Изабелла Иерусалимская

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Изабелла Комнин»)
Перейти к: навигация, поиск
Изабелла Иерусалимская
Isabelle d’Anjou<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Бракосочетание Онфруа IV и Изабеллы Иерусалимской. Миниатюра XIII века</td></tr>

Королева Иерусалима
1192 — 1205
Предшественник: Сибилла Иерусалимская и Ги де Лузиньян
Преемник: Мария, Королева Иерусалима
Королева Кипра
1198 — 1205
Предшественник: Ги де Лузиньян
Преемник: Гуго I (король Кипра)
 
Рождение: 1172(1172)
Наблус, Палестина
Смерть: 5 апреля 1205(1205-04-05)
Акра, Палестина
Род: Анжуйский дом
Отец: Амори I
Мать: Мария Комнина
Супруг: 1.Онфруа IV де Торон,2.Конрад Монферратский,3.Генрих II Шампанский, 4.Амори II
Дети: от второго брака: Мария Иерусалимская, от третьего брака: Мария, Алиса Шампанская,Филиппа, от четвертого брака: Сибилла, Мелисенда, Амори.

Изабелла I Анжуйская (фр. Isabelle d’Anjou), или Изабелла (Елизавета) Комнина (фр. Isabelle Comnena; 1172 — 5 апреля 1205) — королева Иерусалима с 1192 года и королева Кипра с 1198 года. Она была дочерью Амори I и его второй жены Марии Комниной и сводной сестрой короля Балдуина IV и королевы Сибиллы.





Ранние годы и первый брак

Изабелла в детстве находилась при дворе своей матери Марии Комниной и отчима Балиана де Ибелина в Наблусе. Согласно мусульманскому хронисту Имадуддину аль-Исфахани, она имела чёрные волосы и бледный цвет лица.

Предыдущий брак отца Изабеллы Амори I с Агнес де Куртене был аннулирован, однако право на наследование детьми от этого брака — Балдуином и Сибиллой — было сохранено. Её сводный брат Балдуин IV был признан королём как единственный мужчина в линии наследования, но он с ранних лет страдал от проказы. В итоге его преемником была объявлена Сибилла. При этом её легитимность была оспорена матерью Изабеллы и Ибелинами.

В 1180 году 8-летняя Изабелла была обручена с Онфруа IV де Тороном, наследником Трансиорданской сеньории Иерусалимского королевства. Инициатором союза был Балдуин IV, решивший отдать долг чести деду Онфруа, Онфруа II, погибшему в битве при Баниасе. Кроме того, брак позволял вырвать Изабеллу из круга влияния Ибелинов. Они поженились в 1183 году, когда Онфруа было 16 или 17, а Изабелле 11 лет. Политические цели брака были достигнуты: мать Онфруа Стефанья де Милли и его отчим Рено де Шатийон ограничили контакты Изабеллы с матерью и Ибелинами.

В первую брачную ночь Изабеллы и Онфруа в Кераке на крепость напали войска Салах ад-Дина. Согласно Вильгельму Тирскому, Стефанья отправила султану письмо, рассказав ему о недавней свадьбе:

[Стефанья] послала Саладину хлеб и вино, коров и овец с празднования свадьбы её сына, напоминая ему, как он носил её на руках, когда она была ребёнком, а султан был рабом в замке. Когда Саладин получил дары и послание, он был в восторге и особенно отблагодарил тех, кто принёс их. Он просил показать, где живут невеста и жених, и их башня была указана ему. В этой связи Саладин дал приказ своим войскам не атаковать указанную башню в ходе осады.

Впрочем, в мусульманских источниках указанные обстоятельства осады подтверждения не находят.

Наследование

После того, как Балдуин IV разочаровался в новом муже своей сестры Сибиллы, Ги де Лузиньяне, он решил лишить её права наследования. Он короновал своего 5-летнего племянника Балдуина (сына Сибиллы от её первого брака) соправителем и вынудил Высокий совет признать мальчика своим наследником. В случае его смерти в младенчестве вопрос о престолонаследии должны были решить короли Англии и Франции, император Священной Римской империи и папа римский. До совершеннолетия Балдуина королевством должен был править регент из «самых законных наследников». В соответствии с этим соглашением Сибилла и Изабелла имели равные права в борьбе за регентство.

Балдуин IV умер весной 1185 года. Вскоре после этого состоялась публичная официальная коронация Балдуина V в храме Гроба Господня. Мальчика вел к трону Балиан де Ибелин, что должно было показать, что семья Изабеллы приняла Балдуина в качестве законного правителя. Регентом был объявлен Раймунд III, граф Триполи. Балдуин V часто болел и умер летом 1186 года. Сторонники Изабеллы поставили под сомнение легитимность Сибиллы в связи с признанием брака её родителей недействительным. Многие бароны также выражали недовольство в адрес мужа Сибиллы Ги де Лузиньяна.

В результате придворной борьбы установленный Балдуином IV порядок престолонаследия был проигнорирован. Сибилла была коронована вместе с Ги де Лузиньяном в 1186 году. Сторонники Изабеллы во главе с её матерью Марией, отчимом Балианом де Ибелином и Раймундом III, собрались в Наблусе. Они ожидали, что Онфруа заявит претензии на престол от имени супруги, однако тот неожиданно перешёл на сторону Ги де Лузиньяна.

Королева Иерусалима

В 1187 году Салах ад-Дин вторгся в королевство и захватил почти всю его территорию, кроме крепости Тир, удерживаемой Конрадом Монферратским, дядей Балдуина V. Ги де Лузиньян начал осаду Акры, в это же время (лето 1190 года) Сибилла и две её дочери умерли в ходе эпидемии. Ги де Лузиньян продолжал называть себя королём, однако де-юре королевой стала Изабелла.

Её сторонники решили, что в сложившейся ситуации королеве нужен новый муж. Этот вариант действий был не нов: отец Изабеллы также был вынужден развестись со своей первой женой Агнес де Куртене, чтобы добиться права на престол. Онфруа IV де Торон, к которому Изабелла была привязана с детства, не имел большого желания становиться королём. Он по-прежнему был убеждённым сторонником Ги де Лузиньяна, к тому же, по характеру Онфруа был скорее дипломатом, чем воином. Осенью 1190 года Мария Комнина и Балиан увезли Изабеллу от Онфруа и заставили её согласиться на аннулирование брака под предлогом того, что брак был заключён по принуждению Балдуина IV. Они намеревались выдать Изабеллу замуж за амбициозного Конрада Монферратского, который был ближайшим родственником Балдуина V и уже показал себя как политик и воин. После долгих разбирательств Онфруа согласился на аннулирование брака, которое было проведено пизанским архиепископом Убальдо Ланфранчи и папским легатом Филиппом из Бовэ. Филипп обвенчал Конрада и Изабеллу 24 ноября, несмотря на возражения, что брак канонически был кровосмесительным — сводная сестра Изабеллы Сибилла была замужем за старшим братом Конрада. Некоторые современные авторы сочувствуют судьбе молодой королевы, выданной за «седого старого воина»[1]. Однако Конраду тогда было около 45, он был умен, хорошо образован, красив и храбр, так что, возможно, её положение было куда менее печальным, чем некоторые считают.

В силу своего брака с Изабеллой Конрад стал де-юре королём Иерусалима. Однако ещё в течение семнадцати месяцев Ги де Лузиньян оспаривал это, заявляя свои претензии на трон. Главным сторонником Ги де Лузиньяна был Ричард Львиное Сердце, его сюзерен в Пуату. В свою очередь Изабеллу и Конрада поддержал Филипп II Август, сын двоюродного брата Конрада Людовика VII. В конце концов, королевский титул Конрада был подтверждён в апреле 1192 года.

Однако короноваться Конрад не успел. 28 апреля 1192 года в Тире Изабелла и её свита задержались в бане и опоздала на совместный ужин. Тогда Конрад решил пригласить на ужин епископа Филиппа из Бове, но найдя его уже ужинающим, отправился обратно во дворец. По пути его остановили двое одетых в бедняцкую одежду ассасинов и ударили кинжалами. Конрад умер от ран в тот же день. Изабелла уже была беременна первой дочерью Марией.

Два дня спустя в Тир вернулся Генрих II Шампанский (племянник королей Англии и Франции) и с указания короля Ричарда обручился с Изабеллой. По некоторым хроникам, Изабелла искренне полюбила Генриха, однако с его стороны брак был лишь политическим шагом. Эта помолвка способствовала распространению слухов о причастности Ричарда к убийству Конрада. Свадьба Генриха и Изабеллы состоялась всего восемь дней спустя после смерти Конрада. Имадуддин аль-Исфахани, присутствовавший на свадьбе, писал:

Генрих Шампанский женился на жене маркиза [Конрада], утверждая, что он имеет первое право на жену убитого. Она была беременна, но это не помешало не только браку, но и первой брачной ночи. Я спросил одного из придворных, кому будет присуждено отцовство ребёнка, и он сказал: "Это будет ребёнок королевы". Такова распущенность неверных!

Генрих умер в 1197 в результате несчастного случая: балкон или окно-решётка подломились, и он выпал из окна[2]. После его смерти Изабелла вышла замуж в четвертый раз за Амори II (он же Амори I Кипрский), брата Ги де Лузиньяна. Они венчались как король и королева Иерусалима в январе 1198 года в Акре[3]. Король Амори II умер в 1205 году от отравления несвежей белой кефалью. Четыре дня спустя умерла и Изабелла.

К моменту своей смерти 5 апреля 1205 года Изабелла объявила своей наследницей старшую дочь Марию.

Дети

Первый брак с Онфруа IV де Тороном был бездетным.

От второго брака с Конрадом Монферратским у неё родилась дочь:

От третьего брака с Генрихом II Шампанским у неё родились три дочери:

От четвертого брака с Амори II у неё родились:

Родословная

Напишите отзыв о статье "Изабелла Иерусалимская"

Примечания

  1. David Boyle, Blondel’s Song (2005), p. 63
  2. Charles Cawley, Medieval Lands, Jerusalem
  3. Cawley

Литература

  • Edbury, Peter W. (ed.) The Conquest of Jerusalem and the Third Crusade, 1998, ISBN 1-84014-676-1
  • Gilchrist, M. M. «Character-assassination: Conrad de Montferrat in English-language fiction & popular histories», [www.marchesimonferrato.com/Pubblicazioni.htm Bollettino del Marchesato. Circolo Culturale I Marchesi del Monferrato, Alessandria, no. 6, Nov. 2005, pp.5-13.]
  • Ilgen, Theodor. Konrad, Markgraf von Montferrat, 1880
  • Nicholson, Helen J. (ed.) The Chronicle of the Third Crusade: The Itinerarium Peregrinorum et Gesta Regis Ricardi, 1997, ISBN 0-7546-0581-7
  • Runciman, Steven. A History of the Crusades, 1951-54, vols. 2-3.
  • Usseglio, Leopoldo. I Marchesi di Monferrato in Italia ed in Oriente durante i secoli XII e XIII, 1926.
  • Williams, Patrick A. «The Assassination of Conrad of Montferrat: Another Suspect?», Traditio, vol. XXVI, 1970.
  • Елена Сизова. [www.monsalvat.globalfolio.net/rus/dominator/frederick-II-roman-emperor/sizova_frederick_poetry/index020.php Фридрих II Гогенштауфен и его династия в зеркале литературы]. Историко-искусствоведческий портал "Монсальват". [www.webcitation.org/616kTgzjT Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  • Елена Сизова. Изабелла Иерусалимская — королева без власти и королевства.
Предшественник:
Сибилла Иерусалимская 1190;
совместно с Ги де Лузиньяном, 1190–1192
Королева Иерусалима
1192–1205
Конрад (маркграф Монферратский), 1192;
с Генри II Шампанский, 1192–1197;
с Амори II, 1197–1205)
Преемник:
Мария, Королева Иерусалима

Отрывок, характеризующий Изабелла Иерусалимская

Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.