Изабелла де Бриенн

Изабелла де Бриенн (1306 — 1360) — регентша при графе Леччо, а также титулярная герцогиня Афин и королева Иерусалима с 1356 по 1360 годы.

Семья и юность

Изабелла была дочерью герцога Афинского Готье V де Бриена и Жанны де Шатильон. Она родилась в Италии, а в 1308 году её отец после смерти Ги II де Ла Рош унаследовал Афинское герцогство, и вся семья переехала в Грецию. В 1311 году отец Изабеллы погиб в битве с каталонцами, захватившими герцогство. Семье Бриенов остались только маленькие владения в Беотии — Аргос и Навплион. Герцогиня Жанна с детьми уехала во Францию. Всю свою жизнь она безуспешно пыталась собрать силы и деньги для возвращения своему сыну отцовского престола.

Женитьба и наследство

Поскольку семья испытывала серьёзные денежные затруднения, причиной которых были огромные долги покойного герцога, Изабелла не смогла выйти замуж за дворянина своего круга, и стала женой небогатого рыцаря из Эно, Готье III Энгиенского (умер в 1345). Она родила ему одиннадцать детей, в том числе сыновей Сойе, Людовика и Ги.

Брат Изабеллы, Готье VI Бриен женился на племяннице неаполитанского короля, и получил от него войско для отвоевания афинского герцогства. Отправившись в Грецию, Вальтер взял с собой сына Вальтера VI и племянника Сойе Энгиенского, сына Изабеллы. Однако его поход закончился неудачей. Афины вернуть не удалось, но Бриен продолжал удерживать за собой Аргос и Навплион. Как раз тогда от болезни умер его единственный сын. Покинув Грецию в 1332, Бриен передал управление Аргосом и Навплионом сыну Изабеллы, Сойе Энгиенскому. В 1356 году Вальтер погиб в битве при Пуатье, сражаясь против англичан. Поскольку у него от двух браков не осталось детей, сестра Изабелла стала его единственной наследницей.

Владения Бриена она разделила между своими многочисленными детьми. Сойе продолжал править Аргосом и Навплионом, а также получил титул афинского герцога и французское графство Бриен. Впоследствии Сойе передал Аргос и Навплион младшему брату Ги. Жан Энгиенский получил итальянские графства Лечче и Кастро, а Людовик — Конверсано. Самая значительная часть наследства досталась Жану, после смерти которого в 1380 году его владения наследовал бездетный сын Пьетро, а после его смерти в 1384 году — его сестра Маргарита Энгиенская, которая стала женой князя Раймондо Орсини, а потом — короля Неаполя Владислава.

Изабелла де Бриен умерла в 1360 году.

Источники

• Карпов С. П. Латинская Романия. — СПб.: Алетейя, 2000. — 256 с. — ISBN 5-89329-247-2
• Успенский Ф. И. Отдел VIII. Ласкари и Палеологи // История Византийской империи. В 5 т. — М.: АСТ, Астрель, 2005. — Т. 5. — 558 с. — ISBN 5-271-03856-4
• Грегоровиус Ф. История города Афин в средние века (От эпохи Юстиниана до турецкого завоевания). — М.: Альфа-книга, 2009. — 767 с. — ISBN 978-5-9922-0307-3
• Riley-Smith J. The Oxford History of the Crusades. — Oxford University Press, 2002. — 457 p. — ISBN 978-0-87-661406-8

Отрывок, характеризующий Изабелла де Бриенн

Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.