Ил-22
Эта статья — об опытном реактивном бомбардировщике Ил-22. О воздушном командном пункте и самолете РЭБ на базе Ил-18Д см. статью Ил-20
| Ил-22 | |
|---|---|
 | |
| Опытный реактивный бомбардировщик Ил-22. | |
| Тип | реактивный бомбардировщик |
| Разработчик |  ОКБ Ильюшина
|
| Главный конструктор | С. В. Ильюшин |
| Первый полёт | 24 июля 1947 года |
| Начало эксплуатации | 1947 год |
| Конец эксплуатации | 1948 год |
| Статус | лётные испытания, списан[1] |
| Единиц произведено | 1 |
| Варианты | Ил-24 |
Ил-22 — экспериментальный самолет ОКБ Ильюшина, первый советский реактивный бомбардировщик, а также первый советский тяжёлый 4-двигательный реактивный самолёт. Самолёт испытывался в два этапа в 1947—1948 годах, однако в серию передан не был.
Содержание
История разработки
В мае 1946 года Ильюшин в инициативном порядке подал в МАП СССР проект реактивного бомбардировщика под 4 двигателя ТР-1А. Проект был включен в план опытного самолётостроения, с оговоркой что хотя он и не является передовым по сравнению с зарубежными аналогами (назывался трофейный немецкий Junkers Ju 287), но имел преимущество в использовании отечественных авиадвигателей[2].
На Ил-22 изучалась динамика реактивного полёта на околозвуковой скорости, отрабатывались конструкции крыла и герметичной кабины. Отлаживалась работа ТРД на различных режимах и в разных погодных условиях.
Особенности конструкции
Установка двигателей
В середине 1940-х годов была принята установка реактивных двигателей в прижатых к нижней части крыла закрытых гондолах, часто в пакете, то есть в одной гондоле устанавливалось несколько двигателей. Такая компоновка позволяла снизить лобовое сопротивление, однако из-за недостаточной надёжности ТРД того времени, выход из строя одного из них мог повлечь отключение соседних. Чтобы решить эту проблему, для Ил-22 было предложено оригинальное по тем временам решение — разместить двигатели в отдельных гондолах с пилонным креплением и разнести их далеко друг от друга по длине крыла. По итогам испытаний такая подвеска оказалась не только эффективнее пакетной по аэродинамическим параметрам, но и обеспечила лёгкий доступ к каждому двигателю, что было особенно важно для экспериментального самолёта.
Фюзеляж
Сечение фюзеляжа Ил-22 имело форму горизонтального овала. Горизонтальная компоновка позволила удобно разместить пять человек экипажа, а также запас топлива в специальных мягких баках. В связи с малым объёмом мотогондол, шасси также были смонтированы на фюзеляже. Оси вращения стоек шасси были сделаны наклонными так, чтобы расстояние между колёсами было максимальным при полном их выдвижении, а в сложенном состоянии стойки умещались в фюзеляже перед бомбоотсеком.
Крылья
Небольшая расчётная скорость Ил-22 позволила сделать крыло прямым. В итоге, для Ил-22 было спроектировано тонкое крыло (относительная толщина 12 %) с расчётной удельной нагрузкой 310—350 кгс/см². Максимальная толщина расположена по линии 40 % хорды.
Оборонительное вооружение
Ко времени разработки Ил-22 мощность и вес авиационных вооружений настолько возросли, что потребовалось создание систем дистанционного управления вооружениями, максимально быстро и точно связывающими прицел с пушкой. Ил-22 имел следующие вооружения:
- Передняя полусфера — неподвижная пушка НС-23 на правом борту, боезапас 150 снарядов. Управление — командир экипажа;
- Верхняя полусфера — вращающаяся башенная установка с двумя спаренными пушками Б-20Э. Общий боезапас 800 снарядов. Дистанционное электроуправление — стрелок-радист. Прицел наводился на цель вручную, а баллистические поправки, параллакс и упреждение вводились автоматически.
- Задняя полусфера — установка Ил-КУ-3 с пушкой НС-23 и боезапасом в 225 снарядов за хвостовым оперением. Диапазон обстрела — ± 70º по горизонтали, 35º вверх, 30º вниз.
Размещение стрелка вне турельной установки позволило разместить все элементы системы оптимальным образом — пушки для максимального сектора обстрела, а стрелка — в место с максимальным обзором. Уменьшение размеров башни снизило аэродинамическое сопротивление, а стрелок не уставал от тряски при выстрелах и при перемещении тяжелой конструкции.
Чтобы избежать повреждения частей самолёта собственным пушечным вооружением, в механику управления пушками были установлены специальные выключатели, блокирующие огонь в определенных положениях ствола.
Экипаж
Экипаж Ил-22 состоял из пяти человек: два летчика, штурман-бомбардир, стрелок-радист в носовой части фюзеляжа, стрелок кормовой пушечной установки.
Результаты испытаний
В ходе испытаний было установлено, что тяги двигателей 1300 кгс недостаточно для получения необходимых параметров полета (изначально предполагалось, что тягу удастся довести до 1600 кгс). Из-за этого взлётную массу пришлось сократить на 4000 кг (до 20000 кг). Время полета составило всего 1 час 25 минут, дальность — 885 км. Недостаточной оказалась и скорость — 656 км/ч у земли и 718 км/ч на высоте. Длина разбега — 1144 м. Несмотря на недостатки, отзывы первых летчиков-испытателей, братьев Владимира и Константина Коккинаки, были положительными. Они отметили хорошую управляемость и неплохие аэродинамические качества самолёта.
В 1948 году был проведён второй этап испытаний. Два двигателя были заменены на новые, но их тягу так и не удалось довести до расчётной. Также проводились испытания взлёта с твердотопливными ускорителями, что позволило сократить длину разбега на 38 %.
По результатам двух этапов было решено не передавать самолёт на государственные испытания, и все работы по нему были свёрнуты. Опыт разработки и испытаний Ил-22 был в дальнейшем использован в работе над серийным самолётом — Ил-28.
Характеристики
Источник данных: [1]
Технические характеристики- Экипаж: 5 человек (два пилота, штурман-бомбардир, стрелок-радист, кормовой стрелок)
- Длина: 21,1 м
- Размах крыла: 23,1 м
- Высота:
- Площадь крыла: 74,5 м²
- Масса пустого: 14 950 кг
- Нормальная взлётная масса: 20 000 кг
- Силовая установка: 4 × ТРД ТР-1
- Тяга: 4 × 940 кгс
Лётные характеристики
- Максимальная скорость: 718 км/ч
- Крейсерская скорость: 560 км/ч
- Практическая дальность: 865 км
- Практический потолок: 11 100 м
- Длина разбега: 1 144 м
Вооружение
- Стрелково-пушечное: для стрельбы вперёд — НС-23 (боезапас 150 снарядов); для обстрела верхней полусферы — спаренные Б-20Э (общий боезапас 800 снарядов); кормовая установка Ил-КУ-3 с одной пушкой НС-23 (боезапас 225 снарядов)
- Бомбы: на внутренней подвеске: нормальная — 2000 кг, максимальная — 3000 кг
</ul>
См. также
Напишите отзыв о статье "Ил-22"
Примечания
- ↑ 1 2 Ил-22 в [www.arms.ru/air/il22.htm Энциклопедии вооружений]
- ↑ Авиация и космонавтика № 2006/01. Владимир Проклов, статья «Бомбардировщик Су-10»
Ссылки
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Ил-22
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.
– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
