Бен-Сирах

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иисус, сын Сирахов»)
Перейти к: навигация, поиск
Бен-Сирах

Иисус Бен-Сирах, или Бен-Сира, — автор ветхозаветной книги, известной под греческим именем «Мудрость Иисуса, сына Сирахова» или латинским названием «Екклезиастик» и написанной около 290[1] или 170 года до н. э.[2]. Книга имеет поучительный характер и отражает жизнь и взгляды знатных иудеев эллинской эпохи; в иудаизме и протестантстве не считается канонической, но апокрифом.

Бен-Сираху приписывается также авторство текста «Алфавит» (сохранился средневековый список периода VIII—X веков).





О Бен-Сирахе

Имя

Относительно подлинного имени Бен-Сираха известно, что в Талмуде и Мидраше он называется лишь фамильным именем ивр.נ םידא‏‎, а его собственное имя там нигде не встречается. Фамильному имени соответствуют греческое Σειράχ или Σιράχ и сирийское םידא или אםידא, причем последнее (пленник, узник), является народной этимологией слова םידא. Но греческий перевод имеет («L, 27») и собственное имя Бен-Сираха: Ιησοΰς υίός Σειράχ ό Ίεροςολυμείτυς, а древнейшие рукописи прибавляют после Σειράχ ещё имя Έλεζάρου.

Таким образом, собственное имя Бен-Сираха — Иешуа или Иисус, и он был сыном Элеазара и иерусалимцем; тем же именем собственным называет его и греческий переводчик в своем «Предисловии» к переводу — «мой дед Иисус» (ό πάππος μου Ίησοΰς).

Но еврейский текст имеет в том же стихе «L, 27»: אלעזד נן םידא שמעין נן ישוע נן и в конце книги שנקדא ,שמעין נן ישוע :נן םידא. Точно так же называют Бен-Сираха Саадия-гаон в «Сефер Гагалуй» (Sefer ha-Galui) и надписи сирийского перевода; заглавие же этого перевода в Полиглотах гласит ивр.שמעין נתנא דישוע נד‏‎. Так как трудно допустить, чтобы внук (или потомок) ошибался в самом имени своего предка, то приходится допустить, что настоящее имя Бен-Сираха было Иешуа бен-Элеазар Бен-Сирах и что имя Симон попало в стих «L, 27» (а оттуда в конец книги) из стиха 24-го той же главы: יאמ עם שמעין חםדו, после которого позже были введены совершенно не относящиеся сюда стихи 25—26, так что раньше, когда еще стих 27 следовал непосредственно за стихом 24, такое ошибочное повторение имени Симона было вполне возможно.

Учёный

Из жизни Бен-Сираха известно лишь то, что он был учёным (άναγιγνώσκων, םופד), весьма сведущим во всей еврейской письменности своего времени (см. «Предисловие» внука), что он, как почти все «софер» его эпохи, был учителем и имел школу (נית מדדש, «LI, 23») и, как видно из еврейского текста, был доволен своей учениками (аудиторией, LI, 27; греческий переводчик читал נישועתי вместо נישינהי, а сирийский נתשונתי).

Путешественник

Если считаться с греческим переводом, а не с сирийским, Бен-Сирах много путешествовал (XXXI, 12; ср. также греческий перевод к «LI, 13», с еврейским оригиналом); во всяком случае, большой житейский опыт Бен-Сираха указывает на знакомство с различными странами и народами, а это могло быть достигнуто лишь благодаря продолжительным путешествиям.

Род занятий

Из некоторых стихов (напр. LI, 1—12) видно, что жизнь Бен-Сирах неоднократно подвергалась опасности, и если следовать греческому и латинскому переводам, эта опасность была однажды вызвана тем, что Бен-Сираха оклеветали перед царем (стих «LI, 6»), по-видимому, перед Птолемеем IV (220—204).

Бен-Сирах занимал, по всей вероятности, видную общественную должность (см. XXXVIII, 24, и ср. с XXXIX, 4). Предположение, что он был врачом, по мнению авторов ЕЭБЕ лишено основания; мнение же, будто он был священником, вероятнее всего основывается на ошибке писца Синайского кодекса (вместо ίερεύς ό Σολυμείτης следует читать Ίεροςολυμείτης).

Книга Бен-Сираха

Писавшие по-гречески отцы церкви Евсевий (ок. 263—340) и Иероним (342—419/420) эту книгу называли также «Вседобродетельной Мудростью» (др.-греч. Πανάρετος Σοφία, или Ή Πανάρετος), а Климент Александрийский, который очень часто приводил из неё изречения, именовал её «Писанием» (др.-греч. Γραφή), «Мудростью» (Σοφία) и «Воспитателем» (Παιδαγωγός). Писавшие по-латыни отцы церкви, начиная с Киприана, именовали книгу «Екклезиастик» (лат. Ecclesiasticus).

Время составления книги Бен-Сираха было бы определить нетрудно, если бы было известно, которого из двух первосвященников Симонов Ониадов (ивр.שמעין יוחנן; חוניו‏‎ — Όνίας — греческое сокращение имени Иоханан, ивр.יוחנן‏‎) Бен-Сирах описывает с таким увлечением на протяжении целых 24 стихов (L, 1—24). Такой восторженный отзыв свидетельствует ο том, что Бен-Сирах знал этого Симона бен-Иоханан лично, хотя само описание составлено лишь после смерти великого первосвященника.

Содержание книги в общем совпадает с содержанием еврейской «мудрости» (ивр.חנמה‏‎), соответствующей греческой Софии, или философии в целом, но коренным образом отличающейся от неё по существу. «Мудрость Иисуса, сына Сирахова» — по преимуществу, мудрость практическая, результат житейского опыта и поучений всех святых мудрецов древности: Бен-Сирах учит тому, как молодежь должна относиться к старикам, родители к детям, муж к жене, господин к рабу и т. п., как нужно держаться в присутствии сильных мира сего, в обществе, на трапезе и т. д. Он говорит ο всех классах населения: ο земледельцах, ο ремесленниках, ο книжниках, ο врачах, а также ο взаимоотношениях между бедными и богатыми, наставляет насчет государственной и общественной деятельности, обращения с друзьями и т. д. Вместе с тем он уделяет много места и внушениям религиозного свойства: ο необходимости исполнения обрядов, почитания священников и принесения даров, а также в целых главах рисует величие Божие, проявляющееся в жизни природы и людей, воспевает Его справедливость, не всегда доступную человеческому разуму, и в песнях славословит Его за Его благодеяния. Вместе с тем Бен-Сирах прославляет и еврейский народ, молит об его избавлении от врагов и ο возвеличении его и Иерусалима и, наконец, посвящает целый отдел своей книги (XLIV — L) «прославлению отцов вселенной» (שנח אנות העולם); там вереницей проходят все герои еврейской истории, начиная с Эноха и кончая современником автора, первосвященником Симоном, так что перед читателем в этих главах развертывается вся еврейская история в лицах. В целом, книга отражает жизнь и взгляды знатных иудеев эллинской эпохи.

Достоинства книги обусловили то, что она, не будучи канонизирована у иудеев, часто цитировалась в Талмуде и Мидраше и охотно читалась не только христианами во всевозможных переводах, но и евреями в оригинале вплоть до XI века, благодаря чему этот оригинал и сохранился, хотя и в неполном виде.

Напишите отзыв о статье "Бен-Сирах"

Примечания

  1. Проф. П. А. Юнгеров. [www.sbible.ru/books/jung61.htm "Введение в Ветхий Завет. Книга Премудрости Иисуса сына Сирахова.]. www.sbible.ru. Проверено 10 апреля 2015.
  2. [www.eleven.co.il/article/10516 Бен-Сиры Премудрость.] // Краткая еврейская энциклопедия, том 1, кол. 348—350

Литература

Отрывок, характеризующий Бен-Сирах

Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил: