Израилевич, Григорий Александрович

Григорий Александрович Израилевич
Дата рождения:	15 апреля 1924(1924-04-15)
Место рождения:	Ростов-на-Дону, РСФСР, СССР
Дата смерти:	20 февраля 1999(1999-02-20) (74 года)
Место смерти:	Санкт-Петербург, Россия
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Жанр:	живопись, графика, архитектура, скульптура
Учёба:	Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры
Стиль:	символизм
Сайт:	[www.art-for-home.ru -for-home.ru]

Григорий Александрович Израилевич (15 апреля 1924, Ростов-на-Дону — 20 февраля 1999, Санкт-Петербург) — советский, российский художник, график, скульптор, архитектор, представитель символизма; член Союза художников СССР (с 1959 г.), автор монументальных живописных работ и скульптурных портретов писателей, поэтов, музыкантов, а также исторических личностей.

Биография

Отец — Александр Григорьевич Израилевич — заведовал клиникой. В 1930 г. с матерью переехал в Ленинград, учился в художественной школе. В 1941 г. добровольцем пошёл на фронт, был направлен в артиллерийское училище, но до окончания войны был демобилизован по состоянию здоровья.

В 1951 г. окончил архитектурный факультет Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры. В 1951—1957 гг. работал архитектором в Гипрогоре.

Сделав серию литографий о Таллине, был принят в 1959 г. в Союз художников СССР. Работал в Литографической мастерской Союза художников рядом с Ю. А. Васнецовым, А. Л. Капланом, В. М. Конашевичем, А. С. Ведерниковым.

Первые публикации и репродукции опубликованы в журнале «Архитектура Ленинграда» (1954), в журнале «Studio» (Лондон, 1961) и в Еврейской рабочей газете «Der Emes» (Нью Йорк). В 1961 г. участвовал в групповой выставке Литографской мастерской в Grosvenorgalleri, затем с А. Л. Капланом — в передвижной выставке по Америке.

С 1960-х годов активно работал в области скульптурного портрета, оформлял интерьеры кафе, ресторанов, Домов культуры в Мурманске, Норильске, Сочи, Хосте, Лазаревском.

Персональные выставки:

• Ленинград, 1978;
• Санкт-Петербург, Фонтанный дом, апрель 2001.

Произведения хранятся в Русском музее, Музее театрального искусства Санкт-Петербурга, музее А. Ахматовой, Саратовском художественном музее им. А. Н. Радищева, в частных собраниях.

Семья

Был женат четыре раза. Первая жена — Раиса Абрамовна Заубер (род. 1925). Вдова — Татьяна Решетникова-Момджи (род. 1952).

Избранные произведения

Скульптурные портреты: М. Ростроповича, А. Солженицина, С. Рихтера (в мраморе — Музей театрального искусства), К. Кузьминского, боярыни Морозовой, Протопопа Аввакума, С. Прокофьева (в дереве — Музей театрального искусства), А. Ахматовой (музей А. Ахматовой), Пунина (музей А. Ахматовой), О. Мандельштама, В. Хлебникова, В. Маяковского, А. Блока, Б. Пастернака, А. Галича, Н. Гумилёва.

Полотна: «Молитва» (2×6 м; находится в Петербургской синагоге), «Крушение империи» (2×4 м), «Прощание с Россией» (3×2 м).

Публикации

• Израилевич Г. Пуская мыльные пузыри: Щепки дровизма. — М., 2003. — 136 с.

Литература

• Арсеньева З. У меня есть имя — зачем мне звание? // Петербургский час пик. — № 18 (172).
• Израилевич Г. Графика, живопись, скульптура 1950—1999 гг. : (каталог).
• Он ушел в шабат // Народ мой (еврейская независимая газета). — 1999, 14 марта. — № 5 (202).
• Судьба победителя // Аргументы и факты. — 1995, 27 июля.
• Художник, который говорит «Да» // Народ мой (еврейская независимая газета). — 1998, 28 мая. — № 10 (183).
• Я — Израилевич // Народ мой (еврейская независимая газета). — 2001, 12, 13 и 14 июля.
• Aus dem fernen Russland // Zeitung fur Hilden und Langenfeld. — 1995, December. — № 294.
• Russian art for western collection // Studio. — 1961, June. — № 818.
• Schmidt W. Russische Graphic des 19 und 20 Jahrbunderts. — Leipzig: Seeman, 1967.

Ссылки

• [www.artgarden.spb.ru/nindex.php?id=galery&more=44 Израилевич Григорий Александрович (1924-1999)]. Галерея Третьякова. Проверено 23 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DF7WbVDf Архивировано из первоисточника 28 декабря 2012].
• [leningradart.com/painters/310/ Израилевич Григорий Александрович]. LeningradArt. Проверено 23 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DF7YZgUN Архивировано из первоисточника 28 декабря 2012].
• [art-for-home.ru/myself.html Татьяна Решетникова-Момджи]. Дизайн интерьера. Проверено 23 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DF7Zoepz Архивировано из первоисточника 28 декабря 2012].

Отрывок, характеризующий Израилевич, Григорий Александрович

– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.