Ильинка (Новокузнецкий район)
| Село
Ильинка
Показать/скрыть карты
|
Ильинка — село в Новокузнецком районе Кемеровской области России.
Административный центр Ильинского сельского поселения.
Содержание
География
Село расположено под 53°53' с.ш. и 87°09' в.д., на высоте от 198 до 251 м над уровнем моря, в седьмом (от Гринвича) часовом поясе.
История
Появилось в XVII веке, в 1632 году. Названо в честь Ильи Пророка. В XIX веке являлось крупным селом. Число жителей — 1900 человек.
Новоильинский район Новокузнецка недалеко (примерно в 100 метрах) от Ильинки.
Предприятия
Школа, больница, военкомат, торговые предприятия, филиал НДРСУ [1] , ЗАО Ильинское
Транспорт
Через село Ильинка проходят пригородные маршруты ГНПАТП-4 КО № 103,104,106,108,188; сезонные 111, 181, 186.
Кроме того, есть маршрут АТП Новокузнецкого района «с. Ильинка — с. Кругленькое».
В селе действует религиозный автобусный маршрут: Новоильинский район — Церковь Ильи Пророка.
Известные уроженцы
- Гаврилов, Валерий Фёдорович (1948—1982) — советский художник[2].
- Назаров, Илья Семёнович (1919—1944) — Герой Советского Союза.
Напишите отзыв о статье "Ильинка (Новокузнецкий район)"
Примечания
Ссылки
- [ilinka-edu.ucoz.ru/ Ильинская основная общеобразовательная школа]
|
Это заготовка статьи по географии Кемеровской области. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Ильинка (Новокузнецкий район)
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.
