Иларион (Зеремский)

Епископ Иларион<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Горнокарловацкий
ноябрь 1920 — 1 января 1931
Предшественник:	Михаил (Груич)
Преемник:	Максимилиан (Хайдин)
Епископ Сремский, викарий Патриарха Карловацкого
18 декабря 1912 — ноябрь 1920
Имя при рождении:	Владимир Зеремский
Оригинал имени при рождении:	Владимир Зеремски
Рождение:	27 февраля 1865(1865-02-27) село Турия, Банат
Смерть:	1 января 1931(1931-01-01) (65 лет) село Плашки, королевство Югославия

Епископ Иларион (в миру Владимир Зеремский, серб. Владимир Зеремски; 27 февраля 1865, село Турия, Банат — 1 января 1931, Плашки, королевство Югославия) — епископ Сербской православной церкви, епископ Горнокарловацкий.

Церковный историк, богослов, переводчик Нового Завета на сербский язык.

Биография

Начальное образование получил по-видимому на малой родине. Окончил Сербскую православную великую гимназию у Новом Саде, изучал юриспруденцию в Пештском университете.

13 мая 1887 года указом Святейшего Синода принят в Московскую духовную академию. 28 сентября 1890 года утверждён в степени кандидата богословия.

В 1891 году поставлен профессором старой Карловацкой духовной семинарии. Служил в этой должности до 1911 года. Преподавал Новый Завет, педагогику и русский язык.

14 октября 1893 года в Монастыре Ковиль был пострижен в монашество; 26 октября того же года рукоположён в сан диакона, а 27 октября того же года в сан пресвитера.

В 1898 году возведён в достоинство синкелла, в 1899 году — протосинкелла, а в 1904 году — в сан архимандрита. Был настоятелем Монастырей Хопово и Раковац на Фрушской горе.

В 1902 году, будучи профессором, начал издание в Сремских Карловцах журнала «Богословски гласник» (Богословский вестник); совестно с прочими профессорами Карловацкой семинарии редактировал его и держал на «высоте, которой не достигало ни одно богословское издание после войны».

В старой Карловацкой духовной семинарии преподавал Новый Завет, который перевёл и снабдил объяснениями наиболее важных частей, из которых лишь незначительная часть размещена в Богословском вестнике. Помимо Нового Завета, епископ Иларион занимался и историей, блестящим знатоком которой был.

Когда Румыны покинули состав Карловацкой митрополии и подали иск, требуя себе монастыри и вообще имущество этой митрополии, архимандрит Иларион на основе архивных материалов написал книгу «Српски манастири у Банату, њихов постанак, прошлост и одношаj према Румунима. Сремски Карловци» (1907), которая в значительной степени помогла в решении этого спора, проходившего в венгерских судах.

18 декабря 1912 года хиротонисан во епископа Сремского (?), викария Патриарха Карловацкого.

В 1914 году после смерти епископа Горнокарловацкого Михаила (Груича) поставлен администратором Горнокарловацкой епархии.

На Парижской мирной конференции 1919 года епископ Иларион присутствовал в качестве эксперта по Воеводине, а также был член сербской мирной делегации. В том же году был избран профессором Белградского университета, но в связи с отъездом в епархию, не смог принять эту должность.

В ноябре 1920 года назначен правящим архиереем Горнокарловацкой епархии. В 1921 году утверждён королевским указом.

Как сотрудник Исторического общества в Нови-Саде, епископ Иларион подготовил к печати книгу с биографией архиерея Карловацской митрополии, которая должна была выйти в издании этого общества, но весь этот материал исчез во время Второй мировой войны.

Как епархиальный архиерей особенно заботился о улучшении материального положения приходского духовенства наиболее обширной епархии Карловацкой митрополии. Заботился и также о интернированном сербском духовенстве в Монастыре Гомирье в ходе Первой мировой войны.

Как отмечал епископ Савва (Вукович): «В лице епископа Илариона Сербская церковь имела одного из образованнейших иерарахов, без которого нельзя было представить себе никакую работу в области принятия нормативных актов или создания церковных учреждений и организаций».

Скончался 1 января 1931 года в Плашке (ныне — Хорватия) и похоронен в кафедральном соборе в Плашке.

Сочинения

• Увод у Нови завета. [Б. м.], 1891;
• Тумачење Св. Писма Новога завета. Сремски Карловци, 1895;
• Bács-Bodrog vármegye földrajzi és történelmi helynévtára // ЛетМС. 1907. Књ. 243. Св. 3. С. 102-105;
• Рад и именик Српскога православнога монашкога удружења у Митрополиjи карловачкоj за 1912. г. Сремски Карловци, 1912;
• Бачка: Из збирке «La aquestion du Banat, de la Batchka et de la Baranya». Нови Сад, 1920 (совм. с J. Цвиjић, J. Радонић, Ст. Станоjевић);
• Броjно кретање српског народа у Воjводини од 1848. до 1880. // ГлИДНС. 1929. Књ. 2. Бр. 2(3). С. 230-236; Бр. 3(4). С. 385-394;
• Манастир Партош // Там же. 1930. Књ. 3. Бр. 2(6). С. 207-233;
• Патриарси до пропасти српске цркве // ГлСПЦ. 1930. Књ. 11. Бр. 5. С. 69-71; Бр. 8. С. 116-119; Бр. 10. С. 155-158;
• Из историjе Пећке Патриjаршиjе. Сремски Карловци, 1931;
• Попис свештенства и народа у Митрополиjи Карловачкоj из 1769 // ГлИДНС. 1931. Књ. 4. Бр. 1(8). С. 46-58;
• Темишварски еп. Никола Димитриjевић и паљење његове резиденциjе и цркве // Там же. 1932. Књ. 5. Бр. 1(11). С. 88-89;
• Писма архим. Илариона Руварца игум. Сави Орловићу / Уред.: Иларион Зеремски; аутор додатног текста: Д. Петровић. Сремски Карловци, 2005.

Ссылки

• Иером. Игнатий (Шестаков) [www.pravenc.ru/text/389179.html ИЛАРИОН] // Православная энциклопедия. Том XXII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2009. — С. 174. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-040-0

Отрывок, характеризующий Иларион (Зеремский)

– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.