Ильхам и Фариза
| Ильхам и Фариза Аллахвердиевы | |
| азерб. İlham və Fərizə Allahverdiyevlər | |
 Аллея шахидов в Баку. На переднем плане — могилы Ильхама и Фаризы | |
| Род деятельности: |
работник судоремонтного завода и студентка |
|---|---|
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Ильхам и Фариза Аллахвердиевы (азерб. İlham və Fərizə Allahverdiyevlər) — азербайджанская семейная пара, ставшая 20 января 1990 года жертвой трагедии, известной как Чёрный январь. Похоронены на Аллее шахидов в Баку. День их свадьбы (30 июня) ежегодного отмечается в Азербайджане как неофициальный День влюблённых.
Биография Ильхама и Фаризы
Ильхам Аллахвердиев родился в 1962 году в городе Агдам. Первое образование получил в школе № 1, а позднее перешёл в школу № 54. Окончив школу, Ильхам прослужил в Советской армии, а после демобилизации начал работать на судоремонтном заводе в городе Баку (сегодня этот завод носит имя Ильхама Аллахвердиева). В этот период в стране шла перестройка, а в Баку проходили массовые демонстрации. Ильхам Аллахвердиев был одним из активных участников митингов, которые призывали бороться за независимость Азербайджана[1][2].
В это этот же период Ильхам, по настоянию родных, решается создать семью. Согласно азербайджанской традиции, невесту для Ильхама начинают искать родные. Однако Ильхам уже был влюблён в одноклассницу своей сестры, в Фаризу. С Фаризой они были соседями, и та также питала определённые чувства к Ильхаму[2].
8 марта 1989 года было дано согласие родителей Фаризы на свадьбу, а уже 19 марта, в преддверии праздника Новруз состоялось обручение Ильхама и Фаризы. 11 июня 1989 года в ресторане «Солмаз» состоялась женская свадьба, а 30 июня в новом дворце счастья «Лейла» под свадебную музыку «Вагзалы» основная мужская свадьба[3]. В начале января 1990 года завод, на котором работал Ильхам, дал семье новую квартиру, в которой Аллахвердиевы прожили всего одну ночь[2].
Гибель
19 января 1990 года в Баку с целью подавления политической оппозиции вошли войска. Узнав о чрезвычайной ситуации в городе, Ильхам отвёз Фаризу в дом матери, а сам встретился со своим братом Эльханом в районе «Шамахинки». Вскоре он расстаётся с ним и вместе с друзьями отправляется в сторону шествия танков с целью дать отпор вошедшим в город солдатам[1].
Ильхам стал одним из первых жертв трагедии. Его тело было разорвано пулей со смещённым центpом тяжести. Однако, сколько всего пуль попало в Ильхама неизвестно. Несмотря на то, что друзьям удалось отвезти Ильхама в близлежащую больницу, спасти его не удалось. После безуспешных поисков Ильхама его брат Эльхан вернулся домой, а наутро вместе с матерью вновь отправился на поиски брата[2]. Позже он вспоминал:
|
Баку напоминал город, который пережил страшную войну. В районе круга, который сейчас называется «20 Января», мы увидели пятно крови. Мать неожиданно остановилась, посмотрела на это пятно крови, её сердце почувствовало неладное… Позже мы узнали, что именно в этом месте был убит Ильхам. Это была родная кровь.[2] | 
|
Похоронили Ильхама Аллахвердиева на кладбище города Хырдалан. На следующий день жертв трагедии решили хоронить на территории Нагорного парка (ныне здесь расположена Аллея шахидов, где и похоронены жертвы Чёрного января).
Узнав о гибели мужа Фаpиза пыталась покончить жизнь самоубийством. Первый раз она попыталась облить себя нефтью и поджечь, однако родные помешали этому и стали следить за Фаризой, которая окончательно решила уйти из жизни. В день перезахоронения Ильхама Фариза дождалась ночи, пока все уснут, затем разложила на полу их совместные фотографии с мужем, выпила уксус и начала писать предсмертную записку:
|
|
Не могу жить без Ильхама, прощайте, пусть никто не плачет. Без него моя жизнь не имеет смысла. Тем более что он… |
|
Фариза скончалась, не успев завершить свою мысль. На момент смерти она была беременна[2].
Сначала пару хотели похоронить в одной могиле, однако затем похоронили в разным могилах, но рядом, лицом друг к другу. Между ними же положили охапку красных гвоздик[2].
Память
Судоремонтный завод, на котором некогда работал Ильхам Аллахвердиев, сегодня носит его имя[2][4].
С 2004 года день свадьбы Ильхама и Фаризы, 30 июня, отмечается в Азербайджане как неофициальный День влюблённых[2].
В 2010 году в Баку был установлен памятник в память о жертвах трагедии. Имена Ильхама и Фаризы вместе с именами ещё 145 жертв высечены на гранитном постаменте памятника золотыми буквами[5].
В 2016 году брат Ильхама Аллахвердиева Эльхан передал в Музей независимости Азербайджана в Баку личные вещи Ильхама и Фаризы Аллахвердиевых, которые экспонировались в день трагедии[6].
Напишите отзыв о статье "Ильхам и Фариза"
Примечания
- ↑ 1 2 [vesti.az/news/209302#ad-image-0 Ильхам и Фариза научили нас любить…]. vesti.az. Проверено 5 сентября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [news.day.az/society/796966.html Как Ильхам и Фариза подарили Азербайджану День влюбленных]. news.day.az. Проверено 5 сентября 2016.
- ↑ [www.xural.com/30-iyun-sevgilil%C9%99r-gununuz-mubar%C9%99k/ 30 iyun – sevgililər gününüz mübarək!!!] (азерб.). xural.com. Проверено 5 сентября 2016.
- ↑ [ru.president.az/articles/7489 Ильхам Алиев принял участие в открытии нового Производственного объединения «Судоремонт и судостроение» Азербайджанского государственного каспийского морского пароходства]. president.az. Проверено 5 сентября 2016.
- ↑ [news.day.az/politics/190622.html Ильхам Алиев принял участие в открытии мемориального комплекса «20 Января»]. news.day.az. Проверено 5 сентября 2016.
- ↑ [minval.az/news/123535722 Личные вещи жертв трагедии 20 Января — Ильхама и Фаризы переданы в музей]. minval.az. Проверено 5 сентября 2016.
Отрывок, характеризующий Ильхам и Фариза
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
