Иловайская, Варвара Дмитриевна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Варвара Иловайская
Имя при рождении:

Варвара Дмитриевна Иловайская

Дата рождения:

1858(1858)

Подданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

10 мая 1890(1890-05-10)

Отец:

Дмитрий Иловайский

Супруг:

Иван Цветаев

Дети:

Валерия Цветаева, Андрей Цветаев

Варва́ра Дми́триевна Илова́йская (1858 — 10 мая 1890) — русская оперная певица, жена Ивана Цветаева.



Биография

Родилась в семье известного учёного, историка, профессора Московского Государственного университета Д. И. Иловайского, автора исследований по истории Государства Российского, многочисленных и самых популярных учебников по истории России. Мать В. Д. Иловайской скоропостижно скончалась от болезни крови, в возрасте тридцати с небольшим лет.

Обучалась пению в Италии.

Варвара Дмитриевна была первой женой И. В. Цветаева, известного искусствоведа, филолога, профессора Московского университета, директора Румянцевского музея и основателя Музея изящных искусств на Волхонке (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина), отца известной поэтессы Марины Цветаевой.

В ранней молодости Варвара Дмитриевна влюбилась в женатого мужчину, но по воле своего властного отца вышла замуж за профессора Цветаева. В качестве приданого ей был отдан отцом в 1880 году дом в Трёхпрудном переулке в центре Москвы, ставший потом домом Цветаевых.

Брак с Цветаевым длился в течение 10 лет. Она была «женщина-праздник». Супруг очень любил еë и никак не мог смириться с ранней смертью Варвары Дмитриевны «первой и вечной любви, вечной тоски моего отца».

Дети от этого брака:

Умерла от тромбофлебита в возрасте тридцати двух лет.

Посмертный портрет Варвары Иловайской, написанный художником по фотографиям и указаниям И. В. Цветаева в настоящее время хранится в Музее семьи Цветаевых, с. Ново-Талицы Ивановского района Ивановской области.

Напишите отзыв о статье "Иловайская, Варвара Дмитриевна"

Примечания

Ссылки

  • [ru.rodovid.org/wk/Запись:698996 Иловайская, Варвара Дмитриевна] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
  • [s-makarenko.narod.ru/articles14.html Варвара Дмитриевна Иловайская — Цветаева «Вдыхая аромат воспоминания» Маленькая повесть — новелла.]
  • [sites.utoronto.ca/tsq/01/tsvetaeva_pisma.shtml Цветаева М. Собрание сочинений: В 7 т. М.: «Эллис Лак», 1994—1995]
  • [www.sweetstyle.ru/style/main/raz/monitor/263 Анастасия Цветаева. Соловьиная кровь]


Отрывок, характеризующий Иловайская, Варвара Дмитриевна

– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.