Изяслав (эсминец)
«Изяслав», с 31 декабря 1922 года «Карл Маркс» — эскадренный миноносец одноимённого типа, построенный по программе «усиленного» судостроения на 1913—1917 годы и принадлежавший к числу эскадренных миноносцев типа «Новик».
Содержание
История службы
Служба в 1917—1933 годах
Сборка эсминца на стапеле была начата 6 сентября 1913 года (официальная церемония закладки произведена 27 октября 1913 года). Спущен на воду 9 октября 1914 года, 17 августа 1916 года эсминец был предъявлен к испытаниям, в декабре того же года вошёл в состав 13-го (бывшего 3-го) дивизиона минной дивизии Балтийского флота, 16 июня 1917 года «Изяслав» вошёл в состав Балтийского флота, став флагманом 13-го дивизиона эсминцев. В апреле 1917 года на эсминец было установлено 5-е 102-мм орудие, а в августе того же года — 76-мм зенитная пушка Лендера (вместо 63-мм орудия)[1].
«Изяслав» участвовал в Моонзундской операции в сентябре — октябре 1917 года; в период проведения операции коснулся грунта и погнул правый гребной вал (вследствие чего правая турбина была разобрана). 25 октября 1917 года перешёл на сторону советской власти, зимой 1917—1918 годов базировался на Гельсингфорс. С 10 по 18 апреля 1918 года корабль принимал участие в «Ледовом походе» Балтийского флота из Гельсингфорса в Кронштадт (часть перехода эсминец проделал на буксире транспорта «Люси»)[1]. Вскоре после завершения похода перешёл на базирование в Петроград, встал к стенке Обуховского завода. С октября 1918 года по декабрь 1919 года корабль находился в резерве. 21 апреля 1921 года «Изяслав» был введён в состав Морских сил Балтийского моря (с 11 января 1935 года — Краснознамённого Балтийского флота), состоя во 2-м дивизионе эсминцев[1]. Весной — летом 1921 года эсминец прошёл восстановительный ремонт. 31 декабря 1922 года «Изяслав» получил новое название — «Карл Маркс»[2].
С 1 ноября 1925 по 17 декабря 1927 года корабль проходил капитальный ремонт, в ходе которого на корабле были установлены треногие мачты и 37-мм автомат Максима. С 4 по 15 августа 1930 года «Карл Маркс» участвовал в заграничном походе в Норвегию, 8-11 августа находился с визитом в Осло[2][3].
Модернизация
В 1934—1937 годах «Карл Маркс» прошёл капитальный ремонт и модернизацию. На корабле был устроен закрытый мостик, установлена новая радиоаппаратура, снято 1 102-мм орудие и 1 торпедный аппарат, треногие мачты заменили на обычные. Вместо снятой зенитной артиллерии на «Карл Маркс» были установлены 4 45-мм автомата 21-К и 2 12,7-мм пулемёта ДШК. Во время модернизации, в 1935—1936 годах, на эсминце проходили испытания 50-мм динамореактивной пушки системы Курчевского[3]. После модернизации полное водоизмещение корабля возросло до 1800 тонн. Экипаж модернизированного корабля составил 168 человек[4].
Служба в 1939—1941 годах
Эсминец принимал участие в Советско-финской войне в декабре 1939 — январе 1940 годов, производил обстрелы финских береговых укреплений и выполнял контрольное траление. Летом 1940 года на корабле проходили испытания 305-мм безоткатного орудия[3].
К началу Великой Отечественной войны эсминец входил в состав 3-го дивизиона эсминцев в Таллине. В июне — августе «Карл Маркс» активно участвовал в боевой службе, выполняя минные постановки, конвоировал суда. Корабль участвовал в обороне Таллина[3].
1 июля 1941 года, во время эскортирования конвоя из Таллина в Кронштадт, «Карл Маркс» подорвался в районе острова Гогланд на морской мине. Подрыв мины разрушил кормовую часть эсминца. «Карл Маркс» был отбуксирован в Кронштадт и в течение июля был полностью восстановлен Морским заводом, после чего в начале августа вернулся в Таллин. 8 августа 1941 года в бухте Харалахт (Папонвик) на корабль был совершён налёт немецкой авиации, в результате которого корабль затонул на отмели у посёлка Локса. При налёте погибло 38 человек, ещё 47 человек было ранено. 9 августа, перед уходом в Таллин, «Карл Маркс» был взорван экипажем (по другой версии — уничтожен советскими торпедными катерами[2]) и 12 августа окончательно разрушен диверсионной группой. Исключён из состава ВМФ СССР 31 августа того же года. В 1962—1963 годах аварийно-спасательной службой КБФ с помощью взрывов и автогена «Карл Маркс» был разделан на части, поднят и сдан на слом[3].
Командиры
- капитан 2 ранга Шевелёв К. В. (1916 год)
- капитан 2 ранга Леонтьев 1-й В. К (22 ноября 1916 года — ноябрь 1917 года)
- Эмме В. Е. (апрель 1918 года)
- Исаков И. С. (1921—1922 годы)
- Шельтинг Ю. В. (1924 год)
- Маслов В. И. (март 1938 — январь 1939)
- капитан-лейтенант Ефет Е. В. (1939 год)
- капитан 2 ранга Дубровицкий Л. В. (июнь 1940 года — 25 августа 1941 года)[2]
Напишите отзыв о статье "Изяслав (эсминец)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Верстюк А. Н., Гордеев С. Ю. Корабли минных дивизий. От «Новика» до «Гогланда». — М.: Военная книга, 2006. — С. 68. — ISBN 5-902863-10-4.
- ↑ 1 2 3 4 Чернышов А. А. «Новики». Лучшие эсминцы Российского Императорского флота. — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2007. — С. 219.
- ↑ 1 2 3 4 5 Верстюк А. Н., Гордеев С. Ю. Корабли минных дивизий. От «Новика» до «Гогланда». — М.: Военная книга, 2006. — С. 73.
- ↑ Лихачёв П. В. Эскадренные миноносцы типа «Новик» в ВМФ СССР. — Боевые корабли мира. — СПб.: Истфлот, 2005. — С. 104. — ISBN 5-98830-009-X.
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Изяслав (эсминец)
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.
Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.
ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
