Илефельд, Герберт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Герберт Илефельд

Сражения/войны

Вторая мировая война

Награды и премии

Герберт Илефельд (нем. Herbert Ihlefeld; 1 июня 1914, Пиннов, Мурнау — 8 августа 1995, Веннигзен) — немецкий лётчик-ас Испанской гражданской и Второй мировой войн. В ходе первой из них одержал 9 побед, в ходе второй в 987 вылетах одержал 123 победы, из них 67 на Восточном фронте и 4 над 4-х моторными бомбардировщиками — всего 132 победы. В ходе войны его 8 раз сбивали, но он выжил. Являлся кавалером Рыцарского креста с дубовыми листьями и мечами.





Биография

В 1934 году начал службу в Люфтваффе, первое время служил механиком. В марте 1937 года, после прохождения летного обучения, направлен служить в группу I./JG132 «Рихтгофен» (позже ставшей I./JG2).

Испания

В ноябре 1937 года был послан в Испанию, где попал в 2./J88 легиона «Кондор». Летал на самолёте Мессершмитт Bf.109В. В течение первых 7-и месяцев 1938 года, в ходе боевых действий в Испании Илефельд сбил 9 республиканских самолетов: четыре истребителя И-16 «Rata» (21 февраля, 11 и 18 мая, 25 июня), четыре истребителя И-15 «Chatos» (13 марта, 12 июля и два самолета 15 июля), а также бомбардировщик СБ (2 июня), став по окончании войны одним из лучших асов люфтваффе. За Испанскую войну был награждён Испанским крестом с бриллиантами.

Между двумя войнами лейтенант Илефельд служил в качестве резервного пилота в пилотажной группе Kunstflugstaffel.

Вторая мировая война

К началу Второй мировой войны Илефельд был направлен в истребительную группу учебной эскадры LG2 — l.(Jagd)/LG2 (в будущем ставшей I./JG77). Участвовал в польской кампании, но побед не имел.

Свою первую победу во второй мировой войне он одержал 29 мая 1940 года, а всего во время Французской кампании сбил три самолета.

Став 1 июля 1940 года командиром эскадрильи 1.(Jagd)/LG2, а с 1 сентября и всей группы, продолжал одерживать победы. 13 сентября 1940 года за 21 победу был награждён Рыцарским крестом и в тот же день получил звание гауптмана. Всего же, до 27 сентября одержал 24 победы в воздухе.

Весной 1941 года сбил 10 английских истребителей.

6 апреля 1941 года вместе с вермахтом участвовал в Югославской операции. В этот день он участвовал в атаке на аэродром в Нише. Во время этого боя он был легко ранен, а его самолет поврежден. Илефельд совершил вынужденную посадку и попал в плен. В плену он был жестоко избит, и ему угрожали расстрелом, однако через восемь дней его освободили наступающие в ходе скоротечной кампании части вермахта.

Илефельд получил краткосрочный отпуск в Германию и вскоре вернулся на фронт, участвуя в Критской операции. 26 мая над Критом он сбил «Харрикейн» Mk.I из 274 эскадрильи RAF.

Восточный фронт

С самого начала операции «Барбаросса», вместе со своей частью участвовал в кампании. И уже 27 июня 1941 года после 40 одержанных побед был награждён дубовыми листьями к Рыцарскому кресту.

Продолжая воевать на советско-германском фронте постепенно наращивал счет своих побед. 3 августа 1941 года сбил 6 самолетов (48-53 победы).

6 января 1942 года его группа была реорганизована и получила название I./JG77.

Весной 1942 года много раз в течение одного дня сбивал по несколько самолетов противника. Например, 24 марта сбил пять самолетов (70-74-я победы), а 30 марта — семь (76-82 победы). 19 апреля 4 самолета (85-88-я победы), на следующий день, 20 апреля, снова сбил 7 самолетов (89-95-я), 21 апреля — 2 самолета (96-97-я победы), а 22 апреля Илефельд сбил 4 самолета (98-101-я победы), став таким образом 5-м пилотом люфтваффе, достигнувшим планки в сто побед. За этот результат, 24 апреля, он 9-м в вермахте (и 7-м в люфтваффе) был награждён Рыцарским крестом с дубовыми листьями и мечами, повышен в звании до майора и отстранен от боевых полетов. 11 мая он также оставил пост командира группы. Всего, за время его командования, группа при потери 17 мессершмиттов одержала 323 победы.

С 11 мая 1942 года работал в штабе JG51 проходя стажировку к предстоящему назначению на пост командира эскадры. 22 июня 1942 года он был назначен командиром JG52. В это время он «нелегально», в нарушение приказа, совершал боевые вылеты и сбил 6 самолетов, которые официально ему не засчитали.

22 июля 1942 года во время полета над линей фронта, его служебный Шторьх был атакован и сбит советскими истребителями[1], а сам Илефельд был серьёзно ранен. В течение августа его на посту командира эскадры был вынужден заменять командир JG77 Гордон Голлоб.

Снова на Западном фронте

Осенью 1942 года, видимо так до конца и не оправишись от ранения, Илефельд был назначен начальником летной школы Jagdschule 3 (позже стала JG103). 21 июля 1943 года он передал командование Гансу фон Хану, а сам принял командование над формировавшейся в Берлине группой высотных истребеителей Jagdgruppe Nord der ObdL, позже ставшей эскадрой JG25. Эта эскадра находилась в прямом подчинении ОКЛ и предназначалась для борьбы со скоростными высотными разведчиками союзников «Москито». В декабре 1943 года эскадра была расформирована.

1 мая 1944 года Илефельд кратковременно был назначен на должность командира JG11, но уже 20 мая получил в командование JG1, после гибели её командира Вальтер Оезау. Сама эскадра в честь него получила своё почетное имя и далее защищая Рейх сражалась с 4-х моторными бомбардировщиками союзников. Летая вместе с пилотами эскадры, Илефельд, получивший к тому моменту разрешение на полеты сбил 4 4-х моторных гиганта.

Вместе с эскадрой Илефельд участвовал 1 января 1945 года в неудачной операции «Боденплятте» — налете на аэродромы союзников в Бельгии и Голландии. Его самолет попал под огонь зенитной артиллерии союзников и Илефельд в очередной раз был сбит. Тем не менее Илефельд оставался на посту командира JG1 до самого конца войны, застав период, когда эскадра начала перевооружение на реактивные истребители Heinkel He 162 Volksjager.

Напишите отзыв о статье "Илефельд, Герберт"

Ссылки

  • [www.jg52.de/ihlefeld.htm Herbert Ihlefeld]
  • [www.airwar.ru/history/aces/ace2ww/pilotg/ihlefeld.html Илефельд Херберт Сайт Уголок неба]

Литература

Примечания

  1. по другим данным: vif2ne.ru/nvi/forum/archive/69/69674.htm, его Шторьх (W.Nr. 4436) потерпел аварию в районе Таганрога.

Отрывок, характеризующий Илефельд, Герберт


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.