Из могилы
Поделись знанием:
К:Фильмы 1973 года
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.
Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
| Из могилы | |
| From Beyond the Grave | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
97 мин |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Из могилы» (англ. From Beyond the Grave) — фильм режиссёра Кевина Коннора, снятый в 1973 году. Картина входит в серию фильмов-антологий ужасов студии Amicus Productions.
Сюжет
Четыре истории о покупателях различных предметов в антикварной лавке «Искушение».
- The Gatecrasher. Эдвард Чарльтон приобретает в лавке антикварное зеркало. Его друзья, воодушевившись присутствием зеркала, предлагают провести спиритический сеанс. Чарльтон соглашается, в результате он вызывает к жизни обитателя зеркала, который требует от Эдварда «кормить» его. В итоге Чарльтону приходится приводить к себе домой людей и убивать их. Наконец хозяин зеркала говорит, что насытился, для окончательного перехода в мир людей ему не хватает только одного — отправить в иной мир того, кто вызвал его… Новые обитатели квартиры, воодушевлённые присутствием зеркала, решают провести спиритический сеанс, тогда хозяйка видит в зеркале лицо Эдварда.
- An Act of Kindness. Кристофер Лоу, бывший военный, а ныне клерк, переживает семейный конфликт с женой Мейбл, которая постоянно пилит его за маленькую зарплату. Тогда Кристофер находит утешение в общении с другим ветераном — Андервудом, продающим на улице спички и шнурки. Для поднятия своего авторитета в глаза Андервуда, Лоу покупает в лавке орден. Ветеран приглашает клерка домой, где знакомит его со своей дочерью Эмили. Между Эмили и Кристофером возникает сексуальная связь. Говоря, что хочет помочь Лоу, девушка проводит магический обряд, который должен убить его жену. Перед этим она настойчиво спрашивает у Лоу, желает ли он этого, и мужчина соглашается. Мейбл умирает, и Кристофер женится на Эмили. На свадьбе они собираются резать торт, где есть фигурки жениха и невесты. Эмили спрашивает Кристофера желает ли он, чтобы она разрезала торт. Тот соглашается, и когда нож в руке девушки разрезает голову жениха на торте, то Кристофер падает с разрубленной головой.
- The Elemental. Реджи Уоррен покупает в лавке табакерку. По дороге в вагоне его домогается экстравагантная женщина, которая утверждает, что на плече мужчины сидит дух-элементаль. Напоследок дама всучивает Уоррену визитку — «мадам Орлофф, экстрасенс». Вернувшись домой, Уоррен отмечает странные вещи — кто-то странный постоянно терроризирует его жену Сьюзан и даже пытается её задушить. В итоге Реджи всё-таки приходится обратиться за помощью к мадам Орлофф. Та с воодушевлением принимается за работу, однако в итоге изгнания духа квартира оказывается совершенно разорённой, а экстрасенс требует немалую цену за свои услуги, но Реджи доволен результатом. Вечером супруги Уоррен отмечают удачное изгнание элементаля, однако вдруг они снова чувствуют присутствие духа. Реджи пытается подняться по лестнице, однако что-то сбрасывает его оттуда. Уоррен ждёт помощи от своей жены, однако та жестоко насмехается над мужем. Оказывается, дух, изгнанный из Реджи, вселился в Сьюзан. Теперь Реджи обречён.
- The Door. Молодой человек Уильям Ситон приобретает в лавке старинную дверью со странной резьбой. Уильям решает использовать дверь для стенного шкафа, однако его жена Розмари говорит, что дверь это скорее подходит для какого-нибудь важного помещения или гостиницы. Ещё она говорит, что двери этой больше подходит синее освещение. Вечером Ситон открывает дверь, однако за ней оказывается не шкаф, а вход в какую-то старинную комнату, где всё обросло пылью и паутиной. Вся комната залита странным синеватым светом. На стене Уильям видит портрет господина в одежде XVII века. Почувствовав чьё-то присутствие, Ситон убегает из комнаты. Повторно открыв дверь, Уильям обнаруживает там лишь шкаф. Когда Ситон работает, дверь в таинственную комнату снова открывается. Уильям снова заходит туда и читает дневник, принадлежавший одного из чернокнижников эпохи Карла II, откуда молодой человек узнаёт, что комната — ловушка душ. В это время появляется и сам колдун. Уильям пытается спастись в своей квартире, однако все двери в ней оказываются заперты — кроме двери в комнату. Колдун хватает Розмари и зовёт Ситона последовать за ним. Однако Уильяма не устраивает подобное развитие событий — он хватает топор и рубит дверь. В итоге колдун получает раны и в конце концов погибает. Уильям и Розмари ставят прежнюю дверь.
- В лавку проникает грабитель, которому владелец передаёт антикварные пистолеты. Грабитель сразу же наставляет их на хозяина лавки и растерявшись стреляет. Однако пули не вредят странному хозяину. Пятясь назад, грабитель падает в ящик с гвоздями…
В ролях
- Питер Кашинг — владелец антикварной лавки
- Иэн Бэннен — Кристофер Лоу
- Иэн Кармайкл — Реджи Уоррен
- Диана Дорс — Мейбл Лоу
- Маргарет Лейтон — мадам Орлофф
- Дональд Плезенс — Джим Андервуд
- Найри Даун Портер — Сьюзан Уоррен
- Дэвид Уорнер — Эдвард Чарльтон
- Иэн Огилви (англ.) — Уильям Ситон
- Лесли-Энн Даун — Розмари Ситон
- Джек Уотсон — сэр Майкл Синклер
- Анджела Плезенс — Эмили Андервуд
- Венди Элнутт — Памела
- Розалинд Эйрс — проститутка, первая жертва Эдварда
- Томми Годфри — мистер Джеффрис
- Бен Ховард — Пол Бриггс
- Джон О’Фэррелл — Стивен Лоу
- Марсель Стейнер — обитатель зеркала
Напишите отзыв о статье "Из могилы"
Ссылки
- From Beyond the Grave (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [b-movies.ru/?p=2494 Обзор фильма на сайте B-movies.ru]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Из могилы
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.
Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
