Имамат Оман

Имамат Оман (также известно название Oman Proper (англ., буквально — «Настоящий Оман», «собственно Оман», общепринятого русского аналога нет); ар. عُمان الوسطى‎ ʿUmān al-Wusṭā) — историческая область в Омане и государство, существовавшее с давних времён до (с перерывами) 1957 года. Территория государства охватывала «внутренние» земли юго-востока Аравийского полуострова, вдали от Маската, за горной системой Джабаль аль-Ахдар, столицей был город Назва, центр современной минтаки Омана Эд-Дахилия. Наряду с Маскатом и Дофаром эта область была частью Оманской империи, а затем — британским протекторатом. После дворцового переворота 1970 года термин «Оман» употребляется исключительно по отношению ко всему современному государству, находящемуся во власти султана Маската, за исключением эксклавов Мусандам и Мадха.

Предыстория

Территорией «настоящего Омана» управляли имамы-ибадиты, которые нередко осуществляли в регионе как светскую, так и духовную власть. Их власть продолжалась около тысячи лет, будучи основанной на законах шариата; это был единственный регион, где правили именно ибадиты, а не сунниты или шииты. Иногда войска имамов Омана устанавливали контроль над соседними территориями, находясь в постоянной конфронтации с султанами Маската. В конце XIX века над имаматом Оман, как и над султанатом Маскат, был установлен британский протекторат, причём имамат формально занимал подчинённое отношение к султанату, но власть англичан и султана на территорию имамата почти не распространялась.

1911—1920

В 1911 году Салим ибн Рашид аль-Каруси поднял восстание при поддержке племён области «настоящего Омана» против султана Маската и был провозглашен имамом Омана 24 мая 1913 года. Это событие привело к началу войны, которая длилась с 1913 по 1920 год. При посредничестве Британии в 1920 году был подписан Себский договор, которые закреплял создание автономного (а по сути — независимого) государства-имамата на территории «настоящего Омана», но и это не решило проблемы, поскольку он не признавал верховной власти султана и совместного управления территориями, а имам на деле являлся единственным источником власти в своей столице Назве и полностью самостоятельно управлял внутренними территориями. Салим скончался 23 июля 1920 года, его преемником стал имам Абу Абдаллах Мухаммад ибн Абд Аллах аль-Халили аль-Каруси.

1920—1955

С 1920 года имам перестал платить налоги Маскату и не принимал его должностных лиц, а также ввёл в обращение собственные паспорта, которые печатали в Неджде (будущая основная часть Саудовской Аравии). Имамат даже получил членство в Лиге арабских государств после её создания в 1945 году. После смерти имама в мае 1954 года султан Саид ибн Теймур пытался расширить свою власть в регионе (что было во многом связано с обнаружением нефти в этом регионе), и новый имам, Али ибн Галиб аль-Хинави, начавший править 3 мая, был вынужден сражаться против армии султана. Султану помогали британцы, вследствие чего армия имама была разгромлена; Себский договор был признан недействительным, как и власть имама. 17 декабря 1955 года имам отправился в изгнание в Саудовскую Аравию.

Война 1957 года

Имам Али ибн Галиб и его брат Талих ибн Али, который вырос в окружении племён, лояльных к имамату Оман, вернулись из Саудовской Аравии в июле 1957 года. Большинство местных шейхов поддержали их. Имам получил поддержку консервативных арабских стран, и султан Маската попросил британского военного вмешательства, что было дипломатически сложно осуществить. Но Британия в конце концов всё же послала на помощь султану войска и самолёты. Назва капитулировала 11 августа после тяжёлой бомбардировки британской авиацией. Моторизованные отряды генерала Робертсона вошли в город без сопротивления, а имам бежал в горы. Тем не менее, местное население оказывало яростное сопротивление британцам и солдатам султана. Сухопутные войска султана сумели захватить все крепости имамата к августу, в то время как британцы начали вывод своих войск 16 августа. 19 августа в Маскат прибыл английский резидент в Персидском заливе, сэр Бернард Берроуз, для наблюдения за заключительным этапом вывода войск. Чтобы предотвратить возобновление войны, на территории остались пять британских танковых экипажей, финансированием которых занималась Великобритания. В конце 1957 года имам был окончательно выслан в Саудовскую Аравию, где находился в городе Даммам и откуда продолжал руководить действиями не сложивших оружие повстанцев.

12 августа Политический комитет Лиги арабских государств представил заявление в Совет Безопасности в ООН, в котором на экстренном заседании осудил действия Великобритании как вопиющую агрессию против территориальной целостности, независимости и суверенитета государства Оман, однако включение в повестку дня не получило необходимого количества голосов.

В марте 1958 года последователи имама атаковали Назву. Войска султана под командованием британских офицеров были атакованы вооружёнными отрядами с автоматами, которые впервые использовались повстанцами; скорее всего, они были получены ими в Йемене. Изолированные группы сторонников имама продолжали борьбу в течение ещё нескольких лет, но в основном были разгромлены в 1959 году. Имам скончался в 2009 году.

Флаг, герб, марки

Изначально флаг имамата был белым, но его ранних вариаций не сохранилось. Известный сейчас флаг — красный меч на белом полотнище — появился только в 1971 году.

Герб представлял собой два скрещенных флага, две сабли с каждой стороны и полумесяц со звездой в верхней части.

После свержения имам выпускал собственные почтовые марки, в которых государство называлось «Государство Оман» (ар. دولة عُمان Dawlat ʿUmān).

См. также

• Владения Маската и Омана

Отрывок, характеризующий Имамат Оман

– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.