Икона (роман)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Икона — роман Фредерика Форсайта 1996 года о политике России в 1999 году, когда экстремистская партия оказывается близка к захвату власти. По мотивам романа снят двухсерийный фильм.



Сюжет

Действие, происходящее в конце 1999 и начале 2000 года, вращается вокруг кандидата в президенты России Игоря Комарова, главы правого Союза Патриотических Сил (СПС). Комаров должен победить на досрочных президентских выборах, объявленных после смерти президента Черкасова — преемника Ельцина.

Комаров — весьма популярный и харизматичный политик, его и СПС победа почти гарантирована. Однако из пустого офиса его секретаря в штаб-квартире СПС Леонидом Зайцевым, пожилым уборщиком и бывшим солдатом, который просматривал документы во время уборки, украден секретный документ, позже известный как Чёрный манифест. Документ содержит ошеломляющую информацию о будущей политике Комарова на посту президента: возрождение концлагерей, создание однопартийного государства, уничтожение политических противников, вторжение в соседние республики и геноцид этнических и религиозных меньшинств России, в том числе чеченцев и евреев.

Чёрный манифест доставляется в Великобританию, где он переводится и демонстрируется влиятельным западным лидерам. Сэр Найджел Ирвайн, бывший руководитель Секретной разведывательной службы, придумывает способ помешать победе Комарова. Как подходящего человека для выполнения этого плана Кэри Джордан, бывший заместитель директора по операциям ЦРУ, рекомендует Джейсона Монка, бывшего вербовщика и связного советских агентов ЦРУ.

В некоторых частях романа есть воспоминания о предыдущих годах, в которых подробно показано прошлое Джейсона Монка и вербовка нескольких советских граждан в агенты США. Среди них — государственные деятели и физик. Однако «крот» ЦРУ Олдрич Эймс вскоре сдаёт этих агентов наряду со всеми остальными агентами ЦРУ в Советском Союзе. Почти все они схвачены Советами и либо казнены, либо приговорены к каторжным работам после долгих допросов и пыток, проводимых безжалостным полковником 2-го Управления КГБ (контрразведка) Анатолием Гришиным. По иронии судьбы в 1999 году Гришин — помощник Комарова.

Полковник Николай Ильич Туркин, первый советский агент, завербованный Монком, становится его близким другом после того, как Монк спасает его сына от тропической болезни. Он, однако, оказывается последним агентом ЦРУ, схваченным Советами, и захват происходит прямо на глазах Монка, который может только беспомощно наблюдать. Туркина допрашивают и отправляют в трудовой лагерь. Там, умирая от тифа, он пишет письмо Монку, подробно описывая его допросы и пытки в лагерях, и прощается навсегда. Монк, наполненный гневом и скорбью, нападает на бюрократа, который помогал Эймсу, и это приводит к его увольнению из ЦРУ.

В 1999 году он ведёт тихую жизнь на островах Тёркс и Кайкос, сопровождая туристов на рыбалку. Когда сэр Найджел Ирвайн связывается с ним, он сначала отказывается выполнять миссию, так как поклялся никогда не возвращаться в Россию, но соглашается, когда ему дают шанс отомстить Гришину.

Он возвращается в Россию и привлекает несколько влиятельных фигур на свою сторону, показав им Чёрный манифест. С помощью чеченской мафии, лидер которой обязан Монку жизнью, он начинает срыв президентской кампании Игоря Комарова. В конце концов, Монк провоцирует Комарова на попытку государственного переворота в новогоднюю ночь, а затем её срывает. В итоге Комаров арестован, а Гришин погиб от руки Монка.

В это же время сэр Ирвайн исполняет вторую часть плана: он понимает, что Комаров для народа — своеобразный символ, икона. Его надо не просто убрать, его надо заменить. Сэру Найджелу приходит в голову идея о возрождении в России монархии.

Напишите отзыв о статье "Икона (роман)"

Отрывок, характеризующий Икона (роман)

«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!