Из Сафо (песня)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Из Сафо
Исполнитель

Наталия Капустина

Альбом

По волне моей памяти

Дата выпуска

1976

Дата записи

19751976

Жанр

арт-рок, симфо-рок

Язык песни

русский

Длительность

05:17

Лейбл

Мелодия, С60-07271-2

Автор

Давид Тухманов,
Сапфо,
Викентий Вересаев

Продюсер

Татьяна Сашко

Трек-лист альбома «По волне моей памяти»
Я мысленно вхожу в ваш кабинет
(1)
Из Сафо
(2)
Из вагантов
(3)

«Из Сафо́» — песня Давида Тухманова на стихи Сапфо (Сафо) в переводе Викентия Вересаева из концептуального альбома Тухманова «По волне моей памяти» (1976). Отбор всего литературного материала для альбома, включая стихотворение Сапфо, и фактическое продюсирование альбома были сделаны женой Тухманова Татьяной Сашко. Первая исполнительница песни, получившая всесоюзную неперсонифицируемую известность, — Наталия Капустина (позже — Наташа Шнайдер), чьё имя было изъято с альбома цензурой в связи с последовавшей сразу после его издания эмиграцией в США.





История

Начало песни

Музыка Давида Тухманова
Слова Сапфо
Перевод Викентия Вересаева

Богу равным кажется мне, по счастью,
Человек, который так близко-близко,
Пред тобой сидит. Твой, звучащий нежно,
Слушает голос и прелестный смех.

У меня при этом,
Перестало сразу бы сердце биться.
Лишь тебя увижу, уж я не в силах
Вымолвить слово, вымолвить слово.

Но немеет подчас язык,
Под кожей быстро легкий жар пробегает,
Смотрят, ничего не видя глаза,
В ушах же — звон непрерывный…

<...>

Жена Давида Тухманова и фактический продюсер[1][2] концептуального альбома «По волне моей памяти» Татьяна Сашко, отбиравшая для него весь литературный материал[3][K 1], выбрала в том числе и стихотворение Сапфо в переводе Викентия Вересаева[4].

По словам Марины Райковой (после 1976 года выступала под фамилией мужа как Румянцева), в то время солистки вокально-инструментального ансамбля «Акварели», на запись песни «Из Сафо» Татьяна Сашко сначала приглашала её, но поскольку у Райковой были длительные гастроли и времени на запись не было, Сашко пригласила девятнадцатилетнюю Наталию Капустину, с которой Райкова дружила семьями. Когда альбом с песней вышел, Капустины первыми принесли его Румянцевым и слушали вместе с ними. Достаточно быстро после этого Наталия Капустина со своим мужем Сергеем эмигрировали в США[5].

Участники записи 1975—1976 годов

Напишите отзыв о статье "Из Сафо (песня)"

Комментарии

  1. На обороте конверта альбома «По волне моей памяти» было написано: «Литературный материал подобран Татьяной Сашко».

Примечания

  1. Авдеев Дмитрий. [www.pkzsk.info/igor-ivanov-s-vladikom-andrianovym-u-nas-byli-sovershenno-raznye-golosa/ Игорь Иванов: «С Владиком Андриановым у нас были совершенно разные голоса!»]. Петропавловск kz — ИА REX-Казахстан (5 февраля 2015). Проверено 17 декабря 2015.
  2. Колпаков Валерий. [via-era.narod.ru/Solisti/Obodzinsky/2012/dr_istor_6.htm Запрещённый Ободзинский (1971—1973)]. Вокально-инструментальная эра (1960—1988). Проверено 12 декабря 2015.
  3. Колобаев Андрей. [popsa.info/bio/010/010b-5.html По шальной волне моей памяти: [Интервью с Владиславом Андриановым]] // Аргументы и факты. — 2009. — 19 февраля (№ 7 (145)).
  4. Хорошилова Татьяна. [www.rg.ru/2005/12/23/tuhmanov.html Всех вас вместе соберу. Альбому Давида Тухманова «По волне моей памяти» — 30 лет] // Российская газета — Неделя. — 2005. — 23 декабря (№ 3958).
  5. Симонян Георгий. [via-era.narod.ru/Ansambli/akva/Raikova/Raik_M_2.html Марина Райкова (Румянцева): Жизнь была яркая и интересная]. Вокально-инструментальная эра (1960—1988) (июль 2010). Проверено 22 декабря 2015.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Из Сафо (песня)



Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена: