано не были рады этому браку. Свадьба должна была состояться в апреле 1868 года в Испании, но принц на неё не приехал, и она была перенесена на несколько недель. Гаэтано описывали как «доброго и высокого юношу, но без гроша в карме, с плохим здоровьем и отсутствием интеллекта». Про инфанту Изабеллу говорили что она была «невысокого роста, блондинка с голубыми глазами и с небольшим, повернутым в сторону носом, достаточно консервативной и упрямой девушкой[8]».
Графиня Джидженто
Свадьба состоялась с большим размахом 13 мая 1868 года. После этого Изабелла II даровала Гаэтано титул инфанта Испанского (на испанский манер его имя звучало как Каэтано). После свадьбы молодая пара первым делом отправилась в медовый месяц в Рим, где остановились в Палаццо Фарнезе. По дороге обратно Изабелла вместе с мужем заехали в Австрию, где посетили родственников Гаэтано с материнской линии[9]. Далее они направились во Францию, где были приняты французским императором Наполеоном III и императрицей Евгенией. Там же они получили известие, что королева Изабелла II была свергнута с престола, и в стране началась революция[10]. Гаэтано немедленно выехал в Испанию, где пытался отстоять интересы монархии в битве при Алколео, однако поражение в этой битве ознаменовало конец правления Изабеллы[11]. Королева вместе с семьей бежала в Париж, где мать ожидала Изабелла. Первоначально Гаэтано вместе с супругой также поселились в Париже в доме их дяди принца Луижи, графа Акуила[12].
В это время Гаэтано начал страдать психическими заболеваниями, постоянно находился в депрессии. После двух лет брака пара отправилась в путешествие по Европе, в надежде на улучшение состояния Гаэтано. Они посетили Австрию, Германию и Англию, однако лучше ему не стало. Летом 1870 года графы Джидженто поселились в Люцерне, подальше от политической жизни[13]. Гаэтано скрывал от жены истинную болезнь, которой страдал. Это была эпилепсия[14]. Но однажды у него случился приступ в присутствие супруги. В начале лета 1871 года они переехали в Женеву, потом посетили Париж, где находились бывшая королева с остальной семьей, далее снова вернулись в Люцерну[15]. В сентябре 1871 года у Изабеллы случился выкидыш. Потеря ребёнка, изгнание королевской семьи и ухудшение здоровья плохо сказывались на состоянии Гаэтано, которое все время ухудшалось. Он впал в глубокую депрессию, пытался покончить жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна[16]. После этого его не оставляли одного, с ним рядом постоянно находилась жена или его адъютант. Однако, 26 ноября 1871 года, когда они остановились в отеле в Люцерне, Гаэтано заперся в номере и выстрелил себе в голову. Принц был найден живым, но вскоре скончался[17].
Инфанте Изабелле едва исполнилось двадцать лет, когда она стала вдовой. Она искренне оплакивала своего супруга, к которому испытывала большую привязанность[18]. После его смерти, она переехала к матери в Париж[19]. Последующие три года Изабелла жила спокойной жизнью вместе с матерью, занимаясь воспитанием троих младших сестер. Встречалась она и с отцом Франсиско, который жил отдельно от королевы, а также посещала брата Альфонсо, который учился в Вене[20]. В 1872 и 1873 году совершала поездки в Мюнхен, где жила у тети Амелии, которая была замужем за баварским принцем. В то же время инфанта активно содействовала восстановлению монархии в Испании в лице её брата, часто переписывалась по этому поводу с Антонио Кановас дель Кастильо[21].
Последующая жизнь
29 декабря 1874 года брата инфанты Изабеллы Альфонсо призвали на испанский престол. Испанская королевская семья собралась тогда вместе в Париже, чтобы отпраздновать Новый год, когда они получили известие[22]. 14 января 1875 года новый король прибыл в Испанию. В следующем месяце Изабелле предложили вернуться в качестве первой леди страны и как предполагаемого наследника[23]. 5 марта инфанта выехала на судне из Марселя и через 2 дня вступила на испанскую землю[24].
24 марта 1875 года Изабеллу снова провозгласили принцессой Астурийской[25]. Она вместе с братом пользовались огромной популярностью народа. В этот период рассматривались возможные кандидатуры на повторный брак инфанты. Австрийский эрцгерцог Людвиг Сальватор, который проживал в Испании был первым претендентом на руку Изабеллы, которого выбрало правительство. Но позже от его кандидатуры отказались из сложного характера эрцгерцога. Ещё одним кандидатом был принц Арнульф Баварский, но Изабелла не желала вступать в повторный брак, и её брат, с которым она была очень близка уважал её выбор. Больше в брак она не вступала.
В первые годы правления Альфонсо инфанта всячески помогала ему, была для него правой рукой. Бывшая королева продолжала проживать во Франции даже после восстановления монархии, а своих младших дочерей отослала на воспитание Изабелле. С инфантами Пилар и Марией де ла Пас у Изабеллы сложились хорошие отношения, они не доставляли ей неприятностей. У Изабеллы были разногласия лишь с младшей сестрой Эулалией, которая от природы была энергичной и амбициозной.
В 1880 году Альфонсо женился на Мерседес Орлеанской, которая стала королевой Испании. Изабелла очень с ней сдружилась и давала ей наставления по поводу её новой роли первой леди. После брака своего брата у Изабеллы появилось больше времени для путешествий и любимых занятий. После неожиданной смерти Мерседес от туберкулеза, Изабелла помогла брату выбрать другую жену, которой стала Мария Кристина Австрийская, приходившаяся родственницей бывшему мужу Изабеллы принцу Гаэтано. Ранняя смерть брата стала для неё большим ударом. Изабелла оставалась влиятельной фигурой при испанском дворе во время регентства Марии Кристины, давая ей всяческую поддержку в политических делах. Изабелла стала второй матерью для детей её брата: Мерседес, Марии Терезы и Альфонсо, ставшего с рождения королём Альфонсо XIII.
Наследие
Изабелла была очень уважаемым и самым популярным членом королевской семьи. В 1885 году крейсер ВМС Испании Инфанта Изабелла был назван в честь инфанты. В 1910 году инфанта была одни из организаторов празднование столетия независимости Аргентины, представляя в Буэнос-Айресе королевскую семью. Улица в Буэнос-Айресе Пасео де ла Инфанта Исабель была названа в её честь. Также в Мадриде есть улица с её именем.
Изабелла умерла 22 апреля 1931 года в возрасте 79 лет. Смерть инфанты наступила через пять дней после того как её племянник король Альфонсо XIII отрекся от престола в ходе революции. Всей испанской королевской семье пришлось покинуть Испанию. После победы руспубликанцев, правительство проинформировало инфанту, что она может вернуться в Испанию из-за её чрезмерной популярности. Но Изабелла отказалась возвращаться и умерла через несколько дней в Париже.
Большинство своих драгоценностей она оставила своему племяннику-королю. Среди них был знаменитая тиара Mellerio Shell, которая сейчас используется королевской семьей при официальных мероприятиях, её часто носила королева София. В 1991 году благодаря усилиям испанского короля Хуана Карлоса, останки инфанты были перенесены в Испанию и похоронены в часовне дворца Ла-Гранха, недалеко от Сеговии, а один из залов дворца был переименован в её честь.
Инфанте Изабелле была установлена статуя в парке Дель Остеде. Кроме этого, в парке Королевского дворца Ла-Гранха есть огромная сидячая скульптура инфанты, сделанная из мрамора. Инфанта изображена с букетом роз.
Награды
— Орден Королевы Марии Луизы (Испания);
Напишите отзыв о статье "Изабелла Испанская (1851—1931)"
Примечания
- ↑ Рубио, 2003, с. 43.
- ↑ Рубио, 2003, с. 29-33.
- ↑ Рубио, 2003, с. 46.
- ↑ Рубио, 2003, с. 52.
- ↑ Рубио, 2003, с. 134.
- ↑ Рубио, 2003, с. 136.
- ↑ Рубио, 2003, с. 147.
- ↑ Рубио, 2003, с. 148.
- ↑ Рубио, 2003, с. 158.
- ↑ Рубио, 2003, с. 162.
- ↑ Рубио, 2003, с. 163-164.
- ↑ Рубио, 2003, с. 167.
- ↑ Рубио, 2003, с. 170.
- ↑ Рубио, 2003, с. 171.
- ↑ Рубио, 2003, с. 172.
- ↑ Рубио, 2003, с. 173.
- ↑ Рубио, 2003, с. 175.
- ↑ Рубио, 2003, с. 176.
- ↑ Рубио, 2003, с. 178.
- ↑ Рубио, 2003, с. 180-181.
- ↑ Рубио, 2003, с. 184-185.
- ↑ Рубио, 2003, с. 187.
- ↑ Рубио, 2003, с. 191.
- ↑ Рубио, 2003, с. 194.
- ↑ Рубио, 2003, с. 199.
Литература
- Матеос Сайнс де Медрано, Рикардо. Los Desconocidos Infantes de España. — Thassalia, 1996.
- Рубио, Мария Хосе. La Chata: La Infanta Isabel de Borbón y la Corona de España. — Madrid, La Esfera de los Libros, 2003.
Ссылки
- [geneall.net/de/name/9275/maria-isabel-francisca-de-bourbon-infantin-von-spanien-princesa-de-asturias/ Профиль на Geneall.net] (нем.)
- [www.thepeerage.com/p10576.htm#i105755 Профиль на Thepeerage.com] (англ.)
Отрывок, характеризующий Изабелла Испанская (1851—1931)
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
