Кормильцев, Илья Валерьевич

Илья Кормильцев
blank300.png|1px]] [[file:blank300.png
Имя при рождении:	Илья Валерьевич Кормильцев
Род деятельности:	поэт, переводчик, издатель, музыкальный и литературный критик
Дата рождения:	26 сентября 1959(1959-09-26)
Место рождения:	Свердловск, СССР
Дата смерти:	4 февраля 2007(2007-02-04) (47 лет)
Место смерти:	Лондон, Великобритания
Награды и премии:	(1989) Большая книга (2007)

Илья́ Вале́рьевич Корми́льцев (26 сентября 1959, Свердловск — 4 февраля 2007, Лондон) — российский поэт, переводчик с английского, итальянского и французского языков, музыкальный и литературный критик, главный редактор издательства «Ультра.Культура» (2003—2007). Основной автор текстов песен группы «Наутилус Помпилиус».

Биография

Илья Кормильцев родился 26 сентября 1959 года в Свердловске (ныне Екатеринбург). Старший брат Евгения Кормильцева. По окончании английской спецшколы поступил на химический факультет Ленинградского государственного университета. После года обучения в Ленинграде перевёлся в Уральский государственный университет, где и получил диплом по специальности «химик» в 1981 году.

С 1981 года Илья Кормильцев являлся основным автором текстов группы «Урфин Джюс». Кроме того, писал слова к песням для Егора Белкина и Насти Полевой, а также групп «Кунсткамера», «Коктейль» и «Внуки Энгельса». В 1983 году Кормильцев познакомился с лидерами «Наутилуса» Вячеславом Бутусовым и Дмитрием Умецким. Песни, написанные поэтом для «Наутилуса», вывели группу в звёзды русского рока, а альбом «Разлука» (1986) называется в числе лучших записей своего времени. На волне Перестройки в 1989 году «Наутилус» наградили премией Ленинского комсомола, от которой Кормильцев отказался. В 1990 году вышел поэтический сборник Кормильцева «Скованные одной цепью», оформленный рисунками Бутусова. В то же время Илья Кормильцев начал работать как переводчик, поэт свободно владел несколькими европейскими языками.

В 1995 году Илья Кормильцев крестился по православному обряду, его крёстной матерью стала Н. Л. Трауберг.

После распада «Наутилуса» в 1997 году Кормильцев основал электронный проект «Чужие», однако основной сферой его деятельности стала не музыка, а литературные переводы. Кормильцев сотрудничал с журналом «Иностранная литература». В его переводах опубликованы сказки Джона Толкина, рассказы Джеймса Балларда, Роальда Даля, Ирвина Уэлша, романы Гилберта Адэра, Фредерика Бегбедера, Уильяма Берроуза, Ричарда Бротигана, Ника Кейва, Клайва Льюиса, Чака Паланика, Брета Истона Эллиса, пьесы Тома Стоппарда, поэзия Мишеля Уэльбека и многие другие произведения. Также были переведены тексты группы «Led Zeppelin», стилистика лирики которой послужила основой для текстов «Наутилуса».

В 2000-е годы Илья Кормильцев занялся издательской деятельностью. Некоторое время он курировал книжную серию «Иностранки» «За иллюминатором», в которой оперативно выходили переводы романов современных зарубежных писателей. В 2003 году Кормильцев возглавил новое издательство «Ультра.Культура», специализировавшееся на публикации радикальных текстов. Одна из первых же выпущенных там книг — роман московского НС-скинхеда Дмитрия Нестерова «Скины: Русь пробуждается» — привела к разрыву с «Иностранкой», однако данное событие не остановило Кормильцева. Он продолжил издавать острые, противоречивые художественные и документальные книги о различных актуальных аспектах жизни современного общества (таких как, например, терроризм, наркокультура и т. п.). Авторы руководимой Кормильцевым «Ультра.Культуры» представляли самый широкий спектр взглядов: от крайне левых (Субкоманданте Маркос) до ультраправых (Эндрю Макдоналд). Издательство постоянно находилось в центре скандалов, связанных с обвинениями в экстремизме, пропаганде наркотиков и распространении порнографии со стороны государственных структур России. При этом сам Кормильцев вовсе не был сторонником «вседозволенности» и поддерживал возможное введение возрастных ограничений. Отрицание вызывала политическая ангажированность выпадов против издательства. «Очевидно, что запрещать будет кто-то, а не общество в целом. Стандартный метод — апеллировать к моральному большинству, хотя проблема за этим стоит совсем другая. Так что, если „Дневник хищницы“ Лидии Ланч чем-то и опасен, то не радикальным описанием жизни нью-йоркских подворотен, а буржуазно-моралистическим финалом».

22 января 2007 года во время командировки в Великобританию у Ильи Кормильцева была обнаружена злокачественная опухоль позвоночника в четвёртой (необратимой) стадии. Незадолго до этого стало известно о закрытии возглавляемого им издательства «Ультра.Культура». 4 февраля в 10 утра по местному времени Кормильцев скончался в Королевской больнице Масден города Лондон. Похороны Ильи Кормильцева состоялись 9 февраля на Троекуровском кладбище в Москве. Проводить поэта в последний путь пришли многие известные литераторы, музыканты, художники. Выступавший с прощальной речью писатель Дмитрий Быков отметил: «Кормильцев всем доказал ещё при жизни, что он достоин продолжить ряд великих русских поэтов. Для этого нужно, чтобы твои стихи ушли в народ и стали частью его речи. И это случилось, когда ему не было ещё тридцати».

Гейдар Джемаль заявил, что перед смертью Кормильцев принял ислам. Первые несколько дней друзья и родственники отрицали, что Илья принял ислам. Они заявили лишь, что Илья был похоронен в саване, лицом к Мекке Факт принятия Кормильцевым ислама в интервью Regnum и Джемалю подтвердил близко знавший его русский мусульманин Александр (Искандер).

Взгляды

Илья Кормильцев был нетерпим к любому конформизму. Своими резкими высказываниями в Живом журнале он навлёк на себя множество негативных комментариев со стороны русских националистов, обвинивших его в русофобии. Однако позже Кормильцев пояснил, что под «русскими» он имел в виду «ярых имперцев», тех, кто ненавидит «всё, что дышит духом личности и свободы».

Когда летом 2006 года стало известно, что Вячеслав Бутусов выступил перед активистами движения «Наши», Кормильцев обратился с открытым письмом в адрес музыканта, в котором, в частности, заявил: «Я не хочу, чтобы наёмные гопники, оттягивающиеся за счёт налогоплательщиков, внимали стихам, которые я писал сердцем и кровью».

Награды

22 ноября 2007 года Илья Кормильцев оказался среди лауреатов российской национальной премии «Большая книга», поэту был посмертно присуждён специальный приз «За честь и достоинство». В конце ноября в рамках девятой международной книжной выставки non/fiction прошла презентация новой литературной премии имени Ильи Кормильцева. Идея учредить такую награду принадлежала редактору издательства «Ультра. Культура» Владимиру Харитонову, в экспертный совет премии в основном вошли друзья покойного поэта. По словам одного из учредителей, главного редактора издательства «Кислород» Владимира Семергея, претендовать на награду смогут прежде всего радикальные авторы, представляющие альтернативу культурному мейнстриму. Премию планируется вручать ежегодно в день рождения Кормильцева — 26 сентября.

13 февраля 2016 года Илье Кормильцеву была посмертно присуждена Премия хит-парада «Нашего радио» «Чартова дюжина» за вклад в развитие российской рок-музыки.

Память

26 сентября 2008 года, в день рождения поэта, в Лондоне в сквере Линкольнз-Инн-Филдс по соседству с Британским музеем была установлена мемориальная скамейка памяти Ильи Кормильцева.

26 сентября 2009 г. в клубе «Б2» состоялся литературно-музыкальный вечер памяти Ильи Валерьевича Кормильцева. Акция, приуроченная к пятидесятилетию со дня рождения поэта, была организована по инициативе музыканта Олега Сакмарова (экс-«Наутилус Помпилиус», «Аквариум») и певицы Татьяны Зыкиной.

Открытие памятника, сделанного по проекту друга поэта — художника Александра Коротича (некогда оформившего несколько альбомов группы «Наутилус Помпилиус» и других рок-исполнителей), в Москве состоялось 26 сентября 2009 года на Троекуровском кладбище (ориентиры: Рябиновая улица, Троекуровский проезд) участок 10 «а». Памятник установлен в глубине кладбища, ориентир — часовня, от неё метров 70 на юг в лесополосу.

2 февраля 2012 г. на сайте OpenSpace.ru состоялась премьера документального фильма об Илье Кормильцеве «Зря, ты новых песен…», снятого режиссёрами Александром Рожковым и Олегом Раковичем.

Солист группы «The Matrixx» Глеб Самойлов на каждом своем выступлении исполняет песню «Порвали мечту» из репертуара группы «Агата Кристи». Песня посвящена памяти Ильи Кормильцева.

В 2014 г. екатеринбургский гражданский Сенат предложил присвоить И. Кормильцеву звание «Почётный гражданин Екатеринбурга».

В 2015 году в Екатеринбурге на здании химфака Университета открыта мемориальная доска в память Ильи Кормильцева.

Группа "Чёрный Обелиск" посвятила памяти Ильи Кормильцева песню "Не имеет значения" в сингле "Осень/16".

Сочинения

• Кормильцев И. Скованные одной цепью. Стихи / Рис. С. Бутусова. — М.: Советская эстрада и цирк, 1990. — 64 с.
• Бутусов В., Кормильцев И. Песни группы Nautilus Pompilius. Книга 1 / Авт. сл. И. Кормильцев; Нот. запись А. Мурашов и Е. Архангельский. — М.: Светоч-Л, 2000. — 64 с. — ISBN 5-93022-004-2.
• Бутусов В., Кормильцев И. Песни группы Nautilus Pompilius. Книга 2 / Авт. сл. И. Кормильцев; Нот. запись А. Мурашов и Е. Архангельский. — М.: Светоч-Л, 2000. — 64 с. — ISBN 5-93022-007-7.
• Кормильцев И. Никто из ниоткуда. Сценарий, стихи, рассказы. — М.: Открытый мир, 2006. — 304 с. — 3000 экз. — ISBN 5-9743-0016-5.

Переводы

Отсортированы по авторам. В скобках указаны место и год первой публикации, а также язык оригинала, если он отличен от английского.

• Гилберт Адэр: романы «Любовь и смерть на Лонг-Айленде» и «Мечтатели» (М.: Иностранка, БСГ-Пресс, 2002).
• Фредерик Бегбедер: роман «Каникулы в коме» (с французского, М.: Иностранка, 2002).
• Уильям Берроуз: романы «Пространство мёртвых дорог» (М.: Ультра.Культура, T-ough Press, 2004) и «Западные земли» (М.: АСТ, T-ough Press, 2005).
• Фредерик Браун: рассказ «Не оглядывайся» (М.: Росмэн, 2004)
• Ричард Бротиган: роман «Ловля Форели в Америке» (журнал «Урал», № 6, 2001) и сборник «Месть лужайки» (совместно с Ш. Валиевым; М.: Иностранка, БСГ-Пресс, 2002).
• Луи де Берньер: рассказ «Клад Мамаситы» (журнал «Иностранная литература», № 12, 2003).
• Аллен Гинзберг: поэма «Вопль»; стихотворения «В Сиэтле полдень», «Любовное стихотворение на тему Уитмена», «Ракета», «Взаправдашний лев» (М.: Ультра.Культура, 2004).
• Роберт ван Гулик: роман «Убийство по-китайски: Лабиринт» (М.: Иностранка, 2001).
• Габриеле д’Аннунцио: речь, произнесённая с балкона Капитолия 17 мая 1915 года (с итальянского, журнал »Иностранная литература», № 11, 1999).
• Лерой Джонс: стихотворения «Удолбанный запад» и «Кто взорвал Америку» (М.: Ультра.Культура, 2004).
• Ник Кейв: роман «И узре ослица Ангела Божия» (М.: Иностранка, БСГ-Пресс, 2001), песни и короткая проза из сборников «Король Чернило» (М.: Ультра.Культура, 2004) и «Король Чернило II» (М.: Ультра.Культура, 2005).
• Джек Керуак: «Из „Блюза Мехико-Сити“: 21-й хор» (М.: Ультра.Культура, 2004).
• Оуэн Колфер: роман «Четыре желания» (М.: Иностранка, 2003).
• Грегори Корсо: стихотворения «Последний гангстер», «Мне 25» и «Год в разлуке» (М.: Ультра.Культура, 2004).
• Ежи Косинский: романы «Ступени» и «Чёртово колесо» (М.: БСГ-Пресс, 2001), повесть «Садовник» (журнал «Иностранная литература», № 10, 1997), а также «По поводу „Раскрашенной птицы“: заметки автора» («Иностранная литература, № 3, 1999).
• Алистер Кроули: статья «Кокаин» («Митин журнал», № 60, 2002).
• Филипп Ламантиа: стихотворения «Проводимость ужаса», «Засада», «Я же честно предупредил», «Между мной и тем что я вижу дистанция», «Русалки явились в пустыню», «Человек в страдании» (М.: Ультра.Культура, 2004).
• Саймон Логан: сборник рассказов «i-o» (Екатеринбург: У-Фактория, 2007).
• Клайв С. Льюис: роман «Пока мы лиц не обрели» (журнал «Иностранная литература», № 1, 1997).
• Филип Макдональд: рассказ «Наши пернатые друзья» (Свердловск: МИКС, 1991).
• Пол Остер: роман «Тимбукту» (журнал «Иностранная литература», № 8, 2001).
• Чак Паланик: роман «Бойцовский клуб» (М.: АСТ, 2001).
• Том Стоппард: пьесы «Травести, или Комедия с переодеваниями» (журнал «Иностранная литература», № 12, 2000), «День и ночь» (М.: Иностранка, БСГ-Пресс, 2002) и «Художник, спускающийся по лестнице» (М.: Иностранка, 2006).
• Уильям Сэнсом: рассказ «Вертикальная лестница» (Свердловск: МИКС, 1991).
• Джон Толкин: сказки «Кузнец из Большого Вуттона» и «Явление Туора в Гондолин» (Л.: Северо-Запад, 1991) и «Фермер Джайлс из Хэма» (Екатеринбург: Уральский рынок, 1993).
• Ирвин Уэлш: роман «На игле» (с англ. и шотландского, М.: АСТ, 2002) и рассказ «Вечеринка что надо» (журнал «Иностранная литература», № 4, 1998).
• Мишель Уэльбек: стихотворения из сборников «Погоня за счастьем» и «Смысл борьбы» (с французского, М.: Иностранка, 2005).
• Роберт Уэстол: рассказы «Автостопом» и «Фред, Элис и тётушка Лу» (Свердловск: МИКС, 1991).
• Мишель Фейбер: романы «Побудь в моей шкуре» (М.: Иностранка, 2003) и «Квинтет „Кураж“» (М.: АСТ, 2005), рассказы «Нина и её рука» и «Овцы» (журнал «Иностранная литература», № 6, 2005).
• Лоуренс Ферлингетти: стихотворение «Пёс» (М.: Ультра.Культура, 2004).
• Стюарт Хоум: роман «Встан(в)ь перед Христом и убей любовь» (М.: АСТ, 2004) и «Предисловие к русскому изданию „Манифестов неоистов“» ([www.mitin.com/tough/honor_roll/home/manifest_intro.shtml mitin.com], 2001).
• Брет Истон Эллис: роман «Гламорама» (М.: Торнтон и Сагден, 2004).

Семья

• Первый брак: жена Светлана, сын Стас Кормильцев.
• Второй брак: жена Марина, двое детей — дочь Лиза и сын Игнат.
• Третий брак: жена Маньковская Алеся Адольфовна, актриса, певица, дочь Каролина — актриса.
• Брат Кормильцев, Евгений Валерьевич (р. 1966) — русский поэт и музыкант.

Ссылки

• [magazines.russ.ru/authors/k/kormiltsev/ Илья Кормильцев] в «Журнальном зале»
• [www.litkarta.ru/russia/ekaterinburg/persons/kormiltsev/ Илья Кормильцев] на сайте «Новая литературная карта России»
• [www.nautilus.ru/ Официальный сайт группы «Наутилус Помпилиус»]
• [web.archive.org/web/20061106220154/www.ultracultura.ru/ Официальный сайт издательства «Ультра.Культура»]

Отрывок, характеризующий Кормильцев, Илья Валерьевич

– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.