Гэндо Икари
Икари Гэндо | |
碇ゲンドウ | |
Персонаж аниме и манги «Евангелион» | |
Произведение | |
---|---|
Появление |
Аниме: 1 серия. |
Создатель | |
Сэйю | |
Информация | |
Прозвище |
Гэндо Рокобунги (имя при рождении) |
Возраст |
48 лет |
Дата рождения | |
Род занятий |
Глава Нерв и Gehirn |
Звание |
Главнокомандующий Nerv |
Формирование |
институт Nerv, |
Родственники |
Жена — Юи Икари, |
Число серий |
26 |
Есть в манге |
да |
Есть в аниме |
да |
Гэ́ндо Ика́ри (яп. 碇 ゲンドウ) — персонаж аниме-сериала и манги «Evangelion». Руководитель Nerv, хладнокровный, невозмутимый, умный и замкнутый человек. Прежняя фамилия — Рокобу́нги. Разработчик и руководитель проекта «Евангелион».
Содержание
Семья
О родителях и происхождении Гэндо из сериала неизвестно ничего.
Из родственников в сериале активную роль играет только его сын — Синдзи Икари, пилотирующий Евангелион-01.
Жена, Юи Икари, погибла во время проведения контактного эксперимента, растворившись в жидкости LCL. Таким образом, в могиле нет даже тела. Об этом упоминает Гэндо при разговоре с Синдзи во время ежегодного посещения могилы Юи. Гэндо любил Юи, как с досадой констатирует Наоко Акаги, отметив, что Гэндо после этого очень изменился — замкнулся в себе и стал еще более фанатично работать над проектом «Ева».
Отношения с Синдзи
Гэндо видит в Синдзи инструмент управления Евой, хорошую альтернативу Рей и псевдопилоту. Когда Синдзи убежал от него[1], Гэндо пристроил Синдзи к учителю. Когда Синдзи решил не быть пилотом, Гэндо даже не пытался его вернуть, даже когда Ангел проник в Геофронт в 19-й серии, хотя Евы 00 и 02 были побеждены, а 01 не заработала ни с Рей, ни с псевдопилотом. В полнометражном фильме «The End of Evangelion» Гэндо откровенно говорит призраку жены, признавая, что он тяжёлый человек и плохой отец: «Я не могу поверить, что кто-то может меня любить» и «Когда я рядом с Синдзи, я только причиняю ему боль». Гэндо не знает как ему следует вести себя со своим сыном. Он холодно относится к Синдзи даже по сравнению с отношением к другим.
Между отцом и сыном есть некоторые общие черты — по крайней мере, как замечает Рицуко в первой серии, они оба не разговорчивы — «Он похож на своего отца… В смысле, не очень-то общителен».
Отношения с Рей
Гэндо испытывает достаточно тёплые чувства к Рей. Примером может служить то, что при аварии Евы-00 Гэндо голыми руками открыл люк контактной капсулы, при этом получив глубокие ожоги ладоней. В других сценах видно, что Гэндо с куда большей теплотой и заботой относится к ней, чем к собственному сыну. В 24-й серии Гэндо упрекает Рицуко в том, что она разрушила Источник псевдопилотов, в котором выращивались тела-пустышки, аналогичные Рей. Тем не менее, в первой серии Гэндо без всякой жалости просит Рей пилотировать Евангелион после отказа Синдзи, аргументируя это тем, что «она же не мертва». В Ребилде это решение поясняется желанием сблизить Синдзи и Рей.
Как заметила Рицуко в пятой серии, Рей и Гэндо схожи в том, что неумелы в жизни[2].
Работа
Кабинет Гэндо располагается на верхнем этаже пирамиды штаб-квартиры, и его окна выходят на четыре стороны света. Это помещение называется «Верхняя Догма». На потолке нарисовано Древо Сефирот в интерпретации Кирхера (т. н. древо поздней Каббалы), а на полу — в более древнем виде. Рабочий стол Гэндо располагается на месте сефиры Кетер (Венца, Истока Божественного Света).
Гэндо фанатично предан работе — в то время как в штаб-квартире отключилась подача электроэнергии, перед лицом угрозы нападения Ангела Гэндо лично своими силами помогал рядовым рабочим подготовить Евангелионов к запуску.
Большую часть операций планирует Мисато, способности же Гэндо, как стратега, вызывают сомнения. Так, в первом эпизоде на момент нападения Ангела, Геофронт остался без какой-либо защиты — Синдзи еще не прибыл и не был обучен, да и неизвестно, согласится ли пилотировать Еву, Рей ранена и не в состоянии вести бой, Аска и Ева-02 в Германии. При этом в сериале нет никаких указаний на то, что Гэндо не имел возможности вызвать Синдзи раньше. Аналогично, в 19-м эпизоде Гэндо не предпринял попыток вернуть Синдзи на место пилота, даже когда больше никто не был в состоянии вести бой, так как Ева-01 отвергла и псевдопилот, и Рей, а две другие Евы были выведены из строя. Хотя это, несомненно, уважение к решению сына об уходе, но тем не менее Ангел почти смог достичь Конечной Догмы.
Сюжет
Гэндо Рокобунги учился в университете Киото, где проявлял себя как задира и хулиган. По крайней мере один раз был задержан полицией. В университете познакомился со студенткой Юи Икари и профессором Козо Фуюцуки.
Впоследствии женился на Юи, приняв её фамилию. Частично завоевал доверие профессора Фуюцуки. Выехал из Антарктиды с научными материалами об Адаме за день до Второго удара, чем вызвал подозрение Фуюцуки. Немного позже у Гэндо и Юи появляется ребёнок — Синдзи Икари.
В 2003 году назначен главой организации Gehirn, где также работает его жена и Наоко Акаги — мать Рицуко Акаги. Затем завербовал в Gehirn профессора Фуюцуки. Во время научного эксперимента потерял жену, потом от него сбежал сын[3]. С согласия Seele инициировал начало работ по Проекту Совершенствования Человечества.
В 2010 году назначен главой организации Nerv, сформированной из сотрудников упразднённой организации Gehirn. В 2015 году создаёт регулярный боевой отряд из Евангелионов, управляемых подростками, одним из которых стал его сын — Синдзи.
Перевод фамилий
- «Géndou» — яп. — 原動 (мотив поступка, побуждение), 言動 (слова и дела (действия))
- «Rokobúngi» — (яп. 六分儀) — секстант (морской термин).
- «Ikári» — яп. якорь (компонент корабля)
Косплей
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Косплей Гэндо был использован Такааки Мицухаси, баллотировавшимся в члены палаты советников Японии[4].
Напишите отзыв о статье "Гэндо Икари"
Примечания
- ↑ «Он бросил меня из-за тебя! — Ты сам убежал»
- ↑ 5-я серия:
Рицуко: Хорошая девочка. Очень. Но как и твой отец, очень неумела.
Синдзи: Неумела в чём?
Рицуко: Наверно, в жизни…Оригинальный текст (яп.)リツコ:いい子よ。とても。あなたのお父さんに似て、とても不器用だけど。
シンジ:不器用って、なにがですか?
リツコ:生きることが… - ↑ «Он бросил меня из-за тебя! Ты сам убежал», «Прошло уже три года с тех пор, как мы в последний раз приходили сюда вместе. А потом я убежал и с тех пор не возвращался»
- ↑ [www.animenewsnetwork.com/news/2010-06-06/politician-cosplays-as-evangelion-gendo-for-election Politician Cosplays as Evangelion's Gendō for Election] (англ.). Anime News Network (6 June 2010). Проверено 18 июля 2011.
См. также
- [stars.ign.com/objects/142/14207349.html Профиль Гэндо Икари на сайте stars.ign.com] (англ.). IGN. Проверено 8 марта 2009. [www.webcitation.org/65eKwVrCP Архивировано из первоисточника 22 февраля 2012].
|
Отрывок, характеризующий Гэндо Икари
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.
В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.