Изумрудные копи Урала

Изумрудные копи Урала — месторождение изумрудов в России.

Копи открыты командиром Екатеринбургской гранильной фабрики и Горнощитского мраморного завода Яковом Васильевичем Коковиным 27 января (8 февраля) 1831 года на месте находки «худоватых» аквамаринов (оказавшихся впоследствии изумрудами), сделанной осенью 1830 года смолокуром Максимом Кожевниковым.

2 (14) февраля 1831 года на Изумрудных копях Урала Я. В. Коковиным заложен Сретенский прииск. 29 мая (11 июня) 1832 года в 3,5 верстах севернее первого Я. В. Коковиным был заложен второй прииск, Троицкий. 1 (13) апреля 1834 года в восьми верстах севернее первого, на месте находки изумрудов, сделанной летом 1833 года на собственных покосах крестьянами Глинской волости Екатеринбургского уезда, было открыто Мариинское месторождение. Основателем Мариинского прииска также следует считать Я. В. Коковина.

В 1836 году Александр Михайлович Крыловский, заместитель командира Екатеринбургской гранильной фабрики по прииску цветных камней, произвел первое переименование. Православные названия приисков сменились географическими (по именам местных речек). Исключением стали лишь центральная и южная части Сретенского прииска. Его северная часть получила наименование Токовского (позднее, по всей видимости, при А. Ф. Поклевском-Козелл стала Люблинским прииском), Троицкий прииск стал Старским, Мариинский — Полуденным (однако такое наименование продержалось недолго и уже в 1839 году использовалось старое — Мариинский).

В 1838 году командиром Екатеринбургской гранильной фабрики Иваном Ивановичем Вейцем и его заместителем А. М. Крыловским была открыта так называемая южная свита изумрудных копей. В 1839 году здесь появились Красноболотский и Островский прииски.

В сентябре 1927 года прииски Уральских изумрудных копей вновь были переименованы. Мариинский, названный в честь святой Марии Египетской, получил имя уральского революционера И. М. Малышева (Малышевское месторождение), Троицкий стал Первомайским, Люблинский — имени Н. К. Крупской, Макарьевский — имени товарища Артёма, Сретенский — имени Я. М. Свердлова.

Сегодня «Мариинский» прииск расположен на территории посёлка городского типа Малышева, 4 прииска («Первомайский» (он же «Троицкий» и «Старский»), «имени товарища Артёма» (он же «Макарьевский»), «имени Н. К. Крупской» (он же «Люблинский» и «Токовский»), «имени Я. М. Свердлова» (он же «Сретенский») расположены на территории посёлка Изумруд — Малышевский городской округ Свердловской области. «Красноболотский» прииск относится к территории города Асбеста, «Островский» — города Березовского Свердловской области.

История

Историю Уральских изумрудных копей принято разделять на четыре основных этапа:

• с 1831 по 1862 годы — казённые прииски (копи разрабатывались казной — Кабинетом Его Императорского Величества и Департаментом уделов);
• с 1862 по 1919 годы — частная аренда;
• с 1920 по 1990 годы — советские годы (государственное предприятие);
• с 1991 по сегодняшний день — новое время.

До национализации

Первый этап истории Изумрудных копей Урала можно разделить на несколько периодов:

• с 1831 по 1835 годы — «Коковинская пятилетка» (закладываются новые прииски, открываются доселе неизвестные минералы, изумруды добываются прямо с поверхности или из сравнительно неглубоких выработок);
• с 1836 по 1853 годы — командирство И. И. Вейца (ведется планомерная разведка, открываются новые прииски, но снижается поступление изумрудов в казну);
• с 1853 по 1860 годы — Изумрудные копи Урала фактически простаивают;
• с 1860 по 1861 годы — работы под руководством П. И. Миклашевского (разведка копей, сравнительно небольшие добычи, вывод о необходимости передачи приисков в частные руки).

Второй этап истории края знаменуется частной арендой. Все прииски арендуются варшавским помещиком, господином Кониаро (с 1862 по 1863 годы); ярославской купеческой семьей Труновых (с 1863 по 1872 годы); известным уральским торговцем и промышленником А. Ф. Поклевским-Козелл (с 1878 по 1882 годы).

В 1873—1877 годах и с 1882 по 1890 годы уральские изумрудные копи простаивают, а в 1891—1892 годах их отвалы разрабатываются крестьянами восьми окрестных волостей.

С 1893 по 1896 годы прииски снова простаивают (а точнее активно разрабатываются «хитниками»), а с 1897 по 1899 годы их арендует юрист, кандидат прав Н. А. Нечаев.

В 1899 году Изумрудные копи Урала переданы им в субаренду англо-французской «Новой компании изумрудов» (Новая изумрудная компания, акционерное общество. Годы её весьма активной деятельности с 1899 по 1914).

С началом Первой мировой войны работы компании фактически прекращаются, но юридически это происходит в августе 1915 года. В 1915 году территорию изумрудных приисков делят на три зоны и сдают в аренду.

Мариинский прииск арендует В. И. Липин — владелец камнерезных мастерских из города Екатеринбурга; Токовский (он же Люблинский прииск — известный уральский художник и камнерез А. К. Денисов-Уральский; южную гряду изумрудных копей — полковник В. К. Шенк, а точнее созданное им акционерное общество «Изумруд» (по другим источникам — «Новый изумруд»).

Революционный 1917 год оборачивается на копях буйством «хитников», настоящей старательской вольницей, но уже в начале 1918 года большевики национализируют Екатеринбургскую гранильную фабрику и принадлежащие ей изумрудные прииски.

Весной 1918 года, с приходом белочехов, а затем и колчаковцев, на копи возвращаются работники арендаторов.

С окончательным возвращением в июле 1919 года большевиков копи вновь подвергаются национализации.

Советские годы

Третий этап истории Изумрудного края начинается в 1920—1921 годах, когда большевики проводят геологическую разведку, которую организует так называемая Екатеринбургская Райруда. С 1922—1923 годов они постепенно восстанавливают производство, в частности, построенную ещё при французах изумрудоизвлекательную фабрику. Официальным разработчиком изумрудных копей становится государственный трест «Русские самоцветы». С пуском в 1924 году изумрудоизвлекательной фабрики трест «Русские самоцветы» начинает планомерную разработку копей.

Тридцатые годы XX столетия характеризуются постепенной сменой приоритета. Теперь основными минералами территории становится не изумруды, а бериллы и фенакиты, которые используются для извлечения металла бериллия.

С началом Великой Отечественной войны, в октябре 1941 года, в посёлке Изумруд создаётся Государственный горно-металлургический комбинат № 3, задача которого добыча бериллов, производство бериллиевого концентрата и выплавка так называемой лигатуры, бериллиевой бронзы. Данная лигатура использовалась для производства сверхпрочной брони советских танков и самолетов, деталей скорострельных авиационных пулеметов. Кроме того, бериллиевый концентрат входил в состав поражающих элементов реактивных снарядов гвардейских минометов («катюш») и самолетов-штурмовиков Ил-2. В конце 40-х годов XX века металлургическое производство переводится из поселка Изумруд, тогдашнего центра Уральских изумрудных копей в Казахстан. А с 1952 по 1994 годы на Изумрудных копях работает «Малышевское рудоуправление» (с 1994 года — АООТ, чуть позже ОАО «Малышевское рудоуправление»), основное градообразующее предприятие, входящее в состав Первого главного управления Минсредмаша СССР.

Литература

• Гревингк К. И. Об изумрудных копях Урала. — СПб., 1854

Отрывок, характеризующий Изумрудные копи Урала

– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.