Изгнанники
Поделись знанием:
К:Фильмы 2004 года
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.
В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
| Изгнанники | |
| Exils | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Тони Гатлиф |
| Автор сценария |
Тони Гатлиф |
| Оператор |
Селин Бозон |
| Композитор |
Тони Гатлиф |
| Кинокомпания |
Princes Films, |
| Длительность |
104 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Изгнанники» (фр. Exils, 2004) — фильм в жанре роуд-муви, французского режиссёра Тони Гатлифа. Фильм получил приз за лучшую режиссуру на Каннском кинофестивале 2004 года.
Содержание
Сюжет
Зано и Наима, влюблённые, цыган и арабка, чьи родители родом из Алжира, решают отправиться на землю предков. Зано замуровывает в стену скрипку своего отца и ключи от квартиры, и влюблённые отправляются в путешествие. Путь их проходит через Францию, Испанию и Марокко, он полон приключений и новых знакомств.
В ролях
- Ромен Дюрис — Зано
- Любна Азабаль — Наима
- Зухир Гасем — Саид
- Лейла Махлуф — Лейла
- Хабиб Шейк — Хабиб
Музыка
Музыка для фильма была написана самим Тони Гатлифом. В картине звучит вокал Роны Хартнер, певицы и актрисы, снявшейся в другом фильме Гатлифа, «Странный чужак».
Награды и премии
Номинации
- «Золотая пальмовая ветвь» Каннского кинофестиваля 2004 года[1]
- Премия «Сезар» 2005 года в категории «Лучшая музыка, написанная для фильма» — Тони Гатлиф и Дэльфин Мантуле[2]
Награды
- Премия Каннского кинофестиваля 2004 года в категории «Лучший режиссёр» — Тони Гатлиф[3]
Напишите отзыв о статье "Изгнанники"
Примечания
- ↑ [www.festival-cannes.fr/en/archives/2004/inCompetition.html Участники конкурса за «Золотую пальмовую ветвь»] Каннского кинофестиваля 2004 года
- ↑ [replay.waybackmachine.org/20071010123348/www.lescesarducinema.com/cesar/nominations2005.html Номинанты на премию «Сезар» 2005 года]
- ↑ [www.festival-cannes.fr/en/archives/2004/awardCompetition.html Лауреаты Каннского кинофестиваля 2004 года]
Ссылки
- «Изгнанники» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- Рецензии
- Leslie Felperin [www.variety.com/review/VE1117923909?printerfriendly=true Review] (англ.) // Variety. — 19 мая 2004.
- Travis Hoover [exclaim.ca/Reviews/Film/exils-tony_gatlif-2 Review] (англ.) // Exclaim!. — Июль 2005.
- Adolfo Martínez [www.lanacion.com.ar/748976 Долгий путь на родину] (исп.) = El largo camino a la tierra de los padres // La Nación. — 20 октября 2005.
- Giovanni Fazio [search.japantimes.co.jp/cgi-bin/ff20051216a3.html On the road into Africa] (англ.) // The Japan Times. — 16 декабря 2005. [archive.is/QimH Архивировано] из первоисточника 27 декабря 2012.
Отрывок, характеризующий Изгнанники
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.
В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
