Ильин день

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ильин день
</td>
Огненное восхождение Ильи-пророка.

Великий Устюг. 1570-е годы

Тип христианский /
народно-христианский
Иначе Громобой, Держатель гроз
Установлен день памяти пророка Илии
Отмечается Православными церквями, восточными и южными славянами, греками, осетинами, грузинами, коми, ненцами
Дата 20 июля (2 августа)
Празднование богослужения, народные гулянья
Традиции коллективные трапезы, заклание быка или барана

Ильи́н день (болг. и макед. Илинден, серб. Илиндан, осет. Уацилла) — день памяти пророка Илии 20 июля (2 августа) и традиционный народный праздник у восточных и южных славян, греков, грузин и некоторых других народов, принявших православие[1].

Илья-пророк принадлежит к самым почитаемым святым, наряду с Николаем Чудотворцем[2].





Дата праздника

В древневосточных церквях память пророка Илии празднуется как 20 июля, так и в другие дни. В средневековых Минологиях (агиографических сборниках житий святых) фигурируют даты: 3(4) апреля, 6-й день месяца тобе (1 янв.). В Коптской православной церкви как день памяти пророка Илии утвердилось 6 тобе. В Армянской Апостольской Церкви память Илии — 1-е воскресенье после Пятидесятницы[3].

Православные церкви отмечают память пророка Илии 20 июля по юлианскому календарю.

В ряде православных календарей IX—XI веков день памяти пророка Илии приходился на 7 августа, то есть на следующий день после праздника Преображение Господне, что по всей видимости было связано с его явлением вместе с пророком Моисеем во время этого евангельского события.

Римско-католическая церковь отмечает память пророка Илии 16 февраля (в числе других пророков)[3].

Возникновение праздника

Ильин день отмечают также жители окрестностей горы Кармель — христиане, иудеи и мусульмане, которые почитают эту гору «святым местом» — на ней, согласно Священному Писанию, он скрывался, молился и победил жрецов Ваала[3].

Власть пророка Илии над дождём и засухой признавалась в Греции[3] и на Ближнем Востоке, где зародился его крестьянский культ[4]. Эти представления связаны со свидетельствами Библии[5]:

И сказал Илия [пророк], Фесви́тянин, из жителей Галаадских, Ахаву: жив Господь Бог Израилев, пред Которым я стою! в сии годы не будет ни росы, ни дождя, разве только по моему слову.

3Цар. 17:1

Вот, земледелец ждёт драгоценного плода от земли и для него терпит долго, пока получит дождь ранний и поздний… Илия был человек, подобный нам, и молитвою помолился, чтобы не было дождя: и не было дождя на землю три года и шесть месяцев. И опять помолился: и небо дало дождь, и земля произрастила плод свой.

Иак. 5:7 и след.

В 968 году Лиутпранд Кремонский наблюдал в Константинополе театральные представления (мистерии) по случаю Дня огненного вознесения пророка Илии[6]. Пышные празднования с участием императора и патриарха были установлены веком ранее Василием I Македонянином, особо чтившим пророка. По мнению С. А. Иванова, в его же правление (867—886 годы) была построена киевская церковь Илии пророка «на ручае» — первый христианский храм на Руси, которым пользовались крещёные варяги и где они клялись соблюдать русско-византийский договор 944 года[7]. По альтернативной версии, поскольку в других источниках этот храм не упоминается, речь скорее всего идёт о константинопольской «Новой церкви» (греч. Νέα Ἐκκλησία) в Большом дворце, где хранилась милоть (накидка) пророка. Возможно, место клятвы было обусловлено тем, что произошло это в Ильин день 944 года, и император (как и крещёные варяги-русь, служившие его телохранителями) участвовал там в торжествах.[8]

После принятия Русью христианства образ Ильи-пророка, благодаря сходству функций, органично заменил громовержца Перуна, почитавшегося, по свидетельству Прокопия Кесарийского, ещё древними славянами[9]. Представления о том, что Илья ездит по небу на колеснице, гремит и пускает молнии, преследуя змея, не являются славянской новацией. Об их широком бытовании ещё среди византийцев свидетельствует «Житие Андрея Юродивого», написанное не позднее X века[10]. А. Н. Веселовский приводит мнение греческого исследователя Николая Полита, согласно которому на святого перешли некоторые черты Зевса (которому тоже поклонялись на горных вершинах) и Гелиоса (благодаря омонимии, наличию огненной колесницы и др.), хотя сам критикует последнюю точку зрения[11].

Славянские традиции

рус. Громобой, Держатель гроз, Громовержец, Сухой и мокрый, Морковник, Богатые соты, Бараний рог, Илья-грозный, Илья немилостивый, Илья сердитый; укр. Громове свято[13]; серб. Илиjа громавник[13]; болг. Гръмовник, Гръмоломник, Гръмодол[13].

Ильин день — один из крупнейших и особо почитаемых общерусских народных праздников[14]. В отличие от многих других крупных праздников, в Ильин день не совершалось сколь бы то ни было значительных обрядов; в то же время к нему приурочено множество верований, мифологических представлений, календарных и хозяйственных примет, запретов и т. п.[15]

Отмечать этот праздник начинали ещё с его кануна — особое значение придавалось четвергу и пятнице на неделе, предваряющей праздник[16][17] перед Ильиным днём, когда в некоторых местностях[18] пекли обрядовое печенье, или с Мари́ны лазо́ревой, когда переставали заниматься полевыми работами. Кроме того, накануне Ильина дня предпринимали разнообразные меры предосторожности, чтобы защитить свой дом, хозяйство и посевы от ливня, града или молнии. В Ильин день была категорически запрещена любая работа, так как считалось что она не принесёт никакого результата и может разгневать Илью-пророка, который жестоко наказывал за непочтительное отношение к своему празднику.

Одним из наиболее заметных событий дня была братчина, или «мольба» — коллективная трапеза, объединявшая жителей соседних сёл и связанная с жертвенным закланием животного «Илье»[19]. Основными организаторами и участниками братчины выступали мужчины[20]. Заканчивались подобные братчины гуляньями молодёжи: играми, хороводами, песнями и плясками[20].

Ильин день считался календарной границей лета («Илья лето кончает»[21]), когда в природе появлялись первые признаки осени и изменение в поведение зверей и птиц, меняется погода: «До Ильина дня и под кустом солнце сушит, а после Ильина дня и на пустоши роса не обсыхает». Болгары в Страндже говорили, что в этот день Илья надевает первый из своих 7 кожухов и поворачивается в сторону зимы, а в России считалось, что «на Илью до обеда лето а после обеда осень»[13].

Считалось, что в ночь на Илью бывает «воробьиная» или «рябиновая» ночь, когда всю ночь сверкают молнии и раздаются оглушительные раскаты грома, а испуганные птицы мечутся и натыкаются на разные предметы[22].

В народном календаре отмечали не только день Ильи, но Ильинскую пятницу. В Вологодской губернии большое значение отводили также четвергу на Ильинской неделе, который называли «баским», то есть красивым, и отмечали приготовлением особого обрядового пирога с саламатой[23].

В славянской народной традиции Илья — повелитель грома, небесного огня, дождя, покровитель урожая и плодородия. Илья — «грозный святой»[24]. У славян считалось что в день Ильи вся нечистая сила, спасаясь от огненных стрел святого, обращается в различных зверей — зайцев, лисиц, волков, кошек, собак и др.[2]

У других народов

На Ильин день (Илля лун) у коми-пермяков было принято кататься на лошадях (так как считалось, что тот ездит на колеснице, запряженной вороными конями, во время грозы). Также в Ильин день не выгоняли скот на пастбище, поскольку считалось, что хищные звери получают в этот день от Ильи-пророка право делать всё, что они захотят. Во многих коми-зырянских и коми-пермяцких селениях, как и у славян, существовал обычай забоя скота с жертвованием части мяса церкви, и совместной трапезы на берегу реки. После Ильина дня снимался запрет играть на народных духовых инструментах. С этого дня разрешалось собирать лесные ягоды, начинали убирать хлеб[1].

Важное значение Ильин день имел и у оленеводов, у северных коми-зырян и ненцев, могли устраиваться гонки на оленьих упряжках, готовился праздничный обед. После завершения праздника оленеводы начинали понемногу двигаться в район зимних пастбищ вблизи своих селений[1].

В Греции день памяти пророка Ильи 20 июля совпал с пиком июльской жары, когда поклонялись «приносящему дождь» Зевсу на вершинах гор (чей образ вместе с Гелиосом и Фебом повлияли на народные представление об Илье). В ряде регионов Греции (особенно на Пелопоннесе) вечером в канун праздника разжигали костры, девушки гадали о женихах, совершались и другие обряды[25]. По свидетельствам XVIII века, греки в Ильин день взбирались на гору святого Илии (греч. Αγιολιάς) — высочайшую вершину хребта Тайгет — и с наступлением вечера разводили там костры, в которые бросали ладан. Увидев их, окрестные жители поджигали ворохи сена и соломы, плясали вокруг них и прыгали через огонь[26].

Пророк Илья на осетинском языке называется Уацилла. У осетин праздник в честь «Уацилла» носил земледельческий характер и отмечался в понедельник третьей недели после Пятидесятницы[27].

См. также

Напишите отзыв о статье "Ильин день"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.sati.archaeology.nsc.ru/mifolog/myth/187.htm Илля Лун. Н. Д. Конаков]
  2. 1 2 Некрылова, 1991, с. 286.
  3. 1 2 3 4 [www.pravenc.ru/text/389301.html Илия] // Православная энциклопедия. Том XXII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2009. — С. 236-259. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-040-0
  4. Haddad H. S. «Georgic» Cults and Saints of the Levant // Numen, Vol. 16, Fasc. 1 (Apr., 1969). P. 29-30.
  5. Следующие фрагменты читаются в качестве паремии и Апостола соответственно на богослужении в этот день: [azbyka.ru/days/assets/upload/minei/07/minea_07_20.pdf Минея на июль, с. 413, 433—434.]
  6. Лиутпранд Кремонский. [www.vostlit.info/Texts/rus/Liut_Kr/frametext3.htm Посольство в Константинополь]
  7. Иванов С. А. Когда в Киеве появился первый христианский храм // [www.inslav.ru/images/stories/pdf/2004_Slavjane_i_sosedi_11.pdf Славяне и их соседи. М., 2004. Вып. 11: Славянский мир между Римом и Константинополем.] С. 9-18.
  8. Tolochko O. P. [www.academia.edu/8138820 Church of St. Elijah, ‘Baptized Ruses,’ and the Date of the Second Ruso-Byzantine Treaty] // Byzantinoslavica (1-2, 2013). P. 111—128.
  9. «Они считают, что один из богов, творец молнии, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды» (Прокопий Кесарийский. [www.hrono.ru/libris/lib_p/prkp3goty14.html Война с готами. Книга VII (книга III Войны с готами)]).
  10. Веселовский, 2009, с. 207—208.
  11. Веселовский, 2009, с. 210.
  12. Белова, 2004, с. 137.
  13. 1 2 3 4 Агапкина, 1999, с. 403.
  14. Морозов, Слепцова и др., 1997, с. 432.
  15. Агапкина, 1999, с. 402.
  16. [www.ethnomuseum.ru/ilin-den Ильин день | РЭМ]
  17. Четверг — день Громовержца в мифологии многих индоевропейских народов.
  18. Например, в Белозерье.
  19. Агапкина, 1999, с. 404–405.
  20. 1 2 Мадлевская и др., 2007, с. 655–656.
  21. Некрылова, 1991, с. 285.
  22. Некрылова, 1991, с. 287.
  23. Мадлевская и др., 2007, с. 645–646.
  24. Белова, 1999, с. 405.
  25. [www.pravenc.ru/text/389301.html Илия. Православная энциклопедия]
  26. Веселовский, 2009, с. 205.
  27. [www.iriston.com/nogbon/print.php?newsid=1095 3. Летне-осенний цикл] // Уарзиати В. Праздничный мир осетин — Северо-Осетинский институт гуманитарных исследований, 1995

Литература

  1. Ильин день / [www.inslav.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=831:2011-08-29-08-34-05&catid=12:2009-08-05-10-49-56&Itemid=22 Т. А. Агапкина] // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1999. — Т. 2: Д (Давать) — К (Крошки). — С. 402–405. — ISBN 5-7133-0982-7.
  2. Илья св. / О. В. Белова // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1999. — Т. 2: Д (Давать) — К (Крошки). — С. 405–407. — ISBN 5-7133-0982-7.
  3. Веселовский А. Н. Избранное: Традиционная духовная культура. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2009. — 624 с. — (Российские Пропилеи). — ISBN 978-5-8243-1279-9.
  4. Золотые правила народной культуры / О. В. Котович, И. И. Крук. — Мн.: Адукацыя i выхаванне, 2010. — 592 с. — 3000 экз. — ISBN 978-985-471-335-9.
  5. Мадлевская Е., Эриашвили Н., Павловский В. [www.litmir.me/bd/?b=121169 Русская мифология. Энциклопедия]. — М.: Эксмо, Мидгард, 2007. — 527 с. — (Тайны древних цивилизаций). — ISBN 5-699-13535-9.
  6. Морозов И. А., Слепцова И. С., Островский Е. Б., Смольников С. Н., Минюхина Е. А. Духовная культура северного Белозерья: Этнодиалектный словарь. — М.: Ин-т этнологии и антропологии РАН, 1997. — 432 с.
  7. [mexalib.com/download/47958 «Народная Библия»: Восточнославянские этиологические легенды] / Сост. и коммент. О. В. Беловой; Отв. ред. В. Я. Петрухин. — М.: Индрик, 2004. — 576 с. — (Традиционная духовная культура славян. Публикация текстов). — ISBN 5-85759-290-9.
  8. Некрылова А. Ф. Круглый год. Русский земледельческий календарь. — М.: Правда, 1991. — 496 с. — ISBN 5-253-00598-6.
  9. [books.google.ru/books?id=L2NH9beXZ4sC&printsec=frontcover&dq=%D0%91%D1%83%D0%B4%D1%83%D1%80+%D0%9D.+%D0%A0%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9+%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D1%8B%D0%B9+%D0%BA%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B4%D0%B0%D1%80%D1%8C&hl=ru&sa=X&ei=HnY3Uaq2E4aH4ATwgoCgDw&ved=0CC4Q6AEwAA#v=onepage&q=%D0%91%D1%83%D0%B4%D1%83%D1%80%20%D0%9D.%20%D0%A0%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D1%8B%D0%B9%20%D0%BA%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B4%D0%B0%D1%80%D1%8C&f=false Русский народный календарь] / Авт.-сост. Н. Будур. — М.: Олма-пресс, 2005. — 608 с. — ISBN 5-224-05128-2.

Ссылки

  • [www.ethnomuseum.ru/ilin-den Ильин день] // Российский Этнографический музей (ethnomuseum.ru)
  • [russian-traditions.ru/2-avgusta-ilin-den/ 2 августа — Ильин день] (russian-traditions.ru)
  • [sueverija.narod.ru/Prazdnic/Aug/2aug.htm 2 августа — народный календарь] (sueverija.narod.ru)
  • [www.deni.ru/lib/ilin.html Приметы Ильина дня] (deni.ru)

Отрывок, характеризующий Ильин день

Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.